– Отвалите от нее к черту.
Джереми оборачивается кругом.
– Рассел, она…
– Прибереги отговорки, Линз. Я видел, как вы приставали к ней. Вам повезло, что тренер Брилл этого не заметил, или вас обоих вышвырнули бы из команды. Тащите свои задницы внутрь и помочитесь, или что там вам положено делать, пока он не увидел. – Я отпускаю их. Они злобно смотрят на меня, уходя в здание.
Поднимаю сумку Грэйс, отдаю ей. Она забирает ее, долго изучает меня с хмурым выражением на лице, словно размышляя над вопросом в тесте, который не может решить, после чего, наконец, уходит. Я смотрю ей вслед до тех пор, пока Грэйс не скрывается из виду.
Почему-то после этого мне становится лучше.
К тому времени, когда возвращаюсь в здание школы, Джереми и Кайл плюются от бешенства.
– Чувак, какого хрена, что это было? – Джереми подходит ко мне практически вплотную, поэтому я наклоняюсь вперед, не отступая.
– Это я остановил вас, потому что вы вели себя как говнюки. – Отталкиваю его на шаг назад, затем поворачиваюсь к Кайлу. – У вас мозги отказали, или что? Вы серьезно думали, что она спустит подобное с рук вам обоим? Вам повезло, что Грэйс не пошла прямиком к тренеру Бриллу.
– И что бы она ему сказала? Мы просто разговаривали.
Закатив глаза, отвешиваю Джереми подзатыльник.
– Просто разговаривали. Ты всегда разговариваешь своей правой рукой?
– Боже, расслабься. Это шутка была…
– Это не простые разговоры и не просто шутки. Вы ее окружили. Загнали в угол. Вы лапали ее, а потом начали болтать всякую хрень, чтобы ее напугать. Зачем?
Брови Джереми взметаются вверх.
– Зачем?
– Да. Зачем?
Он смотрит на Кайла, но тот, состроив гримасу, смотрит на него.
– Эээ…
– Кайл, если бы кто-нибудь попытался так обращаться с Вал или Клаудией, как думаешь, что бы я сделал?
Кайл чешет затылок, но у него больше нет ирокеза, поэтому он опускает руку и отводит взгляд.
– Взбесился бы и надрал им задницы.
– Чертовски верно.
– Чувак, я бы никогда не стал вести себя так с твоими сестрами, – уверяет меня Джереми.
– Тогда почему ты вел себя так с Грэйс?
Они обмениваются взглядами, чем говорят мне, что им кажется, будто я слишком долго нюхал апельсиновое чистящее средство. Вероятно, они правы.
– Потому что Грэйс…
Я резко поднимаю руку.
– Грэйс – девушка. И все. Хочешь приклеить любые другие ярлыки – валяй. Но никогда не забывай, что она в первую очередь девушка, а мы так с девушками не обращаемся. Сечешь?
Джереми поднимает руки в знак поражения.
– Да, да, ладно.
Напряжение нарастает, пока мы втроем пронизываем друг друга взглядами. Я жду, чтобы один из них озвучил это, задал очевидный вопрос, но они оба слишком злы на меня, чтобы сказать, какой я лицемер, обличить меня.
С каких пор?
Пока они возвращаются на поле, посылая мне хмурые взгляды через плечо, я поднимаю баллончик чистящего средства и драю шкафчики с такой силой, что они бы начали кровоточить, окажись на месте металла кожа моих друзей.
Глава 17
Грэйс
Я бегу из школы так, словно за мной гонится вся команда по лакроссу. Оглядываюсь через плечо в двенадцатый раз, но Джереми и Кайла там нет. Зака тоже.
И Йена.
Я никогда не видела его таким – настолько холодным и полным ненависти. Дрожь пробегает вдоль позвоночника, я ускоряю темп. Он знает, чем я занималась со школьной камерой. Гадаю, когда Йен разболтает Заку. Зак, скорее всего, добьется моего ареста за преследование, или домогательства, или вроде того. О, мой Бог, почему все это происходит? Давление в груди нарастает, поднимается, будто расплавленная лава в вулкане. Я ничего плохого не сделала! Почему меня все время наказывают? Я потираю грудь, боль в которой стабильно усиливалась последние две недели после ударов ржавыми лезвиями, нанесенными столькими людьми. Как бы я хотела оказаться дома. Как бы хотела просто моргнуть или щелкнуть пальцами и исчезнуть с улицы, где каждый звук – угроза.
Дует холодный ветер, я плотнее укутываюсь в свою куртку. Не знаю, когда приняла решение прийти домой к папе (он до сих пор на работе), но вот я стою на пороге. Пышный зеленый газон, лепные цветочные горшки, в которых уже цветут весенние цветы, баскетбольное кольцо над гаражом – от всего этого хочется вырвать на подъездную дорожку, идеально вымощенную плиткой. Мне здесь не место. Я это знаю, но, тем не менее, я тут.
– Грэйс?
Я оборачиваюсь кругом, моя челюсть отвисает. Это мой папа, в брюках Докерс и футболке, с граблями в руках.
Не знаю, почему он дома посреди дня, но я рада, так чертовски рада. Все напряжение, все эмоции вскипают и выплескиваются из меня одиночным надрывным всхлипом.
– Папочка.
Секунду спустя я заключена в его объятия, плачу... из-за чего? Из-за всего, наверно. Я достигла переломной точки. Не могу так больше. Не могу быть стойкой.
– Милая, что случилось?
Я качаю головой, не в силах произнести ни слова, даже если бы и нашла правильные.
– Идем. Пошли в дом. – Положив руку мне на плечо, он ведет меня по дорожке, но я колеблюсь.
– Все в порядке, Грэйс. Проходи. На улице холодно.
Через несколько минут папа укутывает меня в одеяло на диване в гостиной; на столике передо мной стоит упаковка салфеток. Детали от конструкторов Лего, которые собирает Коди, разбросаны по полу рядом с игровой приставкой Кита. Фотографии мальчиков украшают стены, полки. Фотографии папы и Кристи расставлены на приставном столике.
Моих – ни одной. Я невидимка… если только дело не касается секса. Тогда я легкодоступна.
– Теперь ты готова поговорить? – Он убирает волосы с моих глаз, мимолетно улыбнувшись.
Когда папа улыбается, я вижу, почему мама и Кристи не устояли перед ним. Как я не устояла перед Йеном.
– Парни – козлы.
Улыбка сползает с его лица.
– Какие парни?
– Все.
Папа смеется.
– Да. Но какие в особенности?
Глубоко вздохнув, рассказываю ему все.
– Друзья Зака приставали ко мне сегодня. Команда на этой неделе посещает тренировочный лагерь по лакроссу. Я пнула одного из них за то, что он мне наговорил и дотронулся до меня. Ну, попытался дотронуться, во всяком случае.
– Умница. Как я тебя учил?
Кивнув, хватаю новую салфетку.
– Прямо в солнечное сплетение. Я в последний момент вспомнила, что он, скорее всего, в защитной раковине, поэтому, ну, знаешь, передислоцировалась. – Подавляю улыбку. – Его лицо стало таким же пунцовым, как его волосы.
