Он ведь не из Янтарного и не из Ожерелья миров: даже если он и знает, как у нас дают имена, даже если ему известно, что означает имя “Таура” ... Откуда бы ему было узнать, как дрожит степь под страшными копытами?
— И темперамента. И образования, — подтвердила мои выкладки Тау. — Я не поверила его словам об отце. Да и кто бы на моем месте поверил? И тогда он поклялся, что всё сказанное им — правда. А я вскипела. И... Шаманы умеют вытащить из человека правду, Нэйти. А тут он сам клятву дал. Ее след еще не успел растаять. И я ухватила этот след, и растянула его, и накинула эту клятву не только не только на сказанное, но и на несказанное. Знаешь, меня ведь этому не учили… Гохо Зеленая Лапа мной бы гордился.
Мелкий камешек полетел в воду, пущенный рукой Тау, и я проследила за ним взглядом.
Мне как никому было понятно ее неверие. И гнев. Только Тауре было, на чью голову его обрушить. Мне же…
— Я вывернула его наизнанку, — блеклым голосом продолжила она. — И узнала всё: про заговор, про покушение на кронпринца, про серию запланированных акций… меня это мало волновало. Я… я убедилась, что Вействел не оболгал нашего отца, оглушила и ушла, бросив его в запертом кабинете. Через час я уже давала показания в тайной канцелярии. Еще через час — была в камере. Еще через месяц всю верхушку “фениксов” казнили. Меня, с моей биографией тоже были бы, но суд учел мое признание и добровольное сотрудничество — смертную казнь заменили Пьющим Камнем. Я очень хотела тебя уберечь от всего этого, Нэйти. Прости за то, что у меня не вышло...
Она встала и ушла. А вскоре и меня загнали под крышу, поближе к живому огню порывы хлесткого ветра, густо замешанные с дождем.
Ужинали, приводили себя в порядок (?), а затем и отходили ко сну мы в тягостном молчании, и разорвать его у меня не находилось сил: язык словно окаменел и прилип к небу, и разомкнуть губы, мне казалось, я не смогу уже никогда.
Внутри меня жила и ворочалась правда — огромная, тяжелая, режущая своими неудобными гранями...
Мне было о чем подумать этой ночью. И что сказать снова пришедшему в мой сон эльфу.
А на следующий день, когда Тау снова ушла, я оставила ей записку и стиснула артефакт перехода.
Я стояла, прячась в тени деревьев, неподалеку от городка, куда меня вынесло. В голове было не тревожно, а пусто. Вязкие минуты тянулись одна за другой.
Ожидание казалось бесконечным.
А может, я зря жду? Может, он еще и не придет. Или придет с императорской стражей. Даже неизвестно, какой вариант хуже. Но терять мне, пожалуй, уже нечего…
Он пришел. Один.
Я постояла несколько мгновений за его спиной, надежно укрытая, разглядывая сложную косу и зеленые пряди в ней, бусины, кольца… кончик острого уха с сережками, напряженную спину… а потом выдохнув сквозь стиснутые зубы, и, отбросив в сторону свою защиту, вышла.
Мэлрис обернулся мгновенно, так резко, будто ждал удара в спину. «Удивительно, с чего бы это!» — изнутри прорезался нервный сарказм.
— Нэйти… - выдохнул он и в этом выдохе было столько облегчения, что у меня у самой едва не подкосились коленки. А вот поднять на него глаза не получалось. Как и сделать шаг вперед. Хотя больше всего на свете мне сейчас хотелось просто по-детски броситься ему на шею и разрыдаться.
Он подошел сам. Теплые сухие ладони нежно обхватили мое лицо, приподнимая его вверх, и ресницы сами собой закрылись. Нет, я еще не готова смотреть тебе в глаза…
Мэлрис уткнулся лбом в мой лоб, а ладони скользнули ниже, по плечам, по рукам, до запястий. И со сдвоенным немелодичным лязгом раскрывшиеся половинки браслета упали на землю.
Кровь, отстраненно подумала голова. Вот почему у нас ничего не получилось. Он был зачарован на его кровь.
Я распахнула глаза, встречая наконец темно-зеленый взгляд.
Я свободна? Вот так просто? Могу делать, что захочу?
