Люди не являются злом; по существу, они очень глупы. Задача человека, находящегося выше их, обучить нескольких учеников, таким образом, мудрость будет распространяться в геометрической прогрессии… Высший человек обречен оставаться в одиночестве и жить в крошечном оазисе среди своих учеников…
Любая политическая доктрина основывается на экономических концепциях, добре, зле и прочем… Демократия — это не что иное, как форма тирании, осуществляемая большинством над меньшинством. В демократической и республиканской Италии большинство подавляет и угнетает «фашистское» меньшинство — чаще не за реальные, уголовно наказуемые преступления, а из-за того, что оно [большинство] считает незаконным подобный образ мыслей…
Третий Рейх был демократией, где большинство не только решило тиранствовать над евреями и несколькими тысячами большевиков, но также пойти и захватить другие страны, находящиеся вне политических границ Германии…
Они говорили об эстетике телосложения, а также о силе и физической выносливости, олюбви, преданности, бесстрашии, семье, стране… То, что делает Третий Рейх достойным воспоминания, — это всеобъемлющее применение новой морали…
Нам, высшим людям, никто не кажется сумасшедшим или преступником. Они кажутся лишь немного другими, отличающимися от нас… Воину необходимо уметь любить, потому что это было бы неправильно, будь в его сердце только ненависть… Я сражаюсь с «красными», потому что считаю их крайне тупыми. Иногда я ненавижу их, но это происходит только в случаях, когда они поступают малодушно и трусливо.
Возможно, когда-нибудь я прекращу сражаться, буду работать, как все, и стану нормальным… Когда-нибудь воин откажется от войны, но останется готов в случае необходимости снова взяться за оружие. Я уйду на покой только тогда, когда победитель сделает свой выбор между диктатом и демократией. Это будет длительная война, которая практически полностью истощит меня…
Если мне суждено погибнуть в бою, то это будет моим величайшим торжеством в жизни. Никаких слез и священников. Только песни и танцы. И никто не будет говорить обо мне как о невинной жертве. Вы, скорее всего, скажете, что я был не сумасшедшим, а сыном новой морали, погубившей многих во время своего становления.
Я хочу исчезнуть после своей смерти. Я не хочу лежать и гнить в гробу. Я хочу распасться на элементы подобно тому, как индейцы уничтожают своих мертвых.
В заключение я хочу дать совет: избавьтесь от своих комплексов и заново почувствуйте вкус повиновения лишь своим инстинктам и страстям…
Фриули, 27 мая — 3 июня 1978 года
Майкл А. Хоффман II
КОЗЕЛ ОТПУЩЕНИЯ
ТЕД КАЧИНСКИЙ, РИТУАЛЬНОЕ УБИЙСТВО И ПРИЗЫВАНИЕ КАТАСТРОФЫМистер Качинский… полагает, что все аспекты его существования контролируются некой всемогущей организацией, которой он абсолютно бессилен противостоять.
New York Times, 14 ноября 1997 года
Тед Качинский — очередной «псих-одиночка», которого признали виновным в громких преступлениях практически без суда и серьезного расследования.
В день его ареста в Boston Globe появилась статья, излагающая позицию властей и предлагающая читателям рассматривать подозреваемого как «параноика-неудачника», работавшего в одиночку, без сообщников, и, несомненно, виновного в том, в чем его обвиняют.
Похожая стратегия ранее уже использовалась в делах Джеймса Эрла Рэя, «Сына Сэма» Дэвида Берковица и многих других козлов отпущения.
Как и Джону Готти, Качинскому было отказано в адвокате. Точно так же, как случалось раньше в Вако и Оклахоме, дом, в котором жил обвиняемый (в данном случае — хижина Качинского), было вывезено федеральными агентами в неизвестном направлении с целью воспрепятствовать любому независимому расследованию.
Как и в истории с Тимоти МакВеем, слова, которыми Качин-ский отреагировал на приговор (хотя в этот момент к нему было приковано внимание мировых средств массовой информации), были лаконичны и мало повлияли на общественное мнение.
В случае с Качинским это было особенно странно, потому что, согласно гипотезе ФБР об «Унабоме»,[37] здесь действовал серийный убийца, жаждущий известности и славы. И вот, когда внимание мировых СМИ приковано к нему, и ему дается время, чтобы рассказать поподробнее о своих мотивах и идеологии, Качинский заявляет, что его взгляды были представлены в ложном свете, и что сейчас он не будет ничего говорить, а расскажет все позднее.
