Валерий с помощью лома свернул с двери замок, и партизаны, проникнув в амбар, стали вытаскивать мешки с мукой, крупу, сало. Кто-то нашел бочонок с медом. Все это погрузили на шесть подвод.
— Куда теперь? — спросил вспотевший Витко.
— В хлев. — И Каледа повел партизан к стоящему рядом сараю.
Сарай был открыт, и партизаны стали выводить упиравшихся коров. Когда скот был выведен, Каледа стал прощаться.
— Теперь не заблудитесь? — спросил он Валерия.
— Надеюсь, нет, — не слишком уверенно ответил тот.
— Идите все время прямо, — Каледа вытянул руку, указывая дорогу, — а мне пора на печку, ноги ноют. Попроси командира, чтобы прислал мину.
— Спасибо, дядя Вася! — пожал Валерий руку Каледы.
— Всего хорошего! — ответил тот и исчез в тумане.
Валерий довольно скоро нашел своих. Времени до рассвета оставалось мало. Но коровы шли медленно и не хотели торопиться.
— Шайтаны! Чтоб вы подохли! Шевелитесь скорей, глупые ишаки! — ругался татарин Рахматул Мухамендяров.
Коров пропустили вперед. Рахматул и Витко остались сзади с ручным пулеметом для прикрытия.
К рассвету партизаны достигли деревни Кривая Гряда. Уставшие, они только что остановились отдохнуть, как на окраине деревни раздалась автоматно-пулеметная стрельба. Валерий Гончаров приказал скот и сани вывести за деревню.
Из тумана показались немцы. Мухамендяров и Витко залегли за сугроб. Немцы медленно подходили.
— Обожди, Миша, не стреляй, подпустим их ближе, — прошептал Рахматул.
Когда немцы подошли метров на тридцать, по ним ударили партизанские пулемет и автомат. Трое гитлеровцев упали замертво, другие спрятались за дом и открыли стрельбу. Витко ткнулся лицом в сугроб, пулемет его замолк.
— Сволочи, — процедил сквозь зубы Рахматул и пустил длинную очередь.
Витко поднялся, отер окровавленное лицо, и его пулемет снова заработал.
— Миша, бери мой автомат и скорее отходи, а я останусь прикрывать, — уговаривал Рахматул раненого Витко.
С улицы выскочила новая группа немцев, и шквал огня ударил по двум отважным партизанам. Витко вздрогнул всем телом и замолк. Рахматул схватил окровавленный пулемет товарища и выпустил несколько очередей по приближающимся вражеским солдатам.
Оставив двух убитых, фашисты отступили.
— Не отдам я им Михаила, — шептал Рахматул, — не отдам…
Сзади него неожиданно затрещали автоматы — это Валерий Гончаров с товарищами спешили на помощь.
— Товарищи… — дрожащими губами крикнул Рахматул. Он поднял на руки убитого Витко.
Группа молча возвратилась в лагерь. Рахматул обмыл кровь с лица убитого товарища, поцеловал и отошел в сторону.
Михаила Витко похоронили возле Княжьего Ключа. Медленно падали в тишину слова комиссара:
— Сегодня мы прощаемся с отважным комсомольцем Михаилом Тимофеевичем Витко. Мы не успокоимся до тех пор, пока родина Витко — Белоруссия — не очистится от фашистской нечисти…
А я не мог произнести ни слова на этих похоронах. Я не мог отделаться от чувства вины: ведь я одобрил эту операцию.
Грянул залп-салют, на гроб посыпалась земля. Партизаны молча обнажили головы. Я посмотрел на Рахматула, он стоял в шапке. Видно, думы его были далеко. Может быть, и он терзался одной неотвязной мыслью: как же это случилось, что он опоздал выручить друга?
Витко Михаил Тимофеевич Указом Президиума Верховного Совета СССР награжден посмертно орденом Отечественной войны 1-й степени.
Преподнести фашистам «новогодние подарки» отправились Николай Ларченко и его разведчики. Они взяли с собой мину, пять килограммов тола. В условленном месте нашли записку, прочитали, что Каледа сегодня обязательно будет.
Партизанам долго ждать не пришлось. Дядя Вася скоро пришел. Он радостно поздравил разведчиков с наступающим Новым годом и сообщил, что двадцать пять гитлеровцев выехали в Минск.
— Эх! Было бы вас побольше, — посетовал дядя Вася и тут же спросил: — А мина есть?
— Есть, — ответил Ларченко.
— Тогда идем скорее! — Он повел партизан к шоссе между Белой Лужей и Валерьянами. Шоссе было покрыто толстым слоем укатанного снега.
— Хорошо ли здесь? — спросил Ларченко Дудкина.
— Сделаем наверняка, — ответил тот.
