Я выслушал его информацию о численности и составе местного гарнизона.
— А к Всеволоду Николаевичу ты не сможешь нас доставить? — спросил Коско.
Я вспомнил, что Коско другого своего надежного знакомого, объездчика Туркина, называл именно Всеволодом Николаевичем.
— Могу. Он и в Минске бывает. Он побольше знает, — ответил Каледа.
— Сейчас можешь?
— Можно и сейчас, всего двенадцать километров отсюда.
Мы поехали быстрой рысью. Лошади весело бежали, из-под копыт вырывались комья снега, смешанные с землей, и с легким шумом ударялись о передок саней. Впереди мелькали фигуры Ларченко, Вали и других конных разведчиков.
Доро́гой Каледа подробно рассказал о жителях своей деревни. Потом мы вспомнили бои гражданской войны и незаметно почувствовали себя старыми знакомыми.
В небе угасали последние звезды, когда Коско остановил разгоряченных лошадей.
— Придется обождать, пусть рассветает, — посоветовал Каледа. Мы вылезли из саней, чтобы немного размяться.
Через час Каледа пошел в деревню Шищицы и возвратился с Туркиным. Полный, краснолицый, он говорил свободно и спокойно, прямо глядя в лицо собеседнику.
— Как вы попадаете в Минск? — спросил я.
— На машине, она в моем распоряжении, и пропуск имею. В Минске у меня немало знакомых, — говорил Туркин.
— А кто из ваших знакомых согласился бы помогать партизанам? — спросил я.
— Помогать могу я, а в отношении знакомых надо подумать.
— Не могли бы вы на своей машине отвезти в Минск наш пакет? — спросил я. — Но так, чтобы немцы не пронюхали.
— А то голову снимут, — закончил мою мысль Туркин.
— Было бы хорошо, если бы у вас был доверенный человек, которому вы могли бы оставить пакет, — сказал я.
Туркин задумался.
— Есть один. Это инженер лесозавода Борис Велимович, он не выдаст.
— Не одни лишь прямые предатели выдают, — сказал я. — Не споткнется ли на чем-нибудь? Не проболтается ли?
— Если верите мне, верьте и ему, — все так же спокойно ответил Туркин.
— Что ж, — сказал я, помолчав. — Я верю Иосифу Иосифовичу, — значит, полагаюсь и на вас.
— Кому должен Велимович передать пакет? — спросил Туркин.
— Об этом сейчас договоримся. К Велимовичу придет человек и спросит: «У вас, кажется, есть баян для продажи?» Велимович должен сказать: «Дорого уплатите?» После того как пришедший ответит: «Три червонца», Велимович должен отдать пакет, и на этом его миссия кончается… В пакете будут тол и капсюли. Предупредите Велимовича: пусть он держится в стороне, не имеет больше никаких связей. Этого требует конспирация. А на язык Велимович не слаб? — опять спросил я.
— Будет молчать как рыба, — заверил Туркин.
Условившись о времени и месте, когда и где Туркин получит пакет, мы уехали.
— Будьте спокойны за обоих, — говорил Коско дорогой, — и за Каледу, и за Туркина.
Через два дня Коско устроил мне встречу еще с одним своим знакомым.
На опушке леса к нам подошел молодой человек в очень бедной крестьянской одежде.
Он тепло поздоровался с Коско, затем подал руку мне, отступил на шаг и быстро отрапортовал:
— Боровик Федор Васильевич, комсомолец с тысяча девятьсот тридцать восьмого года, рождения двадцать третьего, колхозник деревни Кошели…
Уловив озорную усмешку в его карих глазах, я, подобно ему, вытянулся и скороговоркой отрекомендовался:
— Подполковник Градов, рождения девяноста девятого года, десантник.
Тут мы все трое рассмеялись, и я еще раз крепко пожал руку комсомольцу.
Вскоре я узнал о Боровике то, чего не знал и Коско, чутьем распознавший в комсомольце настоящего, сильного борца.
…В сентябре сорок первого года, как раз в то время, когда Боровик, не будь оккупации, должен был быть призванным в армию, он встретился с работником Гресского райкома партии Владимиром Зайцем, который сколачивал партизанскую группу.
Заяц, вооруженный автоматом ППД, проходил по деревне. Федя Боровик так и кинулся к нему.
Однако тот сурово отстранил юношу, успев при этом ласково шепнуть ему, что они должны разговаривать не здесь, а в лесу, и назначил место.
