— Да еще в какой беде-то — упавшей скалой перешибло самую хребтину. Это, как мы и думали, не горы, а древняя богатырская застава. Он пришел сюда умирать, как и собирался. Думал заснуть спокойно и навсегда, а теперь терпит муку.
— Что мы можем для него сделать?
— То, что один воин для другого. Вот когда меня неизлечимо ранят, а я попрошу у тебя последний удар — откажешь?
Принц смешался.
— Можно было бы угостить его сон-травой, — соображал богатырь. — Но ведь ее у нас всего ничего, а ему копен десять надо, не меньше…
Святогор с хрустом поднял веки и вытолкнул из себя несколько слов, таких же тяжелых и замшелых.
Жихарь выслушал его, кивнул, взял побратима за руку и подвел к голове Святогора.
— Вот, — поклонился Жихарь и королевичу шею согнул. — Вот мой побратим, называется королевич Яр-Тур. Мы с ним на крови поклялись делить все пополам…
— Что вы собираетесь с ним делать? — шепнул Принц.
— Стой да молчи! Дедушка, ты дохни-то вполсилы, чтобы нам не перебрать, сам понимаешь.
Святогор приподнял голову над камнями, приблизил ее к самым лицам побратимов и фыркнул из ноздрей белесым паром. Запаха у пара не было.
— Дыши глубже, — велел Жихарь Принцу. Яр-Тур все еще ничего не соображал.
…Они легко взобрались наверх, так же легко наломали скал и стали сбрасывать их вниз, возводя над старым Святогором полагавшийся ему по богатырскому чину курган. Жихарь, волоча к вершине громадную глыбу, даже не запыхался.
— Он не мог умереть, не передав кому-нибудь свою силу, — объяснил Жихарь. — Не всю, конечно, иначе мы бы по горло ушли в землю. Так, а этот валунчик сюда положи. Вот и похоронили по всем правилам…
Яр-Тур никак не мог прийти в себя от внезапно обретенной силы, разглядывал руки и ноги, словно чужие.
— Терпи, — сказал Жихарь. — Теперь другая жизнь начинается. Придется, к примеру, больше есть и пить…
— Сэр Джихар! — обрадовался. Принц. — Да ведь с такой силой меня уж наверняка признают королем!
— Ну, кто о чем, а вшивый о бане! Жалко, нечем тризну справить. А про еду я всерьез. Нам, сильно могучим, голодать никак нельзя — скоро свалимся и мизинным пальцем не двинем. И любой отрок спокойно зарежет.
— Я давно знаю, что за все нужно платить…
— Это хорошо, что знаешь.
И они, возрыдав над старым богатырем по обычаю, спев про трех воронов, пошли дальше, пинками расшвыривая валуны, и шли ходко, Будимир не поспевал.
Жихарь сжалился над петухом и посадил обратно на шляпу. Теперь петух даже сам-друг с камнеедом для него ничего не весили.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Ох вы, мужчины, вы — скотины,
В вас азиатские глаза,
Вы девок любите словами,
Но своим сердцем никогда.
Песня
Бух! Бух! — колотили землю богатырские ноги. Легкая обувка от ударов страшной силы очень быстро разлетелась на куски, и теперь за назваными братьями оставались глубоко впечатанные босые следы.
— Ох, не вынул бы худой человек, не нашептал бы! — горевал по этому поводу Жихарь. Но причин для горевания было куда больше. Кровь бежала по жилам с таким шумом, что, наверное, и посторонний бы услышал. Очи с трудом ворочались в глазницах. «Перебрали все-таки, пожадничали», — думал богатырь.
Яр-Туру было, судя по виду, не легче. Трещали и расходились по швам кожаные кафтаны. И с каждым движением все сильнее и сильнее хотелось есть…
— Стой, братка! — скомандовал Жихарь. — Нам теперь, должно быть, лучше ползти ползком или даже котма катиться. Прости. Кажется, я глупость сделал и тебя втянул…
— Почему же глупость? Всякий мечтал бы о подобной силе.
— Размечтался! Скоро наши тела сами себя жрать начнут. Вон у тебя щеки-то как ввалились… А я все вроде как положено делал. Нам ведь теперь с собой целый обоз харчей надо гнать, чтобы выжить. А здесь какой обоз?
Жихарь молнией метнулся в сторону и выхватил из травы зазевавшегося суслика-байбака — здоровенного, по колено, без труда освежевал и сунул Будимиру на скорую руку поджарить.
— Сэр Джихар, кажется, мы съели его с костями… — растерянно сказал Принц через малое время.
— Да? — Жихарь удивился и огляделся. Костей, точно, не было.
— Поднимемся на пригорок, — предложил Принц. — Будем лежать и ждать, не пройдет ли кто мимо.
— Людоедство — дело худое. — Жихарь вспомнил Гогу с братом.
— Я имел в виду… Ну, скажем, седельные сумы с провизией, — смутился Яр-Тур. — А конину есть мне уже приходилось.
