Потом они пили чай в ее семье; сначала это представлялось ему пыткой, но первая половина дня привела его в такое розовое настроение, что он охотно согласился. И новое счастье с Розой, и неулегшееся раздражение после вечеринки у Берджа, и даже недавний необычный разговор с мистером Брейсуэйтом — все подготовило Чарлза к тому, чтобы со спокойной уверенностью выдержать и это испытание.
Было около пяти часов, когда Роза постучала в дверь своего дома. Им тотчас же отперла другая Роза, но только лет на двадцать пять старше. Коренастая, с морщинами около глаз и у рта, с тяжелыми плечами и руками, не очень-то приглядная, но с тем же выражением живости и энергии. Если Роза будет такой через двадцать пять лет, — ну что ж, это его устраивает. К тому времени и сам он будет не больно-то казист.
Мать Розы сказала, что рада его видеть. Он сказал, что рад видеть ее. На ней было воскресное платье, но то, как она держалась в нем, указывало, что дело тут не только в воскресенье.
Прихожей не было, входная дверь вела прямо в гостиную, пустоватую и чопорную, с большими фотографиями в посеребренных рамах, подавлявшими незатейливую мебель. Располагая всего двумя комнатами первого этажа на всех, они одну сохранили как музей: да, это Англия! Чарлз увидел отца Розы, только пройдя в заднюю комнату.
И здесь никаких уступок. Это был послеобеденный воскресный отдых, и отец Розы проводил его, как и всегда, в кресле у камина с развернутыми листами «Со всего света» на коленях и в глубоком сне. Без сомнения, жена убеждала его хоть для такого случая надеть воротничок и галстук, но без успеха. Он сидел в кресле, моргая и еще не вполне придя в себя. Стук в дверь и появление Чарлза вместе с дочерью разбудили его, но он еще окончательно не проснулся. И все же он не ударил лицом в грязь. Его подтяжки натянулись, когда он подался вперед в кресле, его тяжелые усы распушились, когда рот приоткрылся в улыбке, и с неподдельной приветливостью и достоинством он пригласил Чарлза располагаться как дома.
— Чайник как раз вскипел. Где Стэн, отец? Мы дождемся его, а потом сядем пить чай, — сказала мать Розы.
— Если ты не знаешь, где Стэн, — ответил глава семейства, помешивая угли в камине, — меня не спрашивай. Я не заметил, как он ушел. Должно быть, вздремнул. Это, знаете, со мной бывает по воскресеньям за газетой, — добавил он, обращаясь к Чарлзу.
Чарлз сказал что-то подобающее случаю, и в эту минуту со двора вбежала маленькая девочка.
— О Глэд, — вскричала Роза, — опять ты играла на набережной?
Девочка не ответила и застыла, уставившись во все глаза на Чарлза.
— Опять на набережной? — подхватила мать Розы, возвращаясь из кухни с заваркой. — Сию же минуту повернись, Глэдис! Так я и знала. И сколько раз я должна говорить тебе, дочь моя… — и так далее и тому подобное.
Все еще не обращая на них никакого внимания, Глэдис не двигалась, упорно разглядывая посетителя.
— Сию же минуту наверх! — Видимо, Глэдис все должна была делать сию же минуту. — Отведи ее, Роза, милочка. И заставь ее переодеться… — И шу-шу-шу о чем-то, чего не должен был слышать Чарлз.
— Чай готов, ма? — спросил парень с лоснящимся прыщавым лбом, выходя из комнаты-музея. — Драсте, — сказал он Чарлзу.
Это был Стэн. Последовало несколько минут бессвязного разговора, в то время как Роза наверху приглядывала за сестренкой. Выяснилось, что Стэн был у Лена и что Уилфу повезло на этой неделе — освободил себе субботу, а что Джеффу и Арну угрожало увольнение еще до того, как их дела будут разобраны в арбитраже. Ни один из приятелей Стэна не носил односложных имен прежнего типа вроде Джека или Боба: беспечные родители дали им у купели несообразно длинные имена, и теперь они сами укорачивали их с дикарским упоением.
Чарлзу нравился отец Розы и не нравился Стэн. Он испытывал разочарование не столько от того, каким Стэн был сейчас, сколько в предвидении того, чем он станет в будущем. Стэн явно старался «выйти в люди» и вырваться из сферы чисто физического труда: отец его был десятником или мастером на каком-то кирпичном заводе или карьере — каком именно, Чарлзу было неясно, — и Стэн хотел подняться в среду чуть повыше рабочей. А она была, во всяком случае, гораздо менее чистоплотной. В шестьдесят Стэн не обретет ни грубоватого добродушия, ни подлинного достоинства своего отца, и уже сейчас он с азартом усваивает технику дешевой моды. Он, например, говорил совсем другим языком — это был разговорный английский язык середины двадцатого века, беглый, невнятный, в основном городской и по духу своему чисто американский. В отличие от этого говора приятно было слышать речь отца, сформировавшуюся вместе с другими привычками еще до 1914 года. Последнее обогащение его словаря происходило в окопах, и легкий налет армейского языка тех лет придавал его речи особую колоритность.
