Так все и получилось. Его неожиданное появление вызвало эффект разорвавшегося снаряда.
— Откуда ты явился? — удивленно спросил начальник МУРа. — Мы тебя почти похоронили.
— Что у вас произошло? — спросил Звягинцев, проходя в комнату и закрывая за собой дверь.
— Убит Дятлов, — коротко сообщил Хонинов. Звягинцев оглядел офицеров.
Тяжело сел. Остальные остались стоять.
— Как это произошло? — спросил он.
— Его нашли в туалете, — пояснил Краюхин, — кто-то задушил его леской.
— Его убил кто-то из нас, — мрачно сообщил Хонинов.
— Опять ты, Сергей, чепуху мелешь, — разозлился Краюхин. — При чем тут вы?
Звягинцев смотрел на своих офицеров. Махнул рукой:
— Садитесь и расскажите мне все, что было. Давайте разберемся с Дятловым, — мрачно попросил Звягинцев, — кто его мог убить?
— Как вы приказали, мы все время были вместе, — пояснил Хонинов, — но потом нас вызвал Панкратов, узнавший об убийстве Иона. А Дятлова мы оставили на телефонах.
— Одного? — хмуро спросил Звягинцев. Хонинов опустил голову:
— Одного, кивнул он.
— Дальше, — в голосе Звягинцева был непривычный металл.
Мы предполагаем, что в это время Шувалов позвонил своему товарищу Леониду Свиридову. И тот пришел к нам, чтобы рассказать обо всем Дятлову. Потом я по приказу генерала Панкратова уехал в морг для опознания погибших. А Дятлов, видимо, рассказал кому-то из наших офицеров о случившемся.
Хонинов замолчал.
— Все? — железным голосом спросил Звягинцев.
— Нет, не все. Свиридов, очевидно, поехал на встречу с Шуваловым. Он был застрелен у Рижского вокзала, а человек, который с ним был, сумел сбежать.
При этом они застрелили одного из нападавших, но труп нигде найти не удалось.
Видимо, нападавшие забрали его с собой. А Дятлов был найден убитым в туалете.
Его убили и бросили там.
Звягинцев почувствовал, как дрожат мускулы лица.
— Кто его там обнаружил? — выдохнул он.
— Я, — сказал Хонинов, — когда вернулся в управление.
Звягинцев привстал и, схватив капитана за воротник, смотрел ему в глаза целую минуту. Вдруг покачнулся и снова опустился на стул. Краюхин покачал головой.
— Тебе в больницу нужно, — сказал он, вставая, — вы разберитесь тут, а я пока пошлю машину к этой журналистке. Кто разрешил ее участие в вашей операции?
— Полковник Горохов передал нам разрешение министерства, — сказал, морщась от боли, Звягинцев, — но все правильно. Ее нужно обязательно проверить.
Если убирают наших офицеров, то могут убрать и ее.
— Сейчас я приду, — кивнул Краюхин. — В коридоре мои люди. Я надеюсь, ничего не случится, пока я дойду до кабинета. Ну и времена настали, приходится охранять собственных сотрудников. — Он вышел, и Звягинцев тяжело повернулся на стуле.
— Вам плохо? — спросил Хонинов. — Болит рана?
— Да. Только не рана, а сердце. И голова раскалывается. Лучше бы меня утром взорвали вместо Зуева. Я бы сейчас не сидел здесь как памятник. Раз не сумел защитить своих ребят, то какой я командир? — Он мотнул головой. Потом сказал:
— Кто проводит расследование?
— Сам Краюхин. Он нас сейчас допрашивал по одному. Все записал на магнитофон.
— Где запись?
— Вот здесь.
— Хорошо. Я потом прослушаю. Теперь слушайте меня. Шурыгин участвовал во взрыве на Усачева. Они увезли Метелину за несколько минут до появления там Зуева. А потом устроили взрыв. Запомните фамилию, ребята. Их послал туда полковник Барков из ФСБ.
Звягинцев был слишком утомлен, слишком расстроен. И поэтому не увидел, как что-то изменилось во взгляде одного из слушающих его офицеров. Но когда Звягинцев снова поднял глаза, все было как обычно: на него смотрели четыре пары обычных глаз.
— Горохов ни в чем не виноват, — устало добавил Звягинцев, — его специально подставили, как и нашу группу. Запомните это, ребята. Его подставили вместе с нами.
— Но фотография была смонтирована, — напомнил Аракелов, — а он сказал, что это настоящая.
— Так было нужно, — пояснил Звягинцев, — он хотел вывести из-под удара нашу группу.
— Что будем делать, командир? — спросил Хонинов.
