И вот ближе к середине октября три девятки бомбовозов вылетели ночью, чтобы на рассвете нагрянуть.
Нефтяные вышки, цистерны и резервуары – все горело куда пуще, чем в июле, когда советские бомбардировщики с крымских аэродромов впервые осуществили налет на Плоешти.
Тогда сгорело двести тысяч тонн нефти, солярки, бензина с керосином и прочей химии. Сгорело топливо для «Мессершмиттов» и Панцерваффе…
3-я эскадрилья хорошо поработала, защищая Орел, обороняя от налетов штаб армии, каждый божий день вылетая на штурмовку – то железнодорожных станций, занятых немцами, то колонн, то еще каких целей.
А 20-го числа и до 122-го полка добралась та самая пауза, дозволяя выдохнуть и заняться массой отложенных дел.
Починять матчасть, осваивать локатор РУС-2 «Редут», в котором понимал один Бубликов, и обучать молодое пополнение – комдив обрадовал Николаева, прислав аж двенадцать летчиков.
Ровно половина из них имела кое-какой опыт, пилотируя «МиГи» еще в составе 9-й САД, а еще шестеро налетали меньше сотни часов.
Новенькие «МиГ-3» уже имелись, спецы с завода убыли на днях, сдав технику в надежные руки.
Посовещавшись с Жилиным и Цагайко, комполка решил воссоздать некогда выбывшую 2-ю АЭ, укрепив ее опытными пилотами из 1-й и 3-й, а «племя младое, незнакомое» с «МиГ-3» распределить по тем же эскадрильям.
Иван даже рад был таким рокировкам – пускай весь полк летает, как его 3-я АЭ. Да и будет кого помучить, натаскивая…
Когда Жилин вышел встречать троих новичков, у него во рту пересохло, а сердце дало сбой. Перед ними стояли трое похожих парней, белобрысых, курносых, загорелых, у всех в голубых петлицах по три «кубаря» старлеев.
Оглядев всех троих, комэск сказал отрывисто:
– Представьтесь. Имя, фамилия, часы налета на «МиГ-3».
– Константин Игошин, сорок часов!
– Анатолий Носов, пятьдесят два часа.
– Иван Жилин, шестьдесят часов.
Жилин посмотрел на себя самого.
Господи, какой же он худой, хилый… Плечи, правда, широкие, но костлявые. И нос облупленный… Так с ним всегда было – чуть загорит, и все. Носяра красный и облезает. Главное, загар везде ложится ровно, а орган обоняния – как морковка у снеговика.
«Что же мне с тобой делать? – подумал Иван. – Что мне делать с самим собой? Бред… Вот он я, туточки, хоть и в другом образе. А он тогда кто? Личинка, обещающая закуклиться – и выпорхнуть мотыльком? А если эту… куколку, этого имаго убьют?..»
То, что сам он жив-здоров был и всю войну оттрубил без серьезных ранений, – это еще ни о чем не говорит. Ситуация меняется, и чем дальше, тем круче. Кто бы мог подумать, что немцы, готовившие русским «Вяземский котел», сами же в него и угодят? И что будет, если Ивана-2 собьют? Не станет обоих?
Жилин поморщился. Уловив взгляд своего «альтер эго», он пояснил:
– Мой позывной – «Москаль». Прозвище есть?
Иван-2 ухмыльнулся.
– Так точно, товарищ генерал-лейтенант! «-Жила»!
По толпе летчиков прошли смешки.
– Ладно, «Жила» так «Жила». А у вас?
– «Гошей» прозвали, – смутился Костя.
– А меня со школы «Носом» дразнят, – осклабился Анатолий, – я и привык уже.
– Вот и отлично. А теперь слушайте меня внимательно. «МиГ» – удачный самолет, хорошая машина, хотя и не без огрехов. Однако идеальных истребителей не существует. «Мигарь» может творить чудеса, но только в опытных руках. Почему немцы нас чаще всего били? Да потому что они прибывали к месту службы, имея по четыреста часов налета и потом еще часов двести набирали в частях. Поэтому, пока не налетаете хотя бы часов двести, я вас в бой не пущу. Хотите на фронт?
– Да! – дружно ответило трио.
– Тогда… вон три «мигаря». Побили их здорово, но ресурс еще есть. Пользоваться рацией обязательно, буду связываться с каждым. По самолетам!
Новички побежали к машинам, а Жилин залез в кабину своего истребителя и включил РСИ-4А, с утра проверенную Бубликовым.
– «Жила»! – вызвал он. – «Гоша»! «Нос»! Я – «Москаль». К запуску!
Все три истребителя завелись почти одновременно. Обеспокоенный Кузьмич подошел поближе к самолету.
– Товарищ Рычагов, – сказал он, – как бы не побили машинки-то.
Иван вздохнул.
– Самому жалко, а что делать? Молодь учить надобно. Я – «Москаль»! На взлет!
«Мигари» потянулись к взлетке, разогнались по очереди и поднялись в воздух.
– Следите друг за другом. Мотор нагружать плавно. Круг над аэродромом!