Правда, говорили они с ним не так уж много. Роза привела сверху Глэдис, последние приготовления к чаю были закончены, и все они уселись за стол. Стэн еще до этого закурил дешевую американскую сигарету и курил ее, поглощая ветчину с пикулями. Дым относило прямо в лицо Чарлзу, и глаза ему щипало. Никто не видел в поведении Стэна чего-то необычного. В самом деле, Чарлз скоро понял, что основным правилом, которым руководствовались за столом, было совершать как можно больше одновременных действий. Почти беспрерывно здесь наливали, передавали, размешивали, пили чай; а почему же за чаем нельзя курить?
Разговор вертелся вокруг новостей Стэна. Не то чтобы это было сплетни, но он работал в парикмахерской и знал все обо всех. Он был подручным у мастера, державшего преуспевающий салон тут же в их округе, и все обитатели близлежащих улиц оставляли там и последние новости и свою оценку их вместе с волосами, подметать которые входило в обязанности Стэна. Чарлз уже видел, как через несколько лет Стэн откроет собственное заведение, безвкусно пышное, но грязное, с объявлениями о резиновых изделиях между рекламами жидкого мыла для волос.
— А как там Сэм Болтон управляется со своими голубями? — спросил отец.
— Почем я знаю. Но Лэс трепался вчера, от этих толстозобых обалдеть можно. Все время в окна лезут.
— Я ему уже советовал завести новых. Ничего у него не получится от тех же самых. Так я ему и сказал.
Стэн не ответил. Интересы их не совпадали потому, что отец обычно спрашивал только о людях своего поколения, которые Стэну до смерти наскучили.
— А как, прошла спина у его матери? — спросила Роза. — А то мы устроили бы ее в нашу больницу.
— Почем я знаю, — буркнул Стэн, куря и дожевывая кусок пирога.
— Она все еще под наблюдением врача, — сказала мать Розы. — Кому еще чаю? Роза, милочка, принеси еще кипятку из кухни.
Чарлз сидел молча под упорным взглядом Глэдис. Он был мирно настроен и не расположен к разговору. Они приняли его без особого любопытства и вполне дружелюбно. Он был знакомым Розы, и ее дело было занимать его.
Наконец, уничтожив гору ветчины, пирогов, хлеба и масла и поглотив пинты крепкого чая, они поднялись из-за стола. Стэн сразу же молча ушел, женщины скрылись на кухне мыть посуду, а отец Розы разжег трубку и попытался занять Чарлза разговором, пока Роза не вернется и не возьмет его на свое попечение.
Чарлз и тут оказался на высоте. Бесценные страницы «Со всего света» снабжали его темами. Сначала выяснили, что думает отец Розы о пламенном отчете спортивного комментатора (дело шло о футболе), затем о менее горячем, но все же актуальном споре на полосе бокса. Наконец, об убийствах и о том, как ужасающе легко преступнику избежать заключения в Бродмур и тому подобные места. Трижды за четверть часа отец Розы сплюнул в огонь, и, когда он это делал во второй раз, Чарлз решил не отставать и тоже плюнул. Он так и не понял, правильно ли это было с его стороны. Старик как будто и не заметил, но Глэдис, глазевшая на него из угла, тихонько захихикала.
Поддерживая затухавший разговор, Чарлз пытался проявить интерес к делам семейным. В какую школу ходит Глэдис? Не думает ли Стэн обзавестись собственным делом? И тому подобное. Но разговор на эту тему вовсе не клеился, и скоро он перестал спрашивать. Отец Розы, народив детей и заботясь об их пропитании, до того как они сами смогут прокормить и одеть себя, считал, по-видимому, что уже выполнил свой отцовский долг, и о прочем имел самое смутное представление. Из вежливости Чарлз обратился к Глэдис с вопросом, как ей нравится в школе, но она, не сводя с него глаз, только хихикнула в ответ.
Скоро вернулась Роза, одетая для вечерней прогулки, и они пошли в кино. Его представление семье состоялось. В кино они сидели спокойные и довольные, машинально глядя на огромный экран, населенный никому не нужными призрачными тенями. Чарлз чувствовал, что наконец-то поиски его окончились. Никаких требований, только быть здесь, только существовать. Он думал об отце Розы и о том, как он выигрывает по сравнению с отцом Шейлы. И потом, здесь нет Тарклза. Впрочем, Стэн был Тарклзом этой семьи, но пока безвредным. Ну что ж — подходит! Его требования к жизни становились все скромнее и скромнее, пока эта душная, уютная комната не вместила их целиком. Эта комната и другая наверху, где стоит кровать Розы. Бердж, Хатчинс, Локвуд, Тарклз, Родрик могут искать его, чтобы снова мучить, как прежде, но в этой комнате, в этой постели они не найдут его. Он будет свободен и незаметен.
