— Я знаю. Но что мы можем поделать?
Она снова подумала о дожде. Это был знак, она в этом не сомневалась, однако не понимала, как истолковать эти живительные преобразования в природе. Обернувшись, она стала разглядывать кхмеров, движущихся вслед за ними. Большинство из них ехали на лошадях. На ближайшей к ним лошади сидели двое детей впереди своего отца. Она знала, что их мать находится в конце колонны, идет вместе с другими женщинами пешком. Дети негромко спорили о чем-то, и Аджадеви улыбнулась, глядя на них. Хотя люди обычно предпочитают слышать детский смех, она не возражала и против их препирательств. Это означало, что детей продолжают заботить самые обычные вещи и что их жизни не были полностью разрушены нашествием чамов.
Ее внимание привлекла лужица на тропе. Она внимательно всматривалась в грязную воду, которая, скорее всего, высохнет еще до конца этого дня.
— Когда чамы придут в Бантей Срей, — сказала она, — мы должны… подать сигнал. Мы должны предупредить приближающихся кхмеров об опасности.
— Любой сигнал должен быть виден издалека.
Она представила себе храм, а также вспомнила, как и почему он получил название «Цитадель женщин». Это небольшое аккуратное строение было окружено прогалиной и кольцом высоких деревьев. В жаркий день пребывание в Бантей Срей могло стать невыносимым.
— Там очень сухо, — сказала она. — Деревья находятся слишком далеко от храма и не дают тени.
— И что из этого?
— Мы могли бы сложить кучу сухого хвороста напротив южной стены храма. Хворост будет сухим, а сверху мы положим куски мха. Когда чамы будут на подходе — а однажды это обязательно произойдет, — наши разведчики подожгут хворост и отступят. Огонь и дым задержат чамов, одновременно предупредив приближающихся кхмеров, что это место сбора раскрыто.
— Это позволит нам выиграть время. И спасет много жизней.
— Да. Мы нарушим жизнь джунглей, совсем ненадолго для них — на какое-то мгновение; но для тех, кто спасется, оно будет равноценно целой жизни.
Он полуобернулся, взял ее руку и поцеловал один за другим все ее пальцы.
— Сколько жизней ты спасешь этим, любовь моя?
— Когда речь идет о человеческих жизнях, никогда нельзя спасти достаточное их количество.
— Но можно попытаться это сделать. Что ты только что и продемонстрировала.
— Все, что я делаю, я делаю для нашего народа и для тебя.
— А что я могу сделать для тебя? Что порадовало бы тебя, что сделало бы тебя счастливой?
Аджадеви на мгновение закрыла глаза. Она должна быть сильной.
— Ты… ты видел ту молодую женщину, которая присоединилась к нам сегодня?
— Кого?
— Нуон. Ее зовут Нуон, и мы уже успели с ней поговорить. Ее отец служил тебе. Он был предан тебе, как и она сама. Возраст у нее как раз подходящий, чтобы выйти замуж и родить хороших сыновей. Она не по годам умна, и ты должен взять ее в жены.
Джаявар отвернулся.
— Мне не нужно…
— Я знаю, что ты тоскуешь по своим женам больше, чем говоришь об этом. Возможно, Нуон поможет тебе справиться с горем.
— Никого из моих жен я так не любил, как тебя.
— И тем не менее, Джаявар, тебе необходим наследник. Если его у тебя не будет, вся наша борьба, все наши страдания окажутся напрасными. Даже если благодаря благословению богов мы прогоним чамов из Ангкора, без сильного наследника престола когда-нибудь они снова вернутся. Ты этого хочешь? Чтобы твою землю вновь завоевали, а твой народ обратили в рабов?
Он тяжело вздохнул и провел большим пальцем по ее бедру.
— Как бы я хотел иметь ребенка от тебя! Мы с тобой заслуживаем свое дитя.
Она отвернулась от него.
— Как буддисты, мы должны принимать выпадающие на нашу долю страдания. Но такие… Я для этого недостаточно сильная. Моя боль… мое желание… слишком велики.
— Но эта твоя борьба с собой внушает мне еще большую любовь к тебе.
— Почему?
— Потому что я знаю, что ты страдаешь не только из-за того, что мы с тобой не можем родить наследника, но и потому, что мы не можем увидеть воочию ту красоту, которую могли бы создать вместе.
Она кивнула, наконец встретившись с ним взглядом.
— Это я не могу создать такую красоту. Должно быть, я сделала что-то низкое в своей прошлой жизни и тем самым усугубила свою карму.
Он снова поцеловал ее руку.
— Ты ошибаешься. Ты в состоянии создать красоту — уже тем, как ты смотришь на этот мир, как ты смотришь на меня.
