женщина была другой. Она постоянно удивляла, злила и возбуждала его, но с момента их
встречи ни разу ему не наскучила. Он не ожидал, что будет скучать по ней.
Ловкими пальцами он расстегнул подвязки. Положив ладони по обе стороны ее
ноги, он скрутил чулок, двигаясь вниз. По стройному бедру, стройному колену, по хорошо
сложенной голени, аккуратной щиколотке, вниз к изящной ступне.
Однажды ночью на Ямайке он губами исследовал каждый дюйм этой ноги. Он
знал, как мягкость внутренней стороны ее бедра ощущается на языке. Под коленкой у нее
есть место, поцелуи которого заставляли ее кричать от страсти. Он оставлял укусы любви
на чувственной стороне ее голени, целовал ступню, прикусывал сладкие пальчики.
Он проклинал свою зрительную память. Она не помогала выпуклости, растущей в
его штанах.
Не особо раздумывая, он снял второй чулок. Скользя руками вниз по ее бедрам, он
нашел застежку пояса с подвязками и расстегнул его. Это было нечто воздушное,
состоящее из кружева и атласа, что заставило его улыбнуться и отбросить предмет
одежды в сторону. Он спал с женщинами, украшающими себя нарядами от Dior,
созданными очаровывать, но он не помнил времени в своей жизни, когда бы наслаждался
женским нижним бельем больше, чем сейчас.
Ее трусики были небольшими. Лоскут ткани, полоска кружев, несколько дюймов
тонкой резинки, скреплявшей все вместе. Они были чуть ниже линии бикини. Между
резинкой и смуглым животиком находилась узкая полоска бледной плоти, к которой он
нагнулся, чтобы пробежаться языком. Через кружево… О Боже, этот сладкий мягкий
треугольник волос.
Он также мог видеть линии загара через ее лифчик. Они были слабее, с тех пор как
она принимала солнечные ванны без верхней части бикини, в те последние солнечные
деньки, которые они провели вместе.
Еще раз, проведя рукой, он искал застежку ее лифчика, и издал облегченный вздох,
когда расстегнул его, не разбудив ее. Он стянул его.
И задержал дыхание. Закрыл глаза, сделал несколько длинных, глубоких вдохов,
прежде чем снова открыть и посмотреть на свою жену. Ее груди были высокими и
округлыми, смягченными сонной позой. Коралловые вершины были дерзкими даже в
расслабленном состоянии. Он знал их цвет, вкус, строение, и жаждал снова взять их в рот.
Но он не мог. Она никогда не научится ему доверять, если сейчас он воспользуется
ее положением. Но он должен потрогать ее или умрет. Кончики его пальцев скользили по
мягкому атласу ее горла, потом обратно. Снова вниз, и обратно.
- Дерек?
Его имя было хриплым сонным бормотание, но оно прошло через него словно
выстрел. Его рука застыла, и он свободно обхватил её шею.
- Да, любимая?
Она выгнула спину, томно потягиваясь, поднимая свои груди, волнообразно двигая
ногами по постельному белью, которое Дейзи, заботливая горничная, постелила перед их
приездом.
Сердце Дерека начало учащенное перекачивать кровь. Его мозг посылал слабые
сигналы телу, но им невозможно было повиноваться. Они говорили ему отстранится,
чтобы не искушать себя или приблизиться, но не сидеть там, как дурак, с затуманенным
взглядом и мокрыми ладонями.
Сексуальная сдержанность была для него в новинку. Он никогда с ней не
сталкивался. Он думал, что любой мужчина, переживший когда-либо подобное, должен
быть причислен к лику святых.
Рука Карен ерзала по простыни, словно что-то ища. Когда она нашла его бедро, то
остановилась и еще раз произнесла его имя.
Небольшой порции одобрения было достаточно, чтобы отправить его через край.
Он лег сверху и обхватил её голову своими руками.
- Карен, ты прекрасно смотришься в моей постели.
А потом он поцеловал ее. Сначала его рот просто опустился на ее. Он использовал
минимум давления. Но когда вместо протестующего крика ее ответом стало низкое
удовлетворенное мурлыканье, он начал стремительно скользить по ее губам.
В итоге ее рот раскрылся. Он вдыхал ее сладкое дыхание, пробовал ее вкус прежде,
чем разрешил своему языку исследовать гладкую внутреннюю поверхность ее губ.
Кончиком языка он изучал ее зубы. Затем направился глубже, глубоко в ее рот.
Она мягко застонала. Ее рука ползла от его бедра к пояснице. Она погладила его
грудь и двинулась вверх к шее. Она прижалась ближе, ее тело выгнулось, чтобы
встретиться с его.
Хотя поцелуй был для него и раем и адом, он ликовал. Признает она или нет, но
она его хочет. Сейчас ею управляет подсознание, и все в ней стремится к нему. Все те
протесты против того, чтобы спать вместе, были лишь упрямством, упрямством, которое
он преодолеет.
Его рука обнаружила ее полную грудь, сосок был твердым от томления. От его
ласки у нее вырвался еще один стон
- Карен, Карен, почему ты противиться мне? Противишься себе?
Он поднял голову в поисках ответа. Ее глаза все еще были закрыты. Пока он
смотрел на нее, она широко открыла рот и зевнула. Ее голова глубже зарылась в подушку,
и она провалилась в темноту сна.
Он печально засмеялся:
- Это первый раз, когда от одного моего поцелуя женщина засыпает, - он накрыл ее
простыней. Боже, она прекрасна, сказал он себе. Растрепанный ангел.
Его тело протестовало. Он хотел заняться с ней любовью, но дал слово, что не
будет ее торопить. Но лишь спать рядом с ней, держать ее всю ночь…
А почему нет? Она его жена. Это его дом. Его кровать. Ей-Богу, он будет спать там,
где ему захочется.
Он быстро разделся. Голым подошел к окну, открыл его и дал деревенскому
ветерку, намекавшему на скорую осень, остудить свое тело.
Это немного помогло. Как только он забрался под покрывало, Карен потянулась к
его теплу. Она прильнула к его торсу, выгнув спину в виде буквы S, и согнула колени. Ее
бедра крепко обнимали его тело там, где оно в настоящее время было более уязвимо.
Его жар вернулся.
Ее разбудил солнечный свет. Яркие бриллиантовые ослепляющие лучи. Они
проникали в комнату из открытого окна. Она перевернулась на спину и осмотрелась
широко раскрытыми глазами.
Она лежала на кровати с навесом. Остальная мебель в комнате, как и кровать, была
старинной. Отполированный паркетный пол был покрыт ковром, Обюссонским (прим.
ковер, произведенный в Обюссоне, во Франции), если ее не подводили глаза. Его
приглушенные тона сочетались с пастельными цветами, в которых была декорирована