Тройка истребителей пошла по кругу.
– Я – «Гоша». «Жила», возьми чуток правее.
– Понял.
– Я – «Москаль». Набор высоты до двух тысяч, мотор нагружать плавно.
– Есть!
Самолеты пошли одолевать вертикаль, ввинчиваясь в облачное небо.
– Пике до тысячи, резкий вывод в «горку».
Летчики, запрокинув головы, следили, как три машины понеслись вниз. Вся эскадрилья перебралась поближе к самолету комэска.
– Если натаскаем, – молвил Алхимов, – будет у нас двенадцать «мигарей», три полных четверки.
Жилин молча кивнул, наблюдая, как истребители, разогнавшись, гнули крутую дугу, выходя из пикирования и снова набирая высоту.
– Я – «Москаль». Как самочувствие?
– Н-нормально, – ответил «Жила».
– В глазах темнело?
– Да нет вроде…
Пилоты заулыбались понятливо.
– Не вибрируй зря, в пехоту не прогоним. Когда перегрузка, у всех темнеет. Ничего страшного.
– У меня тоже, будто ночь! – откликнулся Анатолий.
– И я! – поспешил вставить слово Костя.
– Набор пять тысяч.
– Есть!
«Мигари» потянули вверх.
– Не знаю, – вздохнул Кузьмич. – Может, и выйдет чего из пацанов.
– Я – «Москаль». «Гоша», доложить высоту.
– Пять сто!
– Пикирование, разгон до шестисот, выход на «горку».
– Есть!
Ничего сложного старлеям не «задавали», но волнение Жилина не покидало. И это его!
А каково это – не терять самообладания в небе, в первом полете?
Ну пусть и не в самом первом, но все-таки…
Погоняв «пацанов» еще полчаса, Иван приказал им идти на посадку.
– Помните: «мигари» у земли дубоваты, их может «вести»…
– Мы помним! – вякнул «Жила».
– Молчать! И слушать. На посадку!
Сели старлеи без приключений, подкатили на стоянку и вылезли – мокрые, как из парной, хотя фонари и были приоткрыты. Но к «руководителю полетов» приблизились довольно бодро.
– На первый раз сойдет. Сейчас на обед, а через два часа продолжим. Вопросы есть? Вопросов нет. Курс – на столовую!
Глава 23
На балтике порядок
После бомбежек ВВС Балтфлота береговая артиллерия немцев, расположенная вокруг Финского залива, не способна была сильно помешать советским кораблям.
Поэтому тральщики принялись расчищать минные поля, а Кригсмарине совместно с угодливыми финнами тут же бросились латать оборонительный рубеж – немецкие минные заградители «штопали дыры», а финские броненосцы «Ильмаринен»[43] и «Вайнямёйнен» стояли «на стреме».
Двадцать два бомбардировщика «Пе-2» под командованием майора Ракова в сопровождении шестнадцати истребителей вылетели, имея приказ: уничтожить броненосцы, прихватив, по возможности, мелкоту.
По паре «ФАБ-500» висело под крыльями у каждой «пешки».
Вместе с «Петляковыми» вылетела девятка топмачтовиков «ДБ-3Ф», несущих «ФАБ-1000»[44].
Исход задания был крайне важен – он решал, выйдут ли корабли Балтийского флота в открытое море, чтобы громить врага, или так и останутся у причалов. А выходить флоту было нужно – моряки на Ханко держались цепко, и уступать «старорежимный» Гангут не собирались. Не сдавались и защитники Моонзунда – флотские и сухопутные обороняли острова Эзель и Даго, временно переименованные эстонцами в Сааремаа и Хийумаа.
И дело было не в том лишь, что это советская земля, которой мы врагу и вершка не отдадим, – на Эзеле имелась 1300-метровая полоса аэродрома Кагул, единственного, с которого можно было бомбить Берлин.
Без помощи флота архипелаг было не удержать.
Челышев твердой рукой вел самолет, Ткачук, шевеля губами, исчислял курс, Кибаль высматривал самолеты противника.
– О-па! – крикнул Павло. – Та вон же воны, минзаги! Штук пятнадцать!
Корабли появились на горизонте, они шли на север – слева полукольцом друг за другом следовали суда охранения, среди которых выделялись финские броненосцы, а справа – шесть крупных минных заградителей, которые ставили большие круглые рогатые «сюрпризы».
– У самый раз поспели! – радовался Ткачук поднимаясь с сиденья, чтобы лучше рассмотреть корабли. – Работают! Давай по головному! Стоп! Вижу «худых»! Командуй!
Челышев включил передатчик:
– Внимание! Я – «Ноль седьмой»! Над кораблями две пары «Мессеров». «Маленькие», очистите дорогу!
– Вас понял, «Ноль седьмой». Приступаю.
Четверка «яшек» Кудымова бросилась на «худых», завязав с ними бой, а «Петляковы» продолжили сближаться с кораблями противника.
Когда до немецко-финской эскадры оставалось около пяти километров, Раков подал команду: