Я сразу понял, что плавучего якоря больше нет,– видимо, трос перетерся о ватерштаг. Я стал искать, чем бы заменить его. Нужно было во что бы то ни стало повернуть яхту к ветру, а это возможно только при помощи плавучего якоря. Изготовить его сейчас, когда «Язычник» носился по волнам, я бы не смог, к тому же на это не было времени – за какой-нибудь час яхта развалилась бы на части. Словно в подтверждение моих мыслей большая волна ударила в борт, сильно накренив яхту. Я решительно взялся за дело.
В каюте привязанный к основанию мачты лежал мой заржавленный самодельный якорь. Если поднять его наверх и бросить в воду, он, волочась на цепи за яхтой, заставит ее развернуться носом к ветру. Я решил попытать счастья и стал шарите в темноте. Найдя якорь, я завернул его в кливер и обмотал шкотами. Чтобы он не пошел ко дну, я привязал к лапам свой спасательный пояс и приготовился выбросить якорь через люк в море.
Мне страшно не хотелось выходить на палубу, но это было необходимо. С трудом я вытолкнул якорь наружу, выполз вслед за ним, низко пригибаясь от ветра. Столкнув якорь за борт, я крепко держал конец троса и, приподняв голову на уровне комингса, следил за якорем. Теперь трос нужно было закрепить на носу. Выждав, я решительно двинулся вперед. В это мгновение яхта стала боком к волне, которая должна была отшвырнуть ее в сторону.
Наветренный фальшборт не особенно привлекал меня, и я бросился к другому борту. Под прикрытием рубки я мог идти пригнувшись, но приходилось глядеть в оба: фальшборт правой стороны был снесен волнами. Если меня смоет за борт, ухватиться будет не за что. Миновав рубку, я очутился на ветру, распластался на палубе и пополз. Трос, обвязанный у меня вокруг пояса, все время был прочно закреплен. Кроме того, я держался за леер, протянутый вдоль палубы.
Я опасался, что какая-нибудь большая волна подхватит меня и вынесет за борт, но мне удалось благополучно добраться до форштевня и привязаться к кнехту. Не теряя времени, я соединил трос якоря с цепью и бросился назад под защиту рубки.
Яхта сильно рыскала по воде. Если якорь будет тормозить движение, судно повернется носом к ветру. Я надеялся, что это произойдет скоро.
Но тут налетел могучий порыв ветра, горы воды вздыбились над яхтой. Она резко накренилась, обшивка затрещала так громко, что треск был слышен даже сквозь рев непогоды. В ужасе я бросился вниз.
С каждой волной натиск усиливался. На мгновение яхта почти легла на бок и переборка заняла место пола. Темная каюта наполнилась грохотом сорвавшихся с места вещей. Прежде чем в моем маленьком мирке все успело прийти в порядок, яхта вновь содрогнулась. Потом еще и еще.Теперь волны били уже в правый борт, от их ударов яхта повернулась на 180°. Внезапно послышался треск ломающегося дерева, от которого кровь застыла у меня в жилах. Мачта! Наверное, с ней случилось неладное.
Я понимал, что означает сломанная мачта в такую непогоду. Спотыкаясь, заковылял я в темноте к трапу. Тяжелый удар обрушился на корму – это набежала очередная волна. И тут неожиданно трюмная дверка исчезла из виду, скрытая какой-то серой пеленой. Целый поток хлынул на меня, и я кубарем покатился в дальний угол по пояс в воде.
Передо мной было основание мачты. С одной стороны от него валялись одеяла и матрац, заброшенные сюда волной, с другой – свернутые и увязанные паруса. На колени мне свалился пятнадцатигаллонный бачок с водой, сорвавшийся со своего места; у меня не хватало сил отбросить его прочь. Поток воды швырял его то об основание мачты, то мне в грудь.
Когда яхта, взлетев на гребень волны, начала стремительно падать вниз, поток воды сбил меня на дно и накрыл с головой.
Еще одна волна обрушилась на корму яхты. Вода снова хлынула через люк, теперь она была уже мне по грудь, при каждом движении судна она переливалась от переборки к переборке. Меня то и дело швыряло на дно. Сидеть становилось все труднее.
Внутри яхты разгуливали волны, там было жутко, как в могиле. Вокруг бушевал океан, а я чуть не утонул в собственной каюте. Я решил по крайней мере выбраться на палубу. Лучше уж быть смятым волной, чем задохнуться в трюме, в сотнях миль от берега.
Выскользнув из-под размеренно перекатывавшегося бочонка, я начал пробираться к трапу. В каюте царил хаос. Она была залита, почти все мое имущество плавало в воде. Крышки ящиков соскочили, их содержимое вывалилось наружу. Сами ящики, увлекаемые водой, готовы были сорваться с места. Я выбрался из этой слякоти и вскарабкался в мокрый кокпит. Комингсы были снесены, но, лежа на палубе, я все же был защищен от ветрa. Благодаря якорю «Язычник» начал разворачиваться, я чувствовал, как нос его приводится к ветру.
Мачта треснула – в этом не могло быть сомнений. Я видел, как она раскачивается на фоне темного неба. Вант-путенсы готовы были выскочить из своих гнезд, слышно было, как мачта бьется, грозя разнести всю палубу. Тяжелая мачта держалась только на вантах и штагах. Надломленная, она в любую минуту могла упасть. Каждый толчок, каждый поворот, каждая волна угрожали существованию моего хрупкого суденышка. Лежа в кокпите, я видел все это и понимал, что остается только одно – обрубить ванты и сбросить мачту в море.
Топорик лежал тут же в кокпите. Я пополз, хватаясь за спасательные леера и по мере своего продвижения закрепляя наново конец веревки, обвязанной у меня вокруг пояса. Волны продолжали гулять по палубе, ветер дул с прежней яростью. Лежа на спине, я начал рубить топором то натягивавшиеся, то ослабевавшие проволочные ванты. Вот одна ванта лопнула, и конец ее со свистом скрылся во мраке. Тогда я ударил топором по второй ванте. Она и без того недолго удерживала бы качающуюся мачту. Ванта сразу лопнула, высокая тяжелая мачта повалилась на подветренный борт и плюхнулась в воду.
Когда мачта падала, я прижался к палубе и услыхал громкий плеск.
Без мачты мое суденышко стало остойчивей, ураганные ветры были ему теперь не так страшны. Оно уже не зарывалось в волну, а, взлетало вместе с ней и не кренилось как раньше. Я пополз вдоль рубки и вернулся в кокпит.
В каюте подо мной образовалось настоящее болото. Яхте грозила гибель. Воды в трюме было по щиколотку. Только водонепроницаемые переборки не давали ей затопить нос или корму, когда яхта подымалась или опускалась на волне. Нужно было немедленно откачать воду, пока новые волны не захлестнули яхту.
Но как это сделать? Трюмная помпа была установлена на корме, и идти к ней в такой ветер я не решался. Но все же необходимо было что-то предпринять. Оставалось единственное средство – ведро. После долгих поисков в каюте мне удалось, наконец, выловить его из воды, и я взялся за дело. Цепляясь за карлингсы или за комингсы люка, я пытался справиться с непослушным ведром. Я вычерпывал воду в течение нескольких часов, скоро от усталости у меня потемнело в глазах. Но все же я продолжал работать.