Когда они встретились вторично, Федя Боровик попросил у старшего товарища несколько гранат, обещая в ту же ночь забросать ими казарму ближайшего гарнизона. Однако приказ работника райкома поначалу разочаровал его: Феде до особого указания были запрещены активные действия; он получил задание выявлять надежных людей из молодежи, а также бывать в окрестных гарнизонах и узнавать о них все подробности…
Эту ответственную задачу хорошо законспирированного партизанского разведчика Федор Боровик с честью выполнял уже полтора года.
Теперь он будет помогать и нашему отряду.
Лагерь жужжал, как развороченный улей: на полянке лежала цистерна, а вокруг нее суетились Вербицкий и другие партизаны.
— Что здесь делается? — удивленно спросил я Вербицкого.
— Баня, — весело засмеялся он. — Выкопаем, нальем ключевой водицы… плеснешь ковш на красные камни, так пар к земле прижмет, — скороговоркой выпалил он.
— Замечательно, — обрадовался Коско. — А откуда цистерну приволок?
— Со смолярного завода.
— Ага! Вспомнил. — И Коско тоже присоединился к работающим.
Я зашел в штабную землянку. Перед Морозкиным и Меньшиковым сидели двое мужчин, одетых в крестьянские полушубки, из-под которых были видны полинявшие воротнички гимнастерок. При моем появлении незнакомцы встали. Полный, несколько рыхловатый блондин лет тридцати и быстрый в движениях, тоненький смуглый молодой человек с маленькими черными усиками.
— Пополнение прибыло, товарищ командир, — доложил Меньшиков. — Это военные врачи, их в деревне Кошели наши нашли, приписниками были. Все проверено.
— Александр Чиркин, — представился блондин.
— Михаил Островский, — назвался второй.
Я посоветовался с комиссаром и направил новых врачей в распоряжение Лаврика.
— Теперь наша санчасть укомплектована, — радовался комиссар. — Островский — хирург, Чиркин — терапевт, а Лаврик — начальник.
— Зубного врача не хватает, — пошутил Меньшиков.
— Найдем и этого, а пока побереги свои зубы, лучше фашистам выбивай, — засмеялся Морозкин.
Мы вышли из палатки и направились к окопам. Рытье их уже заканчивалось.
— А что, если перед окопами заминировать? — предложил я.
Всем понравилось мое предложение. Я вернулся в лагерь, зашел в землянку к Сермяжко.
Константин читал вслух книжку, его жена, Валентина, чинила одеяло, несколько партизан отдыхали на нарах.
Сермяжко вскочил и закрыл книгу. Это была «Война и мир» Л. Н. Толстого.
— Как думаешь, Константин, можно вокруг лагеря сделать минное поле из противопехотных мин? — я вопросительно смотрел на Сермяжко.
— Сделаем, — коротко ответил он.
— А сколько времени потребуется на это дело?
— Завтра будет закончено.
Через полчаса все подрывники были заняты делом. Одни из досок делали маленькие ящички, другие укладывали в них тол.
На другой день возле лагеря появились дощечки с надписью:
«Осторожно! Заминировано».
В то же время наши разведчики установили связь с тремя партизанскими отрядами, действующими в этом районе: имени Фрунзе, которым командовал Иван Васильевич Арестович; имени Калинина под командованием Леонида Иосифовича Сороки и имени Чапаева под командованием Хачика Агаджановича Мотевосяна. Отряд имени Фрунзе находился в десяти километрах от нашего лагеря, в лесу Жилин Брод, а отряды имени Калинина и Чапаева, дислоцировались в деревнях Пуховичского района, на восточном берегу реки Птичь.
Сорока и Мотевосян прибыли к нам. Это были уже проявившие себя в боях с немцами, опытные руководители отрядов.
Мы показали им лагерь, уютные землянки, баню, в которой могли мыться одновременно двадцать человек, не достроенную еще пекарню и другое наше хозяйство.
Потом решили испытать баню в действии и, обождав, пока закончит мыться очередная партия партизан, вошли в нее. Помывшись, пошли в парикмахерскую, где ловко работала недавно прибывшая из Марьиной Горки молоденькая парикмахерша Надя Петруть.
— Замечательно! — воскликнул Мотевосян.
— Стройся и ты, кто тебе мешает, — сказал Сорока. — А что, если и вправду нам перебраться в лес? — обратился он к Мотевосяну.
— Примете в соседи? — спросил Мотевосян.
— Всегда рады: чем больше, тем веселее, — ответил Морозкин.
В тот же день в двух километрах от нашего лагеря мы нашли удобное место для отрядов Сороки и Мотевосяна.
— А вы нам своих инженеров пришлете? — прощаясь, спросил Сорока.
— Принуждать мы никого не можем, а вот вы придите и побеседуйте с ними, — ответил комиссар.
