сомневаюсь. А Ане? Скажи ей что через неделю или месяц я превращусь в это, станет она в меня кровь чужую колоть?
Вот то-то же.
— Ты спишь что ли? Что-то случилось? — как-то совсем незаметно подошла супруга, остановившись метрах в трёх, с наветренной стороны.
— Нет, нормально всё, задумался просто... — я поднялся, сделал шаг ей навстречу, и опомнился лишь когда она, замахав руками, отступила.
— Не подходи!
— Извини. Как ты?
— Терпимо. Температуры нет, других симптомов тоже.
— А вообще как?
— Плохо. — лаконично охарактеризовала она ситуацию, всем своим видом показывая что не особо рада моему появлению. Я её понимал, но не задать еще несколько вопросов не мог.
— Не разобрались что это за дрянь? — спросил я.
— Нет. Что-то новенькое, или забытое старенькое. Непонятно. Умирают от высокой температуры, если удается сбивать, более-менее держатся.
— Более-менее?
— Ну да. Дети болеют легче, нашего возраста — так себе, а вот хроники, или с отягощениями, гораздо хуже переносят. Говорить о каких-то подвижках в плане лечения, рано, слишком мало сведений, только и успеваем тряпки холодные менять, да компрессы делать...
— Мда... А Василич где?
— Слёг Василич. Температура, кашель, хрипит весь. Сбиваем кое-как, пока держится, но возраст у него, не факт что выкарабкается.
То, что Василич может заболеть, я как-то не рассматривал, но теперь становилось понятно почему нет ни оповещений, ни вообще видимых движений в эту сторону.
— Умерло много?
— Достаточно. В основном те кто поздно обратился.
— Я телегу встретил, это покойники?
— Они. В морг таскать некому, да и места там не особо. — вздохнула Аня, и достала из кармана небольшую, похожую на игрушку рацию. — На вот, я её обработала антисептиком, но на всякий случай, пусть часок на солнце ещё полежит.
Рацию я забрал, она действительно оказалась игрушечной, и распрощавшись с женой, вернулся к велосипеду. То что Аня не заболела, внушало определенный оптимизм, хотя, конечно, это ещё ничего не значило. Начитавшись всякого, я знал что инкубационный период может быть совершенно разным. Где-то пройдут часы, а где-то недели, а то и месяцы. Так что, поводы для оптимизма если и были, то весьма осторожные.
Я вообще не понимаю, как с самого начала никто не подумал о карантине? Сколько было страшнейших эпидемий в древности и в средние века? Одной только чумы десяток видов, не считая всяких холер и прочего. Как можно было так безрассудно принимать людей? Выходит, что вызванная нашей «цивилизованностью» беспечность, оказалась действенней чем все происки врагов. Не знаю, может я и не прав, но кажется мне, что всё только начинается, и самое страшное ещё впереди.
А дома меня уже ждали. Сыну я объяснил совсем вкратце, не хотел пугать, но когда читал, оставил книгу отрытой на бубонной чуме. Ну а девочки нашли и, что естественно, переполошились.
Объяснил, рассказал что видел маму, что с ней всё в порядке, отдал рацию, показал как пользоваться, и едва успел дойти до кровати.
Обычно, когда ложишься спать, всё равно ощущаешь течение времени. Сны снятся, ворочаешься, встаешь попить, в туалет. А у меня всё не так. Это как тумблер, — закрыл глаза — открыл глаза. Ни снов, ничего. Машина времени, в каком-то смысле.
Так что для меня, как обычно, прошло всего пару секунд, но проснулся я почти через восемнадцать часов.
Поднялся, по шуму голосов в детской понял что с детьми всё в порядке, и наскоро умывшись, позвал сына.
— Ничего не происходило, с мамой говорили недавно, у неё всё нормально. — бодро отрапортовал ребёнок.
Дети, они вообще как-то иначе воспринимают действительность. Что нам, взрослым, досадная проблема, им увлекательное приключение.
Вот, казалось бы, вокруг страшное творится, а они на головах ходят, и в ус не дуют. Ну а что, мама же с папой решат всё. Чего напрягаться?
Убедившись что с ними всё в порядке, я взял рацию и вышел на улицу.
Погода, как обычно, шептала. Почти девять вечера, а на градуснике под сорок. Не будь этой заразы, сейчас бы все на речке торчали. Дом наш хоть и не прямо возле воды, но доносящиеся с пляжа детские визги, слышно очень хорошо. А сейчас тихо, значит никого нет, хоть и жарко.
Устроившись в тенёчке, я проверил рацию, убедился что дети ничего не накрутили, и нажал клавишу вызова.
Попытки после пятой, Аня ответила, и сказав что «перезвонит», отключилась.
«Может всё-таки съездить?» — повторилась настойчивая мысль. Но тут же пришла другая, рациональная — «Если у неё нет времени ответить на вызов, то необходимости выходить она вряд ли обрадуется.»
Так что, подождав с пол часика, я зацепил рацию на карман рубахи, и решил заняться чем-нибудь полезным, например огородом.
Глава 17
Аня «перезвонила» часа через три, и сообщив что с ней всё в порядке, сразу же прервала связь. Я попытался вызвать её, но безуспешно. Хотел всё-таки съездить, но до «отключения» оставалось совсем немного, и единственное что успел сделать — дошел до кровати. Когда встал, посмотрел на часы. Выходило что спал я на час с копейками меньше обычного. Может отпускает? — закралась несмелая надежда.
За окном вечерело, но было ещё довольно светло. Судя по тишине, детей дома не было, и я вышел на улицу. Все трое занимались сбором жука с картошки, громко обсуждая какую-то книгу.
Правильно говорят, не было бы счастья, да несчастье помогло. Раньше совсем мало читали, всё в телефонах, зато теперь книга — лучший друг. Повезло. В каком-то смысле.
Увидев меня, засуетились, бросили дела и забежали в дом. Оказывается, пока я спал, приходила Аня. Просила не беспокоиться, сказала что зайдёт вечером.
Без четверти семь — я посмотрел на часы, и отправив детей заниматься огородом, пошёл готовить ужин.
Пока развёл огонь, пока придумал что буду делать, набежали тучки, и стало совсем неуютно. Лампы едва светили, электричества не было уже трое суток, и подзарядить севшие за это время аккумуляторы можно было только генератором. Вот приготовлю ужин, займусь. Разряженными держать их нельзя, они у меня хоть и тепловозные, но тоже не вечные. Если верить умным людям, при нормальном обращении их хватит ещё лет на семь.
Вот
