Джон Чандос отложил черный панцирь, который перед этим чистил, и обернулся к Хоксбладу, продолжавшему свою речь:
— Мы с вами одного роста, и у обоих доспехи из вороненой стали. Я возьму на себя половину ваших противников. Никто не увидит разницы.
— Не могу, — запротестовал Эдуард. Благородство не позволяло ему пойти на обман.
— Можете, если захотите, — вмешался Чандос. Все трое рассмеялись, вывод показался неожиданным
Но оруженосец сразу же нахмурился.
— Даже двенадцать человек и то непосильная нагрузка!
— Да, если выезжать на очередной поединок без передышки. Но если будем вступать в бой по очереди и отдыхать перед каждой схваткой, то, несомненно, сумеем справиться со всеми, — настаивал Кристиан.
— Джон, конечно, я смогу справиться с дюжиной, — заверил Эдуард, но тут же со смехом покачал головой.
— Нет, я не могу пойти на обман. Такое мне не по нутру. Но все-таки спасибо за великодушное предложение.
Их шатры стояли рядом, так что юный Рэндел, не найдя Хоксблада в его шатре, вместе с еще одним пажом наведался в соседний, к принцу Эдуарду.
Низко поклонившись, Рэндел объявил:
— Сир, король послал пажа с письмом для вас. — И, обратившись к Хоксбладу, добавил, — а лорд Уоррик направил меня с запиской к вам, милорд.
Мужчины забрали адресованные им послания, отпустили мальчиков и оба в один голос объявили:
— Вызов от отца!
Внезапно все переменилось: друзья пристально, оценивающе поглядели друг на друга.
— Я не задумался бы выбить его из седла, хотя он и король, но не могу же я унизить отца!
— Мне тоже мало радости заставить Уоррика есть грязь! — признался Кристиан.
— Можно поменяться отцами, — с некоторой надеждой предложил Эдуард. — В прошлом году мы сражались по трое. Но тогда турнир был не таким скромным. Мы все, Лайонел, отец и я, оказались в одной команде. Оделись казаками из Московии[38], в больших меховых шапках.
— Если вы одурачили зрителей в прошлом году, почему отвергаете наш план? — удивился Кристиан.
— Ну что же, по рукам! Но в конце турнира придется во всем признаться.
— Конечно… если ваша честь требует этого, — нерешительно согласился Кристиан.
— Джон, попросите моих оруженосцев прийти. Нужно все обдумать и обсудить.
В Виндзоре царила праздничная атмосфера. Возбуждение охватило всех. Собаки лаяли громче, дети озорничали больше, взрослые смеялись звонче и наказывали малышей реже. Виндзор напоминал огромный пчелиный улей.
Над ложами, где должны были сидеть королева Филиппа, принцесса и благородные леди, был воздвигнут широкий навес. Но, поскольку двор королевы и принцессы насчитывал около ста шестидесяти женщин, некоторым из них предстояло сидеть на солнце.
В замок то и дело прибывали гости из других королевских резиденций — Беркхемстеда, Савойского дворца, Вудстока и Хеверинга. За день до турнира жители Лондона заполнили город Виндзор, так что мест на постоялых дворах и в гостиницах не хватало и многие довольствовались ночлегом под живой изгородью или на могильной плите во дворе церкви.
Разносчики богатели, продавая десятки кружек с элем, горячий дымящийся вареный горох и теплые крестовые булочки[39]. Жонглеры, менестрели и шуты развлекали публику, надеясь получить хоть несколько фартингов[40] от зрителей с туго набитыми карманами.
Шлюх в Виндзоре было больше, чем блох на собаке, но кокетливые служанки и молочницы ни в чем им не уступали, флиртуя с каждым мужчиной, имеющим отношение к королевскому двору.
Лучи раннего утреннего солнышка терпеливо ожидали того момента, когда Адель распахнет занавеси, чтобы залить комнату ярким светом. Брайенна была взволнована вдвойне: сегодня турнир, потом обручение, а завтра… завтра она отправится с женихом в свой замок Бедфорд.
На какое-то мгновение почему-то сжалось сердце, к тому же солнце внезапно спряталось за облако. Сегодня вечером на пиру будет объявлено о помолвке, и судьба ее решится навсегда.
Девушка по-прежнему не была уверена в своих чувствах к Роберту де Бошему, но понимала, что всех невест перед свадьбой терзают те же сомнения. Нет, ей должно быть просто совестно: Роберт красив, молод, благороден, честолюбив и к тому же неравнодушен к ней. Что еще Брайенне просить у Бога? Неожиданно сам собой откуда-то явился ответ на эти тайные мысли, но она решительно выбросила все из головы и подошла к окну, чтобы еще раз вдохнуть свежий утренний воздух.
Когда Адель открыла сундук, Брайенна мельком взглянула на ярко-желтое платье, которое надевала вчера. Второй рукав будет развеваться на шлеме или копье Роберта. Но почему она снова вспомнила об алой ленте, подаренной Кристиану Хоксбладу? Повяжет он эту ленту или искусно вышитый рукав Джоан, тайком переданный ему?
Девушка попыталась отогнать непрошеную зависть. Джоан — лучшая подруга, и, если вздумала увлечься Арабским Рыцарем, какое дело до этого Брайенне?!
Почему же, почему так ноет сердце?
Адель разложила на постели новое платье из тафты аметистового цвета, и Брайенна затаила дыхание от восторга.
Тетка сшила ей модный облегающий камзол из темно-фиолетового бархата, дерзко обрисовывающий соблазнительные изгибы фигуры. Брайенна надела новый наряд и с бьющимся сердцем начала рассматривать собственное отражение в зеркале из полированного серебра. Тесный камзол без рукавов сдавливал и приподнимал груди таким образом, что белые холмики виднелись в вырезе сердечком.
Брайенна облизнула губы.
— Может, не стоит? — засомневалась она.
— Вздор! — провозгласила Адель, расправляя аметистовые рукава нижнего платья так, чтобы они ниспадали красивыми складками. — Джоан наденет такой же камзол, даже еще роскошнее. Глинис мне показывала вчера. Весь расшит серебряной нитью и бусами. Вдвоем вы наверняка затмите принцесс.
— Ну, тогда, как я могу устоять? — засмеялась Брайенна, потянувшись за плащом.
— Нет, не бери этот, мой ягненочек, у меня для тебя сюрприз. Я на днях вспомнила, что любимый плащ твоей матушки лежит в одном из сундуков, которые мы привезли из Бедфорда.
Адель протянула девушке плащ из мягкого серого бархата со светло-лиловой отделкой.
— Он под стать характеру твоей матери, Брайенна. Внешне сама сдержанность и безупречный вкус, а в душе — огонь и страсть. Как она была бы счастлива, знай, что ты надела ее плащ в день обручения!
Брайенна осторожно погладила серый бархат, от складок которого все еще исходил почти неуловимый аромат фиалок, и проглотила сжавший горло комок.
— Возьмешь его с собой, Адель? А я хочу захватить пергамент и древесный уголь, чтобы попытаться зарисовать какой-нибудь поединок.
