Капитан Дементьев трофеями не увлекался, считая, что всякое хапанье, особенно у мертвых, ни к чему хорошему не приведет. Жило у него в душе какое-то то ли суеверие (бог накажет!), то ли твердая убежденность, что дело это недоброе, и хотелось ему быть чистым и перед своей совестью, и перед мертвыми. И доводилось ему видеть, как грех ограбления мертвых тянет за собой гораздо более тяжкий грех убийства безоружного.
Единственное, к чему он не оставался равнодушным, это к оружию и автомашинам. Оружие тянуло его, как любого мужчину-воина, и не мог капитан Дементьев отказать себе в удовольствии взять в руки ухватистый «зауэр», сиротливо висевший на стене какого-нибудь богатого дома, оставленного хозяевами, и пострелять из него (благо дичи в окрестных лесах, несмотря на войну, хватало).
А трофейные автомобили — это вообще была песня без слов. В Советском Союзе машины были редкостью, роскошью практически недоступной, а тут прекрасные немецкие «опели» и «мерседесы» стояли в гаражах в полной исправности, заводи да езжай. За годы войны Павел Дементьев научился водить все, от мотоцикла до танка, и не мог пройти мимо лакированных красавцев, только и ждущих уверенной руки шофера. Но если оружием (если не особо им размахивать) можно было пользоваться долго, то с шикарными авто этот номер не проходил. Личных легковых машин среднему командному составу иметь не полагалось, зоркий глаз начальства тут же фиксировал все колесные трофеи, и полковники отбирали лимузины у майоров и капитанов, чтобы в свою очередь уступить их генералам. Офицеры это знали, и потому пользовались попадавшимися на их пути автомобилями, словно краткой благосклонностью чужой жены-красавицы: хоть одна ночь, да моя.
Уже будучи в Германии, сумел Дементьев объехать на кривой суровое армейское правило «кто старше, тот и прав». В одном из занятых его дивизионом немецких городков в гараже обнаружился роскошный «опель-кадет». Крыша гаража рухнула, но очень удачно: упавшие балки образовали подобие шатра, и машина почти не пострадала. Ремонтники быстро выправили слегка помятое крыло, подкрасили трофей, и когда Павел вывел «опель» на прогулку, то не мог на него нарадоваться. «Ласточка, а не машина» — с восторгом думал он, выписывая круги по расположению части. Но радость его быстро пошла на убыль, как только капитан сообразил, что ездить на этой ласточке он будет до первого встреченного им большого чина. Решение пришло мгновенно.
Дементьев загнал красавца в ремонтный бокс и на глазах у изумленных рембатовцев от души прошелся молотком по его крыльям и корпусу, сиявшему черным лаком. Затем Павел вытащил пистолет и прострелил машину в нескольких местах — но аккуратно, чтобы не повредить внутреннюю отделку и не устроить сквозняк в салоне. И в довершении всего он собственноручно замазал блестящий черный лак краской мерзкого поносного цвета, предварительно смешанной с песком. Солдаты, наблюдавшие за вивисекцией, понимающе ухмыльнулись — ну, капитан, голова!
Так и ездил Дементьев на своей «Антилопе-Гну» до самого конца войны — уродливая колымага не вызывала нездорового интереса у вышестоящего начальства. И лишь однажды комполка залез в «опель», оглядел богатую кожаную обивку и сказал: «А ты, братец, хитер. Ладно, езди — на твою «Золушку» никто не польстится».
* * *
Кровавое полотно войны соткано не только из боев, грохота взрывов, лязга гусениц, радости побед и похорон павших товарищей. Война — это жизнь среди смерти, и человек — существо, умеющие приспосабливаться ко всему, — привыкает к жизни на войне и живет, хотя ему же самому во времена мирные такая жизнь показалась бы невозможной.
Осенью сорок четвертого армия Катукова была выведена в резерв. Четыреста пятый дивизион «катюш» отдыхал в облитых золотом осенних листьев лесах под Немировым, на границе с Польшей, и после двухмесячных тяжелых боев жизнь эта казалась райской. Жизнь в дивизионе текла размеренно. Серьезных ЧП не было — так, мелочевка: кто-то нарежется до чертиков, у кого-то с кем-то возникнет конфликт из-за женщины, кто-то от усталости уснет на посту. Гиленков разбирался со всей это мелочевкой оперативно, не вынося сор из избы, — в большинстве своем солдаты и офицеры 405-го гвардейского давно уже воевали вместе и хорошо знали друг друга. Пожалуй, наиболее примечательным нарушением за все это время была выходка расчета одной из «БМ»: бойцы умудрились залить запасной бензобак машины спиртом и почти постоянно пребывали в блаженном состоянии, пока комдив не дознался об источнике алкогольного изобилия и не покарал изобретателей. Общую идиллию несколько портил особист дивизиона Васька Селиверстов, тупой крестьянский парень, пьянь и стукач по призванию, но к нему Гиленков нашел индивидуальный подход. Он взял его на крючок, прочитав все донесения, который тот забыл по пьяному делу. С тех все донесения Васи в СМЕРШ шли через Гиленкова, а то и писались под его диктовку. Дементьев предлагал другу и вовсе избавиться от Селиверстова, доложив по начальству о пьяных безобразиях Василия, но Юра отверг этот дружеский совет.
