— Какого черта?! Что это было?!
— Местный джин. Я же говорила, лечит все болезни.
— Хоть бы предупредила…
— О, я предупреждаю тебя, Рис Сент-Мор… — Она усмехнулась. — Ветер, туман, призрак или человек… мне все равно. Но ты не должен был спать на пустоши один. Это небезопасно.
Рис положил подбородок на спинку стула. Боль почти утихла, и в глазах прояснилось. Ему нравилось, что над ним хлопочут, нравилась и тревога в голосе Мерли.
— Я же сказал: тебе не стоит за меня волноваться. Но мне нравится все, что ты делаешь.
— Конечно, я волнуюсь. — Мередит вытерла полотенцем его шею и плечи, затем подошла к тазику и стала мыть руки. — Волнуюсь так же, как волнуюсь за Деррила, Кору, отца или…
— В самом деле? За них — точно так же, как за меня? — Он повернулся к ней и заметил, что ее руки дрожат. — Или ты волнуешься за меня по-другому?
Мыло выскользнуло из ладоней Мередит и плюхнулось в тазик.
— Рис, я… — Она умолкла.
Узнав ее поближе, он понял, что не стоит продолжать эту тему. Поэтому поднялся со стула, снял полотенце с крючка и сам вытер ей руки.
— Ты дрожишь, — заметил он. — Посиди у огня. Позволь мне немного поухаживать за тобой.
— Да ты на ногах не стоишь…
— Я вообще мало к чему пригоден. — Рис постарался галантно улыбнуться. — Но это никогда меня не останавливало.
Усадив Мередит у огня, он взял все еще горячий чайник.
— Вижу, Кора заварила чай. — Рис налил ей чая.
Мередит взяла чашку и поднесла к губам. Потом пробормотала:
— Я бы предпочла джин.
— Знаю. Но я предпочел бы, чтобы ты не пила так много.
Ее глаза сверкнули.
— Что?! Ты беспокоишься за меня, а мне не позволено за тебя беспокоиться? — Она глотнула чая и тихо сказала: — Тебе следует остаться сегодня здесь. Со мной.
О Боже! Не думал он, что какая-то часть его тела может сейчас пульсировать сильнее затылка. Но как выяснилось, он ошибался.
Тяжко вздохнув, Рис взял табурет и сел напротив Мерри.
— Кто мы друг для друга?
— Хочешь обсудить наши отношения? — спросила она.
Он тут же кивнул:
— Разумеется.
— Но какой мужчина добровольно заводит подобную беседу?
— Мужчина, уставший спать в одиночестве на пустоши, — выпалил вдруг Рис.
И дело не в том, что он опасался падавших камней, призраков или Гидеона Майлза. Просто он хотел ее. Хотел больше всего на свете и не знал, сколько еще сможет держаться от нее подальше.
— Мы друзья, Рис. И думаю, я достаточно ясно дала понять, что мы сможем стать еще ближе… когда захочешь.
— Еще ближе… — в задумчивости повторил он. Поймав прядь ее волос, спросил: — Насколько?
Мерри отставила чашку и подалась вперед.
— Мы можем быть… совсем близко, — прошептала она, касаясь губами его губ. — Тело к телу, понимаешь?
Не в силах удержаться Рис обнял ее за талию и усадил себе на колени. Она тотчас же обхватила руками его шею, и их губы слились в жарком поцелуе.
И тут Рису вдруг почудилось, что в глазах у него двоится и даже троится. Потому что ее руки… они были везде! Вероятно, их было гораздо больше чем две. Мерри сжимала его плечи, щеки, цеплялась за шею… Не собираясь ей уступать, он прижал ее к груди одной рукой и запустил пальцы в густые волосы.
Ах, ее волосы!.. Такие густые! Такие мягкие! Рис наслаждался прикосновениями к ним, пропуская пряди сквозь пальцы, скручивая и даже слегка дергая, чтобы отомстить за проделку с джином.
Мередит застонала и шевельнула бедрами, тем самым заставив и его застонать. Она медленно вжималась в его восставшую плоть, и он с каждым мгновением все больше возбуждался. Разумеется, Рис прекрасно понимал, что у него рана на затылке, а Мерри тяжко работала с рассвета и до темноты. Но все же он страстно ее желал и хотел быть с ней всю ночь.
Мередит стала извиваться, не прерывая поцелуя, и он снова прижал ее к своей плоти, усилив трение. Установив определенный ритм.
Как там она сказала? Близкие друзья?..
Что ж, он становился ей все ближе. И судя по ее тихому мурлыканью, она тоже так считала. Теперь оставалось лишь добраться до финиша. И он очень хотел, чтобы она пришла первой. А также хотел, чтобы она получила истинное наслаждение.
Тут Мередит, охнув, неожиданно отстранилась.
— Мы не можем… здесь, — пропыхтела она. — Пойдем наверх.
Но он никак не мог прийти в себя. Грудь сжимало, а чресла мучительно требовали ее ласк.
— Пойдем же наверх, — повторила Мерри.
Рис тихо выругался и вздохнул. Десять секунд назад, подними она юбки, он не колеблясь вошел бы в нее. Но сейчас при мысли о том, что придется подниматься по длинной лестнице…
Да еще и голова снова разболелась. В общем, препятствий было больше, чем он смог бы пересчитать.
— Подняться наверх — этого недостаточно, Мерри.
— Конечно, — согласилась она. — Между нами слишком много одежды, так что надо раздеться. Идем же наверх.
Она поцеловала его в шею, а его руки легли ей на плечи.
— Нет, — повторил он, отталкивая ее, — этого все равно недостаточно. Тело к телу — это еще не все. Я не хочу… дружбы без одежды. Я должен жениться на тебе.
Она едва заметно нахмурилась:
— Рис, почему ты всегда думаешь о будущем? Подумай о сегодняшней ночи!
Черт подери, какая ирония! Он ведь столько лет не вспоминал о будущем. Ни разу! Собственно говоря, он потратил много усилий и пролил реки крови — своей и чужой, — пытаясь сделать так, чтобы для него это будущее никогда не наступило. А сейчас… Сейчас у него были планы, желания и недостроенный коттедж на склоне. Было будущее. И он просто не мог от него отказаться, не мог разрушить его из-за одной ночи удовольствия.
— Мерри, я думаю о сегодняшней ночи, — тихо проговорил Рис. — Думаю о том, как бы увести тебя наверх, сорвать с тебя одежду и всю ночь напролет делать с тобой… неописуемые вещи. Касаться тебя повсюду. Пробовать на вкус повсюду. И я знаю так же точно, как знаю собственное имя, что завтра вновь захочу тебя. И послезавтра — тоже. А потом снова, снова и снова. Поэтому мне так необходимы брачные обеты. Я должен услышать, как ты скажешь, что навсегда принадлежишь мне. И только после этого я наконец возьму тебя.
Мередит молча смотрела на него, и сотни различных чувств отражались в ее серебристых глазах. Удивление, желание, уязвимость, разочарование… и то, что ему казалось искренней привязанностью.
— Как ты можешь говорить подобные вещи женщине, не укладывая ее при этом в постель? — спросила она. — Это жестоко, скажу я тебе. Жестоко…
— Жестокий, жестокий мир, — пошутил Рис. И уже более серьезно добавил: — Дело не только в постели. Надеюсь, ты это знаешь. Я хочу заботиться о тебе. Не могу видеть, как тяжко ты трудишься.
