Взглянув на часы, она убедилась, что хотя время уже было позднее – стрелки близились к десяти, – звонок Ирине был еще возможен. Та была полуночницей.
Женщина, услышав ее, даже не удивилась.
– А я чувствовала почему-то, что вы еще позвоните, Александра! – призналась владелица салона. – Странно, все думаю, Ялинского вспоминаю, хотя знала его совсем мало. Что-то еще?
– Да, если вы будете так любезны… – от волнения Александра слегка задыхалась. Раскрыв потрепанную записную книжку, она вгляделась при свете тусклой лампочки в последнюю запись. – Опять у меня ребус, но первый-то вы разгадали! Второй, надеюсь, будет проще… Есть у вас в Питере такой человек… В его имени я не уверена, мне он назвался Павлом, но…
– «Но», понятно! – шутливо ответила Ирина, с полуслова уловившая суть. – У меня тоже в жизни то и дело попадаются всякие «но». Надеюсь, вы сможете еще что-нибудь о нем сообщить, потому что этого маловато…
– Да, разумеется! Он тоже торгует антиквариатом, не знаю, насколько серьезно… Во всяком случае, он собиратель. Знаю точный адрес. Пятая линия Васильевского острова…
Александра назвала номер дома, квартиры и на всякий случай уточнила:
– Это в последнем дворе, в третьем. А слева от входа в первую подворотню находится магазинчик индийских специй. Крошечный совсем.
В трубке установилось глубокое молчание. У художницы было такое ощущение, что связь внезапно оборвалась. Она осторожно спросила:
– Вы слушаете меня, Ира?
– Да… – протяжно ответила та. – Просто пытаюсь понять, что все это значит. Вы сейчас мне назвали адрес, где жил Ялинский. Там, на той самой квартире, он и застрелился… Или его застрелили, теперь разное говорят. Я там сама никогда не бывала, но как-то отсылала курьера с кучей книг, которые ему через меня передали из-за границы. Адрес – вот, я на него смотрю.
– Вы… убеждены? – тихо выговорила Александра. Она тоже не сводила взгляда с адреса, написанного ее собственным почерком. Внезапно эти две короткие строчки показались ей призрачными.
– Да как вы можете сомневаться?! – воскликнула Ирина. – Скажите лучше, по поводу чего вы с ним контактировали?! Мне интересно, почему он вдруг вздумал назваться вам другим именем… Теперь я понимаю, почему у вас возникла такая путаница с именами!
– Я контактировала с ним в среду… – еле шевельнув губами, ответила художница.
– Там?! На той квартире?!
– Да… в рабочем кабинете…
– Там его и застрелили… – Ирина вдруг заговорила очень тихо, словно опасаясь, что ее услышат. – Поймите, он погиб еще в марте! В той квартире с тех пор никто не живет! Я после вашего звонка позвонила кое-кому, навела справки. У меня все это из головы не выходило. Оказывается, вдова куда-то уехала, продала за полцены все коллекции, и ее уже два месяца нет в Питере.
– Со мной говорила не вдова, повторяю, а мужчина, лет сорока пяти…
– Который называл себя Павлом?! Или все-таки Игорем?! Вы меня окончательно запутали!
– Он мог представиться и так, и этак, – ответила Александра. – Насколько я знаю.
– Как он выглядел? – теперь собеседница шептала.
И Александра, вновь вызвав в памяти внешность заказчика, ответила так же, чуть слышно:
– Как призрак.
«И, – добавила она про себя, нажимая кнопку отбоя, едва попрощавшись с ошеломленной владелицей салона, – он был так любезен, что оказал мне доверие и пригласил поохотиться на пропавшего единорога!»
Глава 11
Она вновь видела себя в том кабинете, где принял ее человек, говоривший о гобеленах в провинциальном музее. Видела его, стоявшим спиной к окну, против света, и так неяркого, слышала его спокойный, бархатный, почти актерский голос с красивыми, просчитанными модуляциями. «Разумеется, он все отрепетировал. В его речи не было случайностей!» В этом человеке была загадка, которую она сразу ощутила, но он был несомненной реальностью. В отличие от кабинета.
Александра вспомнила совершенно пустой рабочий стол, за который Павел ни разу не присел. Толстый слой пыли на столешнице, который бросился ей в глаза, и такой же слой – на всей мебели. Воздух в давно не проветриваемой квартире был влажным, с подвальным душком, нежилым. «Человеческое дыхание преображает воздух, без него он теряет теплоту, одушевленность. В квартире никто не жил уже несколько месяцев. Это очевидно! И он нервничал… Когда голубь вдруг сел на подоконник, Павла словно током ударило. Он как будто слышал совсем другие звуки, их эхо… В этом кабинете убивали Ялинского, из его собственного пистолета, в упор. Где его вдова?! Кто имел доступ в квартиру?!»
Словно очень издалека, Александра услышала звук выстрела, прозвучавшего в этом кабинете в конце марта. Он слился с другим, похожим.