— Но я…
— А ведь ты только что спасла нерожденных сыновей и дочерей, придумав разжечь предупредительный костер. Этой светлой мыслью ты создала жизнь, ты создала красоту. И поэтому я буду любить тебя всегда. Когда я смотрю на этот мир, когда я вижу его красоту, я осознаю, что ты для меня — благословение богов.
* * *
Воисанна незаметно следовала за своей сестрой Чаей через шумный уличный рынок, с сотнями продавцов и покупателей. Практически все, что здесь продавалось, — будь то лук, манго, перец, карамбола, лимоны, горшки, ткани или ножи, — было разложено на бамбуковых циновках на земле. В клетках кудахтали куры, а черепахи и угри пытались выбраться из глубоких чанов. Покупатели приседали перед этими циновками, торгуясь о цене и количестве товара. Большинство из них были кхмерами, хотя здесь можно было встретить и чамов. Какой-то важный, судя по его одежде, чамский чиновник степенно шагал с павлином на поводке.
Над рынком, который находился к западу от Ангкор-Вата на пустыре, расчищенном от всего, кроме старых высоких деревьев, витали запахи шафрана, цветов, варящегося риса и костров, на которых готовилась пища. Воисанна никогда надолго здесь не задерживалась и была удивлена тому, как ловко и умело Чая двигалась через толпу и торговалась с продавцами. Прячась за стволами деревьев или горами товаров, выставленных для продажи, Воисанна размышляла, о чем сейчас думает Чая. Хотя плечи ее младшей сестренки поникли, походка ее была энергичной и порывистой.
Страстно желая поскорее обнять Чаю, но понимая, что нужно выбрать для этого подходящий момент, Воисанна нервно потирала руки. Сердце возбужденно билось, а на коже выступил пот. Она огляделась вокруг, высматривая подходящее место, чтобы открыться сестре, но видела лишь хаотически движущуюся толпу. Справа от нее группа ребятишек играла с небольшим кожаным мешком, подбивая его в воздух ногами, коленями и головой и не давая ему упасть. На западном краю рынка несколько десятков человек собралось вокруг загона, чтобы посмотреть бой двух кабанов. Даже на таком расстоянии Воисанна слышала возбужденные голоса мужчин, подбадривавших сражающихся и выкрикивавших ставки на победителя. В этом смысле кхмеры и чамы были очень похожи: и те и другие получали удовольствие, заключая пари на победу одного из животных равной силы и размеров.
Чая положила в свою сумку дыню и направилась в сторону Ангкор-Вата, мимо обугленных развалин дома, сожженного во время нашествия. Она шла вслед за старой слепой женщиной, передвигавшейся с помощью двух палок. Чая хотела уже обойти эту женщину, но тут откуда-то выскочил щенок, гнавшийся за белкой. Собачка с лаем проскочила перед ней и скрылась в проходе между повозками и фургонами купцов. Чая ускорила шаг и пошла за ним, зовя его. По пути она миновала высокие стопки бамбуковых корзин, спящего в гамаке мужчину и женщину, которая расчесывала волосы маленькой девочке.
Щенок продолжал отчаянно лаять, и Чая торопливо повернула направо и спустилась в канал, использовавшийся для отвода воды во время наводнений. Этот канал, в котором сейчас было сухо, был глубиной почти в рост Чаи. Девочка шла по нему, пока не добралась до выложенного кирпичом тоннеля, уходившего под улицу. Лай слышался как раз из него. Чая пригнулась и шагнула вперед.
В этот момент Воисанна окликнула сестру по имени.
Чая замерла, а затем медленно обернулась, словно ожидая наказания, но, подняв глаза, встретила взгляд Воисанны. Сумка с продуктами выпала из ее рук на землю. Чая начала что-то говорить, но потом ринулась вперед, к Воисанне, которая опустилась на колени. От столкновения Воисанна упала на спину, счастливо рассмеявшись впервые с тех пор, как на их страну напали чамы. Радость буквально переполняла ее, перехлестывая через край.
Сестры обнялись. Слова лились рекой, они рассказывали друг другу о последних событиях своей жизни, задавали вопросы и отвечали на них. Похоже, с момента их последней встречи Чая очень повзрослела, дух ее закалился, но чем дольше они говорили, тем больше Воисанна замечала в ней знакомые и любимые ею черты — дерзость и жизнерадостность, живость и веселость. Судя по всему, несмотря на то что Чая была рабыней у чамского военачальника, она легче приняла свою судьбу и пленение, чем Воисанна могла ожидать.
— Как он с тобой обращается? — спросила Воисанна, стоя на коленях и гладя Чаю по голове.