— Искать Баркова. Но с этой минуты никто не должен отлучаться. Ни на одну минуту. В туалет будем ходить парами. Я не хочу никого подозревать, я слишком для этого устал. Но и подставлять больше никого не хочу. Я ясно выразился? — Четыре пары глаз: от черных Аракелова до темно-коричневых Маслакова, от карих Бессонова до светло-голубых Хонинова. Кто из них мог оказаться информатором? От этой мысли болела голова. Он мотнул головой, отгоняя от себя дурные мысли.
— Нужно будет найти Шувалова, — сказал он, — всем помнить, что нам объявлена война. И вести себя нужно как на войне.
Вошел Краюхин, жестом показавший, чтобы Звягинцев не вставал. Сел рядом с ним.
— Может, ты мне объяснишь, что происходит?
— Нас подставили, — снова повторил Звягинцев, — взрыв на Усачева был организован сотрудниками ФСБ. В его подготовке принимал участие майор Шурыгин.
Он действовал по приказу полковника Баркова. Вот это все, что я могу сказать.
Когда мы пытались найти Метелину, нас ждала засада. Шурыгин и Петрашку были убиты. Я был ранен.
— Кто еще знает о случившемся? — глухо спросил начальник МУРа.
— Больше никто. Никто, кроме Шувалова, если, конечно, он еще жив.
Краюхин посмотрел на Звягинцева.
— Почему весь день вчера мне ничего не говорил? Не доверял?
Звягинцев кивнул:
— Я же не знал, кто в нашем ведомстве работает на них. Это была продуманная провокация. В нее втянули сотрудников аппарата Кабинета Министров.
Скрибенко, видимо, просто использовали, а Липатов, наверно, был в чем-то замешан и что-то знал. Вот его и убрали. Там еще подставили Горохова, а я не знал, кто это мог сделать.
— Думал, я? — горько спросил начальник МУРа.
— Честно говоря, да. Краюхин покачал головой.
— Чем выше по служебной лестнице поднимаешься, тем с большим количеством дерьма сталкиваешься. Честное слово, когда обычным лейтенантиком был, инспектором, то с нормальными людьми общался. Были и воры, и убийцы. Но в общем нормальные блатные. А теперь… — он махнул рукой. — Говорят, что я первый полковник, который занял это место. Здесь ведь только генералы сидели.
Наши уже шутят, что я так полковником и останусь. А я и не жалею. Зато человеком остался. Плохо ты о милиции думал, Михалыч, мы оказались порядочнее этих кагэбэшников.
— Не все, — возразил Звягинцев, — там тоже порядочных много. А у нас…
— Он наклонился и тихо спросил:
— Хочешь, я скажу, кто на них работает? Кто Горохову приказал журналистку с собой взять? — Он наклонился еще ниже и прошептал фамилию. Начальник МУРа изумленно посмотрел на него.
— Я удивляюсь, — искренне сказал он, — что вы еще не все погибли. — В этот момент в комнату ворвался один из его сотрудников.
— Товарищ полковник, срочное сообщение. В квартире Людмилы Кривун найдено два трупа.
— А сама журналистка? — вскочил Краюхин.
— Ее там нет, — виновато сказал офицер. Краюхин посмотрел на Звягинцева. Тот пожал плечами.
— В этом деле столько загадочного, что я ничему уже не удивляюсь, — признался подполковник.
— Чьи трупы? — нахмурился Краюхин.
— Видны следы борьбы. Они явно с кем-то дрались. Видимо, с женщиной.
Обнаружен женский халат весь в крови.
— С ума сошли совсем? — рявкнул Краюхин. — Хотите сказать, что она одна двух мужиков убила и ушла?
— Соседи говорят, что она жила одна, товарищ полковник, — тихо сказал сотрудник.
— В жизни не поверю. К ней профессиональных убийц послали. А тут какая-то баба справилась сразу с двумя убийцами. Проверьте все еще раз. Может, ее труп где-то спрятали.
— А может, ей помогли? — предположил Звягинцев.
— Кто помог?
— Говорят, есть еще добрые люди на свете, — усмехнулся Звягинцев.
В этот момент из коридора раздался крик:
— Убили, убили!
В комнату вбежал кто-то из офицеров:
— Убит полковник Горохов. В него только что стреляли на проходной.
— Добрые люди, — прохрипел Краюхин и, несмотря на свою тучность, первым выскочил в коридор.
Глава 34
Вы никогда не занимались любовью в поезде? Или на пароходе? По-моему, это самое интересное, что может быть. Замкнутое пространство, мужчина и женщина, узкие кровати, скудная обстановка, полная отстраненность, когда вам никто не мешает. Честное слово, это не так уж плохо. Особенно, если женщина вам нравится.
Честно говоря, когда вчера ночью я ее увидел первый раз, то она мне не понравилась. Я вообще не люблю колючих и ершистых баб. Но почему-то все эти качества, соединенные в Людмиле, мне понравились. Может, потому так сложился этот трудный день.
