оказывают им поддержку, больше подвергаются риску выработать игровую зависимость» [Hardoon et al. 2002: 61].
Как правило, в первые годы жизни между ребенком и родителями формируются прочные и стабильные эмоциональные связи, необходимые ребенку для эмоционального развития. Это называется процессом формирования привязанности. Согласно теории социального контроля, привязанность и доверие к семье, а также вовлеченность в ее дела коррелируются с более низким риском развития игровой зависимости. С точки зрения социального развития семья является базовой системой: она служит одновременно источником риска для развития девиантного поведения (такого как игра) и защиты от него [Kalischuk et al. 2006]. В рамках этой модели такие факторы, как привязанность к родителям, выполняют роль защиты. Однако для формирования привязанности родители должны играть важную роль в жизни ребенка, но, к сожалению, многие наши респонденты оказались этого лишены. Для детей патологического игрока, например, нехватка родительского внимания сама по себе является формой стресса. Как следствие, ребенок подвергается риску тоже стать патологическим игроком. Мы уже упоминали, что нехватка родительского контроля и необходимой дисциплины статистически коррелирует с развитием игромании у молодежи [Vachon et al. 2004].
Иногда родители отсутствуют в жизни ребенка, потому что им приходится много работать. В других случаях причиной служит зависимость. Зачастую эти факторы дополняют друг друга: один родитель проигрывает семейные деньги, а другой вынужден брать сверхурочные, чтобы вывести семью из финансового кризиса, и тоже сталкивается со стрессом. В результате оба родителя постоянно находятся далеко от ребенка и не могут предоставить ему достаточно внимания, необходимого для здорового психоэмоционального развития.
В случае если один из родителей нашего респондента был игроманом, такой родитель редко бывал дома, поскольку вся его жизнь состояла в чередовании работы и игры. Филип Дарбишир, Кэндис Остер и Хелен Кэрриг описывают чувство «вездесущей утраты», которое испытывают дети патологических игроков. Это «утрата родителя-игромана, как в физическом, так и в экзистенциальном смысле, утрата отношений с дальними родственниками, утрата безопасности и доверия, а также вполне материальная утрата денег» [Darbyshire et al. 2001: 32]. Страсть к игре не оставляет таким родителям времени на семью. Кроме того, их дети принимают определенные виды патологического поведения (игромания, пренебрежение, эгоизм) за норму и в дальнейшем сами их используют.
Дети, столкнувшиеся с пренебрежением со стороны родителей, часто чувствуют себя ненужными, нежеланными и не заслуживающими любви. Поэтому пренебрежение в целом вызывает у ребенка те же негативные последствия, что и насилие: и то и другое является типом жестокого обращения, но пренебрежение встречается чаще [Hooper 2007]. Ребенок, которым пренебрегают, тоже чувствует себя недостаточно ценным по сравнению с азартными играми (или другими аддиктивными привычками родителя). В результате у него формируется чувство собственной ненужности и ничтожности, которое не только отражается на отношениях с родителями, но и мешает в дальнейшем заводить стабильные отношения с другими людьми.
Поскольку родитель-игроман постоянно отсутствует, ребенок чувствует себя одиноким и постоянно страдает от стресса. Джон, один из наших респондентов, вспоминает: «Я не помню, чтобы мы что-то делали вместе – наверное, это можно считать провалом в плане моего воспитания». Когда такие дети вырастают, они стараются отвлечься от чувства одиночества и тревожности, и некоторые из них обращаются к тем же типам занятий, которым предавались их родители в ущерб времени с семьей, – то есть к алкоголю и азартным играм.
Как ни странно, но в детстве такие дети часто не видят в своих отношениях с родителями ничего особенного. Они привыкают, что родителей постоянно нет дома. Многие участники исследования признаются, что в детстве даже не знали, что может быть иначе. Ноэль, например, даже не подозревал, как постоянное отсутствие отца скажется на его взрослой жизни. В интервью он поясняет:
[Мой отец был] прорабом на стройке, и после [работы] он часто отправлялся на скачки или в трейлерный парк, и он там пил и играл, а дома мы его никогда не видели, только разве что на выходных или утром в субботу. Я понятия не имел, когда его ждать домой: может быть, в час или два часа ночи, и потом он просыпался в шесть и отправлялся на работу. Так что я его почти не видел. Но такова жизнь.
Очевидно, Ноэль научился не задавать вопросов и быстро привык, что отца нет дома. Если бы у него были дети, цикл родительского пренебрежения мог повториться. Вероятно, он даже не осознает, насколько вредно для ребенка отсутствие родителя.
Джексон тоже столкнулся с похожей ситуацией. Его отец тоже был игроком и проводил больше времени за игрой, чем дома с детьми. Джексон вспоминает своего отца:
Он возвращался домой поздно ночью, в четыре или пять часов утра, потом спал и вставал на следующее утро. А потом снова отправлялся играть. Иногда он ходил на работу – если мать его заставляла. Но если работы не было, то он шел к одному приятелю, потом к другому и, разумеется, шел играть.
Эван говорит о постоянных отлучках отца как о чем-то обычном: «Когда я жил с ним, он <…> уходил из дома примерно в шесть <…>, заканчивал работать в шесть, но потом шел играть в подпольные казино часов с семи до десяти. Потом возвращался домой примерно в одиннадцать и ложился спать». У Джексона и Эвана формально были отцы, однако их присутствие в жизни сыновей никак не проявлялось.
Многие респонденты азиатского происхождения рассказывают, что в детстве родители оставляли их без присмотра: такая практика считается приемлемой в их родной культуре, однако в Канаде это запрещено законом. Например, некоторые респонденты родом из Китая сообщают, что там родителям разрешается оставить маленького ребенка дома одного. После переезда в Канаду некоторые родители продолжали делать то же самое, не задумываясь, насколько это одобряется законом (и культурой) их новой страны. Но когда ребенок выяснял, что в Канаде так поступать нельзя, он начинал чувствовать себя отличающимся от своих одноклассников. Возникало ощущение одиночества и брошенности, которое преследовало его не только в детстве, но и во взрослом возрасте. Для таких респондентов игра стала способом заполнить пустоту внутри.
Уже отмечалось, что некоторые дети, столкнувшиеся с нехваткой родительского внимания, во взрослом возрасте поступают так же, как их родители, и тоже не проводят достаточно времени с семьей. Из числа наших респондентов, у которых есть дети, больше половины признавались, что они пренебрегали их воспитанием ради игры. Так, Элейн признается, что она бросала своих детей, чтобы играть, потому что ее меньше волновало их благополучие. «Из-за игры я была раздражительной, эгоистичной и не интересовалась своими детьми.