— Вася уже не опасен, — сказал Гиленков, — он ходит на поводке. А вместо него могут прислать какую-нибудь темную лошадку, и что мы тогда с тобой делать будем?
— Резонно, — согласился Павел.
А леса вокруг кишели дичью. Зверья, особенно зайцев, за время войны тут развелось великое множество. На них никто не охотился — немцы запрещали местному населению иметь ружья, — и Гиленкову пришла мысль устроить ночную охоту. Ноги охотники решили не утруждать — стреляли с автомашины. Заяц, попавший в луч света от фар, бежит строго по прямой, не сворачивая, — легкая добыча. За одну ночь взяли несколько десятков зайчишек и отправили трофеи на солдатскую кухню.
Однако ночная стрельба вблизи расположения 1-й танковой бригады встревожила ее комбрига, полковника Горелова. На совещании у командира корпуса он потребовал найти виновных и строго наказать. Егерям-«эрэсникам» пришлось бы солоно, если бы Гиленков не сообразил пригласить на такую охоту генерала Дремова.
Но дело могло бы кончиться печально, если бы о браконьерской охоте узнал Катуков. Рано утром после одной такой вылазки в дивизион заявился начальник артиллерии армии генерал Фролов. Он прибыл с обычной проверкой и узрел многочисленные заячьи шкурки, развешенные на деревьях для просушки — в дивизионе нашелся свой мастер-скорняк.
— Откуда трофеи? — поинтересовался Фролов.
— В части организована группа охотников, хороших стрелков, товарищ генерал! — тут же нашелся Гиленков. — Группа снабжает мясом солдатскую кухню. А шкурки выделываем — не пропадать же добру, товарищ генерал.
— Забота о солдатах — это хорошо, — одобрил генерал и с миром отбыл восвояси.
У Дементьева отлегло от сердца. Узнай Катуков, как именно охотились «эрэсники», он спустил бы шкуру и с Гиленкова, и с Дементьева примерно так же, как скорняк снимал ее с несчастных зайчишек. Командарм был заядлым охотником, возил с собой охотничье ружье и даже собаку, но свято чтил кодекс охотника и злостного браконьерства не терпел ни под каким видом.
…Осенью сорок четвертого жизнь казалась капитану Дементьеву почти мирной, но война стояла рядом, глядела в глаза и не давала о себе забыть. Коричневый Дракон пятился, отползал, тяжело дыша и раздувая свои бронированные бока, иссеченные ударами русских мечей, однако силы у него еще были. И Зверь отплевывался длинными струями пламени, бил когтистыми лапами и рычал. Рычание это походило уже на тоскливый предсмертный вой — Дракон чуял близкую свою погибель, — но Зверь не был бы Зверем, если бы, даже издыхая, он перестал бы убивать.
«Идите, и убейте его!» — звучало в сознании Павла, и он знал, что пойдет, пойдет до конца, что бы не ждало его впереди. А впереди — впереди была Германия.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ. РЕЙД К ОДЕРУ
(зима 1944–1945 годов)
Мне отмщение, и Аз воздам!
Ветхий Завет, (Пятая книга Моисеева) Новый Завет, (Послание к Римлянам апостола Павла)
Кулак, затянутый в латную перчатку танковой брони, сжимался. Двадцать пятого ноября сорок четвертого года Первая гвардейская танковая армия вышла из состава Первого Украинского фронта и вошла в состав Первого Белорусского фронта. В декабре сорок четвертого танковая армия Катукова перебазировалась под Люблин, а в январе сорок пятого сосредоточилась на Магнушевском плацдарме, полностью готовая к наступлению. Восьмому гвардейскому механизированному корпусу генерала Дремова была поставлена задача форсировать реку Пилицу, затем выйти к реке Бзура, в район Ловича-Кутно, далее наступать на Познань и выйти к Одеру.
Тринадцатого января дивизион переправился через Вислу — на этот раз переправа прошла спокойно, без надсадного воя «юнкерсов» над головой: фронт отодвинулся далеко на запад. По мосту сплошным потоком шли танки, автомашины, самоходные орудия — особенно много было самоходок, гораздо больше, чем раньше, во время предыдущих наступлений Первой танковой.