Они взошли на пригорок и огляделись. Кое-где в полях темнели лесные острова. На небе ничего не было, кроме одного разве солнца. Огненный Кур похаживал в траве, выдергивал приглянувшихся букашек. Камнеед Шамир тоже разживался редкими камешками. Им-то было хорошо.
— Только не будем говорить о еде, сэр Джихар, — сказал Принц и громко сглотнул слюну.
— А о чем еще говорить?
— Обо всяких ученых предметах, о подвигах героев, о доблестях мужей, о славе полководцев… О старинных книгах, в конце концов…
— Читал я одну в детстве. Не сам, конечно, а Дрозд мне читал, он знал многие языки и наречия. И называлась она «Толкун-книга»…
— И о чем же она?
— Да как сказать. Там, понимаешь, трое недомерков бегают по всему свету, ищут, куда пристроить волшебное кольцо, чтобы не досталось оно Мироеду. Там и люди были, и лесные, только эти недомерки всех обошли — и царей, и королей, потому что были горазды пожра… Ой, а может, и нет, я до конца не дослушал, большой уже вырос.
— О-о! — воскликнул Принц. — Вам повезло, сэр брат! Это же знаменитая запретная «Сага о Кольце Власти»! К сожалению, немногие смогли дочитать ее до конца, не повредившись в рассудке. А те, чей разум оказался не столь крепок, стали наряжаться в одежды героев, мастерить деревянные мечи и щиты, бегать по лесам и полям на потеху добрым поселянам. Неужели у вас дозволяется читать такое даже в детстве?
— Дети тоже люди…
Кто знает, сколько разговоров было бы переговорено на этом холме-кургане-пригорочке до тех пор, как названым братьям окочуриться, но только Будимир дал тревожный знак.
Жихарь приподнялся на локте. Прямо к ним по траве мчались десятка два всадников. Жихарь толкнул Принца в бок. Тот поглядел осоловевшими глазами и махнул рукой — его даже на подвиги уже не тянуло.
Всадники приближались. Кони у них были хороши, стройны и в одну соловую масть, но богатырь сразу отметил, что при нынешней силе их с Яр-Туром такие лошадки не сдюжат.
Всадники были закованы в кое-как залатанную броню, вооружены луками и саблями, румяны и безбороды — борода у бабы нипочем не растет, если это, конечно, не Яга-баба.
— Вот нас куда занесло — в Окаянию, бабью землю…
— Как известно, они подвергают мужчин изощренным пыткам, — бесстрастно отметил Принц. Побратимы нехотя поднялись.
— Здорово, красавицы! — гаркнул Жихарь, стараясь перекричать бурчание в животе. Красавицы помалкивали.
— На женщин производит впечатление учтивый и галантный старинный слог, — сказал Яр-Тур, показал всадницам выставленный палец на правой руке и воззвал: — Хай, малышки, как насчет перепихнуться?
Но и старинного слога здесь не жаловали — свистнул ременный аркан, затянулся вокруг богатырских плеч и сразу же лопнул; тотчас десяток петель взметнулись в воздухе и попали куда надо, но и они не выдержали перенятой у Святогора мощи.
Конные красавицы не растерялись, дружно взялись за луки и натянули тетивы.
— Глаза побереги, — посоветовал Жихарь и закрыл лицо руками. Стрелы вонзались в тела побратимов, портили одежду (точнее, лохмотья), но от соприкосновения с каменными мышцами раскалывались, расщеплялись пополам.
Стрел было много, бабы попались упорные. Когда опустели колчаны, всадницы взялись за сабли, тупя их и ломая. Помаленьку обрывки одежды слетели с Жихаря и Яр-Тура, на телах же не наблюдалось и царапины.
В отчаянии предводительница отряда попробовала смять Жихаря конем, но туго пришлось именно коню.
И тогда красавицы в гневе побросали бесполезное и поломанное оружие, стали шумно рыдать и голосить. Жихарь пробовал их утешать, осторожно гладя по головам (отчего шлемные ремни лопались), а Яр-Тур, забыв учтивость, сорвал у одной из врагинь седельную сумку, нащупал в ней ковригу хлеба и стал жадно отрывать зубами куски — вместе с кожей сумки. Потом опомнился и с величайшими извинениями протянул названому брату его долю.
…Встречать пленников вышел весь город. Хотя шли они по доброй воле, маленько подкрепившись: коня, который расшибся о Жихаря, пришлось прирезать, зажарить и съесть почти целиком. Женщины с ужасом глядели на непобедимых чудовищ, потом стали упрашивать их пройти в город, иначе им, дозорным, несдобровать.
Частокол вокруг города был набит кое-как, походил на гребень с выломанными зубьями, дома располагались в беспорядке, срублены были, видно, на скорую руку или же в полной темноте: заугольные бревна торчали не вровень, окна прорубались в самых неожиданных местах, ступеньки на крылечках были разной высоты.
