Да, она уезжала из деревни. И не для того, чтобы провести целый день, торгуясь в лавках Тавистока. Она ехала отдыхать в Бат! И, что всего приятнее, с ней ехал Рис!
Она решила оставить в деревне все заботы и тревоги и просто наслаждаться этими драгоценными днями.
Хмельная улыбка сияла на ее лице. Оторвавшись наконец от окна, Мередит повернулась к Рису, чтобы разделить с ним свою радость.
Оказалось, что он спал, скрестив руки на груди и уткнувшись в грудь подбородком. А ноги его лежали на сиденье, правда, он пристроил их подальше от ее юбок. Экипаж сделал резкий поворот, и Рис неожиданно всхрапнул.
Мередит прижала запястье к губам, чтобы не рассмеяться.
Что ж, он солдат. И видимо, способен уснуть где угодно. Поскольку же сон Риса прерывался кошмарами, она не хотела лишать его заслуженного отдыха. Во всяком случае, сейчас. А вот потом… Если от нее хоть что-то зависело, в Бате ему будет не до сна.
Но сама она не собиралась следовать примеру Риса. Мередит снова припала к окну, с жадностью вглядываясь в каждую деталь пейзажа. Она никогда раньше не ездила этой дорогой, и вполне возможно, что ей придется увидеть все это только раз. На обратном пути.
Когда экипаж остановился, Рис мгновенно открыл глаза. Ноги его с грохотом ударились о пол.
— Все в порядке, — поспешно заверила Мередит. — По-моему, мы остановились поменять лошадей.
Рис глянул в окно.
— Мы недалеко от Эксетера. Неплохо, неплохо. Выйдем, чтобы размяться?
Они немного погуляли и успели добраться до лесистой долины, граничившей с дорогой. Удивительно!.. Они отъехали не так уж далеко от дома, но все же здесь было множество растений, названий которых она не знала.
— Мы никогда не говорим о тебе, Рис, — сказала Мередит, взяв его за руку.
И возможность поговорить откровенно с каждым днем уменьшалась.
— Да и говорить-то почти не о чем.
— Конечно, есть о чем. Ты ведь много путешествовал. Какое место показалось тебе самым красивым?
— То, где находишься ты.
Она густо покраснела.
— И это говорит человек, который отрицает в себе всякую склонность к романтике. Но я серьезно. Я действительно хочу это знать. Каковы горные хребты во Франции? А бельгийский собор? А открытое море? Ты же видел его…
— И еще тюльпаны. — Рис поднял голову, всматриваясь в чащу. Он надолго умолк, и Мередит уже решила, что не дождется ответа. Возможно, Рис питал особое пристрастие к тюльпанам. — Да, целое поле тюльпанов. В Голландии, — пояснил он наконец. — Бесконечные волны красных тюльпанов. И ясное голубое небо над головой.
— Чудесное зрелище!
— Так и было, — буркнул Рис. И, оглянувшись, добавил: — По-моему, они уже запрягли новых лошадей.
И на этом разговор прервался.
Когда они снова отправились в путь, он положил ноги на ее сиденье и скрестил руки на груди, словно собирался заснуть. Но на этот раз она была начеку.
— Значит, тюльпаны? А что было самым уродливым?
Рис покачал головой:
— Не смогу ответить.
— Но почему?
— Потому что ты не должна знать об ужасах войны. Именно поэтому мы и сражались. Чтобы уберечь невинных людей от таких мерзостей. И будь я проклят, если стану знакомить с ними тебя. — Рис повернулся к окну, давая понять, что разговор закончен.
Мередит вздохнула. Почему он так скрытен? Если бы он знал, сколько боли в жизни видела она!
— Спасибо, Рис.
— За что?
— За твою службу. За смелость. Полагаю, тебя мало хвалили.
По крайней мере в деревне. Уж там-то он не слышал ничего лестного о себе.
Тут Мередит вновь заговорила:
— Насколько я знаю, твой полк был самым прославленным в Англии.
— Кто тебе это сказал?
— Читала как-то раз в газете. Или два раза. Или раз двадцать.
— Я служил со многими честными и отважными людьми.
— Ты ведь и сам был одним из них. И вел их в атаку.
Рис пожал плечами:
— Но я-то здесь. А многих других уже нет на свете.
Она не смела признаться в том, что знала все медали и ордена, которыми был награжден Рис. Их было у него почти столько же, сколько шрамов. И мысль о том, что он получил их, считая, что этим убережет невинных от мерзостей войны…
— Я восхищаюсь тобой, Рис, — сказала Мередит.
Бедняга. Похоже, он был в панике. Словно она сказала ему какую-то гадость, а не похвалила. Возможно, к гадостям он привык больше…
— Рис, но я действительно восхищаюсь тобой. И хотела бы, чтобы ты отдавал себе должное за все, чего достиг, вместо того чтобы все сваливать на судьбу. — Мередит лукаво улыбнулась. — Думаю, в твою честь я повешу на гостинице мемориальную доску, выгравировав на ней твое имя и чин. Наш местный герой войны!
Рис рассмеялся и потер глаза.
— Есть много проявлений отваги, и большинство из них не связано с полями сражения. А гостиница — это памятник твоей храбрости, Мередит Лейн-Мэддокс.
К горлу ее подкатил ком. А сердце… прямо-таки растаяло. Для нее очень много значило признание ее тяжкого труда. Какое счастье, что Рис отдает ей должное…
— Мерри, что с тобой? — Он наклонился к ней, и их колени соприкоснулись. — Тебя что-то беспокоит?
— Нет, просто немного устала, — солгала она.
Он сел с ней рядом, обнял за плечи и положил ее голову себе на грудь. Она с наслаждением вздохнула знакомый мужской запах.
— Ну вот. Тебе удобно?
Мередит кивнула.
— Тогда спи. У тебя для отдыха целый день.
Далее они ехали в полном молчании, говорившем больше всяких слов. Их пальцы переплелись, и его большой палец на ее запястье чуть содрогался от ударов пульса. Она нежилась в его тепле, притворяясь спящей. Но на самом деле сна не было ни в одном глазу.
Мимо мелькали пейзажи, которые Мередит прежде не видела, и у нее, возможно, не будет шанса снова ими полюбоваться. Но она не потрудилась поднять голову. Закрыв глаза, она тщательно запоминала каждое свое ощущение, каждую мимолетную мысль. Она знала, что станет вспоминать об этом всю оставшуюся жизнь.
Глава 15
Дороги были сухими, так что они достигли Бата как раз в тот момент, когда солнце позднего лета поцеловало горизонт.
Рис радовался хорошей погоде и не мог насмотреться на свою прекрасную спутницу.
Мередит же липла к окну все то время, что они ехали через город. Глаза ее широко распахнуты, а губы приоткрыты — словно ей было недостаточно просто смотреть и хотелось вдыхать, хотелось пить воздух этого города.
Рис внимательно следил за ней, и улыбка не сходила с его губ.
Когда они приехали в гостиницу, он был вынужден оставить это приятное занятие. Сняв лучшие номера, как и было договорено, он велел слуге принести багаж, затем помог Мередит выйти из экипажа.