– А я гадала, почему он вдруг стал меня отговаривать идти по следу Зворунской! – с иронией произнесла женщина. – Конечно, какой ему интерес в том, чтобы я нашла его сообщницу! Ведь она бы его выдала!
Взяв телефон и распечатанную статью, она погасила свет, вышла из комнаты и, постучавшись, вошла к Анеле. Девушка, целиком поглощенная общением в чате, едва повернула голову:
– Вам что-нибудь нужно?
– Да, мне нужно, чтобы ты прямо сейчас собралась и поехала со мной в Минск. Мы еще успеем на поезд, – решительно произнесла Александра.
– Ка-ак… – протянула изумленная девушка, вставая со стула и широко распахивая глаза. – Вы едете сейчас?! А я с вами?!
– Ты поедешь со мной, и немедленно, потому что я тебя тут этой ночью не оставлю, – все так же резко заявила Александра. – Получше задерни штору. И погаси верхний свет. За нами с улицы могут следить.
Анеля испугалась. Уже не задавая вопросов, только умоляюще глядя на гостью, она исполнила все ее указания и замерла посреди комнаты, изредка с опаской оглядываясь на окно.
– Ты помнишь, что на Первомайской стреляли в женщину? – спросила Александра. Получив в ответ кивок, она продолжала: – Стреляли не в нее. Стреляли в меня. И ревность тут совершенно ни при чем.
– В вас?! – прошептала Анеля. – А почему?!
– Я, видно, узнала кое-что, чего не должна была узнать. А тот, кто стрелял, уже убил одного человека. Да не трясись ты так, не здесь, в Питере! Слушай меня внимательно и отвечай. У тебя есть фотография Наташи?
– Н-нет… – еле вымолвила Анеля.
– Так, а в социальных сетях ты мне можешь найти ее фото?
– Ее там нет! – сглотнув, пояснила девушка. – Когда она тут поселилась, я спросила ее, где она есть, чтобы мы друг друга добавили в друзья. Веселее же! А она ответила, что такой ерундой не занимается. Она была, не как все, я вам говорила…
И вдруг, окончательно потеряв голос, почти одними губами, Анеля спросила:
– Так это вы про нее? Это она?
– Я думаю, что стреляла она. Какая она из себя? Блондинка? Среднего роста? Лицо круглое?
Анеля только кивала после каждого вопроса, было видно, что девушка перепугалась насмерть и уже ничего не понимает. Александра поняла, что пугать ее дальше нельзя. «Или она не сможет идти и упадет, чего доброго, в обморок! Оставить ее тут? Безумие. Она может погибнуть ни за что, как могла погибнуть я! У Татьяны она будет в полной безопасности, уж в этом я убеждена!»
– Да не стой, собирайся! – приказала она девушке. – Возьми самое важное – деньги, документы, ценности, если есть. Немного белья. Остальное тебе даст моя подруга в Минске.
– А… мама?!
– Маме я завтра позвоню и все сама объясню! – непреклонно отрезала Александра. – Она мне еще спасибо скажет, увидишь.
Этот последний аргумент словно стронул оцепеневшую от ужаса девушку с места. Анеля заметалась, бестолково выдвигая ящики, хватая то одну вещь, то другую и тут же бросая обратно. Александра следила за ней, одновременно прислушиваясь. В конце слабо освещенного коридора, не то у входной двери, не то сразу за ней, поскрипывали доски в полу, но это явно был тот эффект, о котором говорила ей Анеля – старый барак распадался заживо, «гулял», гвозди выходили из пазов. Женщина взглянула на часы.
«К счастью, на поезд мы успеем, иначе не знаю, куда бежать… Разве что прямиком в полицию? А что я скажу? Что боюсь? Стреляли-то фактически не в меня. О Павле я ничего, оказывается, не знаю, да и о девице не больше. Эти двое здесь, уж в том, что Зворунская вернулась, я убеждена. Заведующей показалось, что она встретила ее на улице. И девица, которая стреляла в Татьяну, совпадает по приметам. Она решила, что это я! Знала от Павла, что я буду работать в музее, и шаталась вокруг да около, караулила, когда выйдет женщина с художественными принадлежностями. Не так много там художниц работает, да она наверняка всех местных в лицо знает. Проводила… И пальнула в голову! Такой безумный поступок – признак отчаяния, а значит, она и дальше пойдет на все! Я что-то узнала про нее, именно про нее, потому что шла по ее следам. Но я пока не понимаю, что! А озиралась Зворунская, «как приезжая», не потому, что не знала местности, а потому, что боялась – ее кто-то узнает! Узнать, что я работаю в музее, она могла только от одного человека на свете: от самого Павла. Но моей внешности он, видно, ей не описал, иначе она не спутала бы высокую длинноволосую блондинку Таню с маленькой, коротко остриженной шатенкой, со мной… Что ж, это немного утешает. По крайней мере, меня хочет пристрелить всего один человек, не два!»
