марки убили, я предупреждал, что ее таскать на себе опасно. Он, мол, ко мне посоветоваться приходил, так прямо из кармана марку и достал. Сам он цены не знал, пробовал в сети поискать, но что такое сеть по сравнению с добротным умом антиквария!
— Хочешь сказать, что хозяин носил эту штуку с собой?
— Выходит, что так. И ведь что обидно, сказал тогда Ди Фабио, тот козлопас, что его погубил, продаст скупщику краденого за пару тысяч и рад будет. А на деле цена была такая, что хоть весь холм покупай. Ну мы с поваром, натурально, удивились, спрашиваем его, что за марка такая, красивая ли, но ром уже кончился, Нёки на дежурство собрался, предложил старику до коттеджа его проводить, так они и ушли.
— Напрасно хозяин антиквару доверился. Он ведь небось не только вам про марку рассказывал.
— Глупости мелешь. — Пулия нахмурилась. — Когда человека нет в живых, его секреты теряют свою силу. Так же, как обиды и долги. Ди Фабио человек южный, надежный, ему верить следует.
— А хозяина убили там, где раньше часовня была?
— Разве ты не знаешь? — Пулия подняла брови. — Убийца оставил его в беседке сидеть, голова у мертвеца запрокинулась, и дождь всю ночь лил ему прямо на лицо. Ты же знаешь, в беседку редко кто заходит, место нехорошее.
— Что же, ему лицо размыло до неузнаваемости?
— Узнать-то его узнали, и пулю нашли в ране, и гильзу в траве. Но вот марки на теле не оказалось, той самой, про которую они с антикваром говорили. Я нарочно у сержанта спрашивала, когда встретила его на воскресной мессе. Ни марки, ни бумажника. Похоже, одна только я знаю почему.
— Почему же, Пулия?
— Да потому, что марка эта самая теперь у вдовы. Просто она налог на наследство не хочет платить. Вот и не призналась. На ее месте я бы тоже воды в рот набрала.
— Думаешь, она замешана в убийстве?
— Да куда ей, дурехе. — Пулия закатала рукав и посмотрела на свои золотые часики. — Вот увидишь, продаст дело первому же встречному и уедет куда подальше. Она «Бриатико» ненавидит, ей тут все прежнюю жизнь напоминает. Самая сговорчивая была медсестра, за полсотни соглашалась!
Что ж, подумала я, выбрасывая окурок и поднимаясь со скамьи, похоже, у многих есть причина ненавидеть «Бриатико». А я думала, что только у меня.
* * *
Мне не терпелось дождаться перерыва, чтобы помчаться в библиотеку и проверить одну штуку, выловленную из рассказа Пулии. Но тут, как назло, в процедурную явилась хозяйка, повела меня в хамам и стала тыкать пальцем в хромированные трубы в душевой, пришлось идти за средством для полировки и торчать там еще полчаса.
Глядя на высокую, надменную вдову в жемчугах, трудно представить, что она была обычной медсестрой в чепце, да еще и блудливой вдобавок. Иногда по старой памяти Бранка заходит в сестринскую сыграть партию в джин-рамми. Играть нас научил постоялец с третьего этажа, когда ему запретили вставать и он больше не мог спускаться в бар, где после сиесты собираются местные игроки. У постояльца какая-то костная болезнь, но руками он двигает хорошо — так хорошо, что мы у него не выиграли ни разу.
Другое дело — хромой жилец из мезонина по фамилии Фоска, его прошлое всем известно, даже я помню его автобус с двумя котлами: в одном — кипящий соус, в другом спагетти, обед на скорую руку для тех, кто строит отели или обновляет виллы, купленные англичанами. Автобус был красным, как запоздалый апельсин, и годами колесил по нашему серпантину.
Добравшись наконец до библиотеки, я вздохнула с облегчением, не застав там Виргинию, — полагаю, она дремала в своем чулане, который она считает тайным убежищем. На самом деле его давно облюбовала китаянка и пользуется им в свое удовольствие, когда Вирга уезжает в город. Я бы и сама не отказалась там подремать: обслуга живет в такой тесноте, что самая большая радость в «Бриатико» — это побыть одному. Но я не знаю, где кнопка, которая двигает тяжелую полку с книгами взад и вперед.
Я включила компьютер, надеясь, что быстро найду тот самый форум, солнце светило мне в глаза, но встать и задернуть шторы не было времени. До конца перерыва оставалось десять минут, потом мне предстояло заменить заболевшую кастеляншу в ее подвале, а оттуда уже до ночи не выберешься.
Слова Пулии поселили во мне тревожное сомнение. Может быть, анонимус, который спрашивал о синей марке, это сам Аверичи? Меня ведь интересовало только одно: до или после первого марта состоялся диалог на форуме. Однако, если вопрос задавал не Бри, моя версия никуда не годится.
Я открыла историю посещений, вышла на аукцион «Петер Цапп» и стала прокручивать страницы чата в поисках разговора о перевернутой королеве. Добравшись до нужной страницы, я перечитала диалог анонимуса со знатоком и посмотрела на дату и время разговора. Пятнадцатое февраля. Нет, это не Аверичи. Его тело за день до этого превратилось в золу. Значит, это брат.
Я закрыла страницу, но тут моя отметина заныла так сильно, что стало больно сидеть. Змеиный укус никогда не ошибается. Значит, я видела что-то важное, но не придала этому значения. Несколько минут я сидела тихо, сложив руки на коленях и прислушиваясь к мелькнувшей догадке, потом набрала название аукциона на боковой панели и убедилась: посещений было два, первое — в феврале, а второе — вчера.
Некоторое время я сидела, уставившись в экран, потом закрыла глаза и откинулась на спинку стула. Чертовщина какая-то. Вопрос на форуме задали в 10:45, пятнадцатого февраля. Кто-то зашел на форум с этого самого компьютера в тот же день, в 10:38, в этом нет сомнений.
Записи анонимуса могли принадлежать кому угодно, только не брату, потому что мой брат никогда не сидел на библиотечном стуле, обитом медными гвоздиками. Он не мог оказаться в богадельне ни в феврале, ни в любой другой день или месяц. Система охраны здесь, как ни странно, современная, внизу стоит вертушка, у всех браслетики
