головы огненный дождь», «убивать неверных без милосердия, жалости и сострадания» и тому подобное. В полном соответствии с духом и аятами Корана меня, Уэллса, Мирхоффа, Редди и Лидию Гиббс поместили в первую пятёрку списка врагов. За наше убийство исполнитель автоматически получал билет в рай.
Моей заместительнице Гелле Онассис присудили позорное сорок шестое место, и она очень расстроилась: пришла ко мне и попросила двухнедельный отпуск, чтобы отправиться воевать в Палестину и дослужиться хотя бы до второго десятка. Я успокоил её, пообещав, что, оставшись в Ньюарке, она скорее поднимется в рейтинге.
Это, конечно, шутки – но и без всяких дерьмовых списков в меня стреляли и меня взрывали, так что Ихаб Куливи должен был бояться меня, а не наоборот. Пока он надрывался на камеру, за его спиной зрел настоящий заговор.
Отчасти его спровоцировали мы, но такова природа тирании – за власть всегда идёт схватка. Любой культ личности порождает желание стать новым вождём. Люди Уэллса в окружении Ихаба давно готовили переворот, но были и те, кто без всяких поощрений хотел перегрызть ему глотку. Ихаб толкал ИГ к новой войне, и не все были согласны с этим. Некоторые его соратники желали наладить отношения с цивилизованным миром, чтобы иметь возможность потратить награбленные деньги. Священная война в их планы не входила. Последняя реинкарнация Мухаммеда пала жертвой обычной жадности.
Не зря, не зря главным врагом ислама старик Ихаб называл не Организацию и не демократию, а старый добрый неокапитал!
Его убили, когда он плавал в бассейне. За проповедями аскетизма и презрения к роскоши Ихаб в своей подземной цитадели выстроил целый дворец – тренажёрные залы, бани и сауны, личный театр и кинотеатр, концертный зал, спальни для наложниц, комнаты для массажа и спа и даже олимпийского стандарта бассейн с золотыми колоннами и настенными экранами.
В один момент экраны вдруг погасли, музыка стихла и лёгкий бриз из установки климат-контроля сменился штилем. В темноте Куливи подплыл к бортику и крикнул рабу, чтобы тот узнал, что случилось, – но рабу перерезали горло, и киллер трижды выстрелил в Ихаба, достал его тело из воды и выстрелил ещё два раза.
Всего их было тринадцать – семь внедрённых и шестеро завербованных. У Уэллса были ещё люди в Араре, но раскрывать их он не хотел, поэтому они действовали на свой страх и риск. Они уже давно вступили в контакт с группой, жаждущей свергнуть Ихаба. Им помогли проникнуть в убежище и застать его беззащитным.
Но за удачу нужно платить.
Кровопролитной борьбы за власть, на которую мы рассчитывали, не последовало. Партия «мира», назовём их так, оказалась готова к смерти вождя.
Случилось то, что легко можно было предсказать.
Новое правительство ИГ приказало армии немедленно отступить, а убийц Ихаба схватить и бросить в тюрьму. Они провозгласили себя его наследниками, но тут же вышли на Организацию через посредников в Германии и запросили о мире.
В принципе, ничто не мешало перейти к третьему этапу «Рамадана». Но Мирхофф вдруг сдал назад. Предложения, переданные через немцев, оказалась заманчивы, и он затормозил военную машину. Сказать, что Уэллс был вне себя, – не сказать ничего. Лидия Гиббс разделяла его гнев, но Редди отказался обсуждать приказы генсека.
Не могу сказать, что не понимаю Мирхоффа, но и сказать, что согласен с ним, не могу. Его логика была политически верной, но логика Уэллса, «всё или ничего», мне импонировала больше.
Судите сами. Новые лидеры ИГ предложили сделку. Они обещали передать своё государство в руки Организации без войны и жертв. Они просили прекратить операцию и дать им несколько лет спокойствия, чтобы избежать гражданской войны и нейтрализовать радикалов. За это они хотели амнистию для себя, своих семей и своих капиталов.
Привлекательно, да?
Но, как в любой сделке с дьяволом, читайте мелкий шрифт.
Ни Уэллс, ни Лидия Гиббс, ни Макс Тинкер не были мясниками. Если чего-то можно достичь мирными средствами, то так и нужно поступить, соглашались они.
Только одно обстоятельство перечёркивало эту безупречную логику. Если быть точным, этих обстоятельств было тринадцать.
Агенты, внедрённые Уэллсом в высшее руководство ИГ. Они выполнили задачу, но оказались в плену. Их собирались казнить за предательство. Все они приняли ислам, все клялись в верности Пророку, многие даже обзавелись в ИГ семьями – но их настоящие семьи, как можно догадаться, остались по эту сторону границы.
Их родные ничего не знали. А агенты знали, на что идут, соглашаясь на эту миссию.
Казалось бы, теперь, когда ИГ практически в наших руках (и это в огромной степени их заслуга), им бы вернуться домой, к славе и почестям, писать мемуары и выступать в Вест-Пойнте.
Но новые лидеры ИГ отказались вернуть агентов. Они передали Мирхоффу, что вынуждены казнить убийц Ихаба – без этой акции «народ не станет послушен» и «консервативные круги вскоре развяжут восстание».
Они врали? Не думаю. Был ли другой выход? Да, выход есть всегда. Можно было тайно передать наших людей – а вместо них казнить, например, рабов; нормальная, обычная практика для таких режимов. Почему не предложили? Не подумали, наверное, что нас заботят эти люди.
Нас судьба агентов и не заботила – коллективное «нас» в лице гаранта прав и свобод, выразителя общей воли свободных и объединённых наций Земли, генсека Организации Мирхоффа. Слишком манила его картина взятого без боя ИГ, слишком боялся он полномасштабной войны на Ближнем Востоке. Он проигнорировал просьбу Уэллса и Гиббс озвучить жёсткую позицию в отношении пленных.
На секретном совещании он отделался обычной демагогией: «они знали, на что шли, мы им признательны, семьям заплатим».
Нас он не убедил. Да, они знали, на что идут; но также знали, что люди, пославшие их на смерть, не упустят и малейшей возможности их спасти.
Уэллс считал, что вытащить их – наш долг. И многие военные из штаба так считали. Вы знаете, я не люблю военных, их примитивное упрямство часто выводит меня из себя. Но я твёрдо знаю: окажись я во вражеском плену, я бы всё на свете отдал, чтобы моим командиром был генерал Уэллс.
Я знаю, в какой-то момент он отдал приказ спецназу готовиться к вылету. Армию отозвали, но у Уэллса всё ещё оставался ОКО, и он не собирался сдаваться. Его люди разработали план штурма Арара, вертолёты были готовы взлететь с авианосцев в Персидском заливе и отправиться в сердце тьмы.
Мирхофф вызвал Уэллса и запретил что-либо предпринимать. Уэллс его понимал, и понимал прекрасно, вот только расценивал его действия, как и действия Редди, поддавшегося