Но, вероятно, после 4 мая 1998 года в Сакраменто у Качинского уже никогда не будет возможности привлечь внимание мировой прессы.
Конечно, масс-медиа, будучи официальными проводниками идей ФБР, не обратили вниманию на эту и многие другие неувязки в деле Качинского. С первого дня, когда математика арестовали, они писали о деле «Унабома» с точки зрения ФБР и пересказывали исключительно официальную точку зрения.
И даже местная пресса в Хелене и Грейт-Фоллсе, штат Монтана, не решилась предпринять независимого от федеральных властей расследования событий. Так, с самого начала, это дело в отделах новостей проходило под знаком ФБР.
КАК ЕГО ПОДСТАВИЛИПочему же ФБР позволили «изучать» хижину Качинского неделями без присутствия представителей местной власти в качестве свидетелей? В таких благоприятных условиях возможностей для подбрасывания улик и подделки документов у федеральных агентов было множество.
В местной прессе проскользнула статья, что шериф Чак О’Рейли был возмущен тем, что ФБР не поставило его в известность о своих действиях на его территории, а также тем, что Качинский был арестован и увезен втихую, без свидетелей.
Подходы к хижине Качинского охраняли агенты ФБР, одетые в полувоенную форму. И никто, кроме федеральных агентов, не имел доступа к «горе улик», которые, как говорилось позже, обнаружили в хижине. Associated Press передавало, цитируя заявления ФБР, что из того маленького строения вывезли «целые грузовики улик», и что «все улики были переправлены в лабораторию ФБР в Куантико, штат Вирджиния».
Это была та самая лаборатория ФБР, о которой рассказывал выдающийся химик, криминалист и специальный агент доктор Фредерик Вайтхёрст, — лаборатория, где улики попросту «фабриковались» или же им там «придавали нужные оттенки».
В деле Качинского все «улики» были представлены ФБР, и кроме фэбээровцев, их никто не видел. Только со слов ФБР известно, что были найдены бомбы, детали взрывных устройств, три пишущие машинки, химическое оборудование, множество различных инструментов и копия манифеста «Унабома». Никаких подтверждений всем этим заявлениям со стороны независимых свидетелей не было.
Каким образом ФБР спустя всего два дня после ареста Качинского установило, что на одной из мнимых пишущих машинок «кажется» был напечатан манифест «Унабома»? То, что ФБР сумело так быстро исследовать механизм пишущей машинки (что на самом деле требует кропотливой научной работы), может свидетельствовать лишь о том, что на самом деле никакого расследования не велось, — ФБР и так все было ясно заранее.
Сосед Качинского, Джин Юдериан, сообщал, что ничего особенного, когда он заходил в гости к Теду, не видел: «Я не заметил там ничего необычного… никаких инструментов…»
Кстати, кроме тех предметов, которые, по словам ФБР, они там обнаружили, в хижине находились еще печь, кровать-топчан, стол, кресло, одежда и 239 книг.
Все эти предметы были перевезены в лабораторию ФБР. При этом не присутствовало ни гражданских свидетелей, ни шерифа, которые могли бы засвидетельствовать, что такие предметы реально существовали и действительно были вывезены из хижины.
Застраховавшись от того, чтобы местные или любые другие независимые исследователи, заинтересовавшиеся этим вопросом, не заметили разницу между до нелепости огромным количеством вещей, которые якобы обнаружили в хижине, и ее крохотными размерами — три метра на три с половиной (или три метра на четыре, свидетели расходятся в показаниях), федеральный районный судья Чарльз Лауэлл приказал федеральным агентам запретить доступ к ней кому бы то ни было вплоть до тех пор, пока она не будет вывезена из этих мест.
В полночь 15 мая 1996 года была проведена секретная операция. Грузовик под охраной десятка агентов перевез хижину на базу ВВС в Мальмстреме, где вокруг нее было установлено круглосуточное дежурство.
Лейтенант ВВС Дэйв Хончул отказался ответить, где на базе спрятана хижина и предупредил, что «фотографировать ничего нельзя». Однако некоторые детали дела все-таки удалось обнаружить.
В конце концов, хижину (или ее подобие) перевезли на тщательно охраняемые склады в Мэзер-Филд в Сакраменто, «так как некоторые родственники жертв «Унабома» хотели ее разрушить».