Скоро мина была заложена, и партизаны стали ждать. Темнело. Партизаны начали волноваться.
— Вы пока покурите, — говорил Каледа. — Машина обязательно будет. Неужто немцы окажутся такими невежами, что не привезут своим подарков под Новый год?
Наконец где-то вдалеке зашумел мотор.
— Вы подойдите поближе, а я лошадей посмотрю, — посоветовал Каледа.
Не успели разведчики выйти из ельника, как раздался сильный взрыв. Выскочив на шоссе, они увидели исковерканную автомашину.
— Давай посмотрим, может, что-либо уцелело, — посоветовал Дудкин.
— Собрать оружие! — приказал Ларченко.
Партизаны собрали оружие и документы; разгребая ногами снег, они нашли четыре целые бутылки вина.
— На тебе, дядя Вася, — Дудкин сунул ему в карман одну бутылку.
— Смотрите, уцелела! — поворачивал в руках бутылку Каледа. — Куда я ее понесу? Дайте нож…
Каледа осторожно открыл бутылку.
— За счастливый Новый год! Чтобы на нашей земле не осталось ни одного поганого фашиста! — сказал он и приложил горлышко к губам. — Хорошо!
Всем досталось по глотку. Вино немного согрело. Оставаться здесь дольше было опасно: недалеко гарнизоны противника.
Каледа попрощался с разведчиками.
— Осторожно, не попадись, дядя Вася, — говорили ему партизаны.
— Я стреляный воробей… — уже издали донесся его голос.
Партизаны вернулись в лагерь. Ларченко вошел в штабную землянку и, отдав честь, по своему обыкновению громовым голосом начал:
— Товарищ командир…
— Перестань! — перебил я. — Сколько раз говорил, чтобы не кричал. От твоего крика землянка может рассыпаться… Расскажи спокойно. Садись.
— Простите, — смутился Ларченко и уже тихо доложил: — Задание выполнено: разбита автомашина, убито шесть гитлеровцев; взято шесть автоматов и вот это… — Ларченко достал из карманов бутылки.
— Хорошо! А вино оставь себе, это ваша находка.
— Ни в коем случае! — упирался Ларченко.
— Тогда сделаем так: одну бутылку оставь здесь, другую отдай Коско, а третью возьми себе с разведчиками.
— Это другое дело, — согласился разведчик и взглянул на часы. — Скоро Новый год.
— Благодарю за успешное выполнение задания, — пожал я ему руку. — Желаю хорошо встретить Новый год и добиться еще лучших боевых результатов.
— Спасибо, — ловко, по-военному повернулся Ларченко.
— Обожди! — крикнул комиссар. — Я хочу тебе пожелать, чтобы в новом году ты отвык кричать.
Ларченко махнул рукой и исчез за дверью.
Стрелка часов приближалась к двенадцати. Я вышел из землянки. Ярко сверкали звезды. Между землянками кое-где торчали небольшие елочки. Вспомнилось, как перед войной на площадях Москвы для детей устраивались сверкающие огнями елки. Как теперь выглядит Москва? Возле Мавзолея Ленина стоят покрытые снегом серебристые ели, а миллионы их сестер здесь, в белорусских лесах, прикрывают нас от снега, от ветра, от глаз коварного врага. Кончится война — и новогодняя елка тысячам партизан напомнит о славных делах во имя Родины.
Я ходил по лагерю. Всюду чувствовалось праздничное настроение, с кухни пахло жареным.
Партизаны толпились у громкоговорителя, они ожидали голос Москвы.
Я вспомнил товарищей, ушедших на выполнение боевых заданий: две группы подрывников на железной дороге, Гуринович и Воронков в Минске. Что делают они сейчас? Должны были уже возвратиться. Идут ли они тайными лесными тропами или встречают Новый год в кругу родных?
Вот пробили Кремлевские куранты. Из землянок вышли все партизаны, вышли врачи со своими выздоравливающими пациентами. Раздался последний удар курантов, и над лесом торжественно зазвучал «Интернационал». Партизаны с обнаженными головами стояли задумчивые и серьезные.
— С Новым годом, товарищи! — поздравил я партизан и пожелал новых успехов в борьбе с фашизмом.
Потом начальник штаба Луньков зачитал поздравительную радиограмму из Москвы. В ответ прогремел партизанский девиз «Смерть немецким оккупантам!».
Коско пригласил партизан к праздничному ужину.
— С Новым годом! С новыми победами! — раздавались взаимные поздравления.
В штабной землянке был накрыт стол. На нем шипели котлеты и жареная картошка.
— За победу над фашизмом! За Коммунистическую партию! — произнес тост комиссар Морозкин.
— За тех, кто в походе! — поднял рюмку начальник штаба Луньков.
В этот момент открылась дверь, и в клубах морозного воздуха появились Гуринович и Воронков.