И с этой мыслью, я закинула избавленные от оков руки на темноэльфийскую шею, зарылась пальцами в волосы, безжалостно руша прическу и, привстав на цыпочки, прижалась губами к губам.
Мэлрис откликнулся живо и горячо. Как и всегда. Великое Ничто, как мне не хватало этого отклика. Мне не хватало этих объятий, этих губ, этого ощущения невесомости, когда все сложности отступают, поглощенные одним сиюминутным желанием. Без слов, без мыслей. Только я и этот эльф. По-настоящему, не во сне.
Наверное, я могла бы отдаться ему прямо здесь, под деревьями, возле дороги, но Мэл, не отвлекаясь от поцелуев, уже разворачивал вокруг нас воронку межмирового портала. И я знала, куда он нас вынесет.
Пещера, причудливые преломления света. Кровать. Та самая, огромная.
Мы обдираем друг с друга одежду по-прежнему разрывая поцелуй только для того, чтобы глотнуть воздуха. И можно было бы сорвать все к Звездам магией (ведь теперь и правда можно!), но мне нравится стаскивать ненужные сейчас вещи, смаковать эти мгновения промедления, чувствовать нетерпеливую дрожь от прикосновений – мою и его.
И пока я путаюсь в манжетах (я только что говорила, что мне это нравится? Забудь! Мерзкие тряпки!), Мэл с каким-то мучительным стоном таки сползает вниз по шее, чувствительно прихватывая кожу, ловя бешено частящий пульс. А когда его губы сомкнулись вокруг соска, жадно втягивая ареолу – мучительно застонала уже я.
Манжеты застряли намертво. Я бессильно дергала кисти и металась головой по постели, пока темный творил с моей грудью что-то совершенно умопомрачительное. А потом в какой-то момент я поймала глубокий удовлетворенный взгляд — и не выдержала.
Нет! Хватит с меня связанной беспомощности.
От того, как покорная моему зову откликнулась магия, я едва не испытала оргазм раньше времени. Обрывки рубашки прыснули в стороны. Мэлрис издал сдавленный смешок — и угодил под волну моего “гнева”: серебристая петля захлестнула мужские запястья, вздернула, натянулась… эльф опрокинулся на спину, и я мгновенно вскарабкалась ему на живот, закрепляя отвоеванную позицию.
Мэл даже не попытался избавиться от петли и продолжал послушно лежать, только изумрудные глаза сверкали с вызовом, да красивые губы кривились, сдерживая ухмылку — мол, ну и что ты теперь будешь делать, маленькая неопытная человечка?
Ну не такая уж я теперь и неопытная вашими стараниями, вериалис!
Закончив разговаривать, сама с собой, я легла на него всем телом — грудь к груди, живот к животу.
Прикусила мочку уха и потянула блестящий камушек сережки. Потерлась сосками о гладкую кожу, ловя собственное крошечное удовольствие от этих ощущений. А потом поцеловала, зализала, прикусила то место, где только что терлась — прямо рядом с плоским соском.
Сползла еще ниже, пробежалась губами по напряженному впалому животу, теперь особенно остро чувствуя, как тяжелой, налившейся груди касается твердый ствол. Скользящие обжигающие прикосновения, от каждого из которых по коже разбегаются колющие искры, а дыхание темного — и без того рваное — обрывается.
Я потерлась об него грудью еше, уже намеренно, а не случайно, смакуя новые ощущения, а потом, окончательно осмелев, обхватила горячую плоть ладонью, провела снизу вверх и сверху вниз, удивляясь нежности и бархатистости кожи. Выпустила. Коснулась кончиками пальцев блестящей головки, а потом, вспомнив, как не единожды Мэл порывался целовать меня там, внизу (но ни разу допущен не был!), я нагнулась и одновременно неуверенно и решительно лизнула подрагивающий ствол — вот тебе, темный! И попробуй мне запретить!
Мужская плоть на вкус оказалась приятно солоноватой. Мэл застонал, дернулся в путах, что-то неразборчиво прошипев на эльфийском. Я отпрянула от неожиданности, метнула на темного неуверенный взгляд.
— Не останавливайся, — хрипло приказал мой “пленник”, и у меня в животе от этого голоса остро екнуло.
Я фыркнула, вспомнив кто тут главный здесь и сейчас. Вы посмотрите, лежит голый и связанный, а все туда же — указания раздавать!
