— Посмотрим, — буркнул пацанёнок.
Костик округлил глаза, недвусмысленно показывая брату, что он с таким раскладом не согласен. Но Антон выключил чайник, снял передник и молча удалился в свою комнату собирать конспекты.
— Ты же обещал пойти со мной покупать телефон! — крикнул Костик.
— Завтра, братишка. Не могу, правда. Мама вернётся к семи, может, позже. Побудь с ним.
Костик нехотя повернулся к мальчику. Что с ним делать прикажете?
— Степан Белолобов, значит?
Мальчик кивнул.
— А кем ты хочешь стать, когда вырастешь?
Зачем он это спросил, Костик и сам не понял. Но надо же с чего-то начинать общение с ребёнком!
— Да я уже вроде стал, кем хотел, — серьёзно ответил Степан и решительно отодвинул от себя тарелку с макаронами.
— И кем же ты стал? — хмыкнул Костик, откусывая от батона горбушку.
— Джибобом.
— Ке-е-ем? — Костик едва не подавился.
— Во-во! — заглянул на кухню уже в куртке Антон. — Говорю ж, вам будет полезно пообщаться.
— Я щас, — подмигнул мальчишке Костик и вышел в прихожую, прикрыв за собой дверь.
По сбивчивому шёпоту Антона, второпях засовывающего в сумку компьютер, какие-то бумаги, тетради и толстую книгу, Костик понял, что маме «повезло» с очередным клиентом, коим оказался одиннадцатилетний брат Степана Аким, тоже вундеркинд. Что-то у них там в семье произошло, мама толком не объяснила, что именно, но ей пришлось поехать к Белолобовым на дом. Это в виде исключения, обычно у мамы правило: подростки приходят к ней в детский психологический центр сами. Но, видимо, сегодня нужно было спасать шаткую психику старшего вундеркинда безотлагательно и в его, вундеркиндском, гнезде. А когда мама приехала на белолобовскую квартиру, дверь ей открыл Степан и невозмутимым тоном заявил, что родители повезли сестру-грудничка Авдотью окроплять какой-то святой водой от сглаза, связи с ними нет, а Аким лежит в комнате, сложив руки на груди, и вот уже двадцать восемь минут, как умирает, потому что выпил синюю жидкость. А выпил он её, чтобы превратиться в эльфа. И он, мол, уже минут десять, как эльф, потому что бредит на эльфийском.
— Короче, там у всей семьи с головой беда, — резюмировал Антон. — Мама старшего эльфа отвезла к папе в больницу на промывание желудка, а младшего нам закинула. Не оставлять же одного в квартире! А то ведь тоже захочет хоббитом каким-нибудь стать.
— Нет, — послышался из кухни разумный Степанов голосок. — Хоббитом я не захочу. Я джибоб. И если бы Аким выпил не синюю жидкость, а зелёную, то тоже стал бы джибобом. А он выпил синюю. Ну и превратился в эльфа. А я его предупреждал.
— Та-ак! — Антон ворвался в кухню. — Ну-ка, рассказывай, какую ещё жидкость ты пил?
— Зелёную, — гордо ответил тот.
— Когда?
— Утром.
«Многовато времени прошло. Если не помер, значит, обошлось!» — подумал Костик.
— Ты говорил, что читать умеешь? — наседал на мальчишку Антон. — На бутылке или банке с этим зелёным что было написано? Была этикетка?
— Была этикетка.
— И?! — хором воскликнули Костик с Антоном.
— Там чёрными буквами напечатано: «Тар-хун».
— Фу-ууу! — выдохнули братья.
— В общем, ты понял, Кость, что это за фрукт, — открывая дверь на лестницу, сказал Антон. — Потерпи чуток. Мама с Белолобовой роднёй разберётся и снимет с тебя этот груз. Ну, всё. Побежал!
Антон захлопнул дверь, оставив озадаченного Костика наедине с маленьким джибобом.
Степан сидел на табуретке и с невозмутимым видом колотил пяткой по ножке стола. Треуголка, съехавшая набок, придавала ему пиратский вид.
— Ну-ка, расскажи, дружок, с чего это ты вот так взял и оджибобился?
— Ну надо же как-то отличаться от эльфов!
«Не поспоришь», — подумал Костик и налил ему чаю. Мальчик моргал светло-рыжими ресницами и нехотя ковырял вилкой в остывших макаронах.
— Я не буду это есть. Я же джибоб. А джибоб ест только то, что хочет.
Костик открыл дверцы кухонного шкафа в поисках печенья или конфет, нашёл упаковку мармелада и положил перед Степаном:
— А это джибобы едят?
— Мармелад? — оживился мальчишка. — Угу! Это самая настоящая джибобская еда!
— Ну, слава богу, хоть с этим разобрались!
Маленький джибоб засунул сласть в рот и усиленно задвигал челюстями. Костик с интересом наблюдал за ним. «Вот и юная смена подрастает!» Поверить в то, что его идея пустила корни за два с половиной месяца так глубоко, что захватила уже и малышню, было трудно.
Съев почти половину всего мармелада и с хлюпаньем допив остатки чая, Степан взял салфетку, промокнул ею губы — вероятно, так его учили — и громко поблагодарил за угощение.
— На здоровье! — Костик поправил треуголку на голове гостя и положил руку на его худенькое плечо. — А теперь поговорим?
— Поговорим, — кивнул мальчик.
История рассудительного Степана Белолобова оказалась занимательной. О джибобах он узнал в своём специализированном детском саду, куда родители сдают таких же, как он, вундеркиндов. По мнению мальчика, джибобом может быть только умный, такой вот, как сам Степан. Потому что лишь ребёнок с мозгами способен противостоять взрослым. Он так и сказал «про-ти-во-сто-ять», и Костик опять удивился, что малышу ещё нет шести. Ничего себе, акселерация! Вот, значит, как, в яслях назрел бунт против взрослых! «Верхи не могут, низы не хотят», — вспомнил Костик судьбоносную историческую фразу. И малышовую революцию возглавит политическая элита — вот такие, как этот мелкий джибоб.
— И много вас?
Степан принялся загибать липкие от мармелада пальчики.
— Давай считать. Виталька Бубнов — раз. Илюша Пряников — два. Миня Гуревич — три. И я вот. Четыре получается. Девчонок не берём.
— Почему? — улыбнулся Костик.
— Дуры, — огласил приговор Степан.
— Как ты сурово о женщинах!
— Не сурово, а спра-вед-ливо. Джибобы — они спра-вед-ли-вые.
«А пацан в теме», — подумал Костик.
Выходило так: по разумению вундеркинда Белолобова, джибобство даёт преимущество над остальными детьми. Можно обнаглеть и сказать «Бе-бе-бе» воспиталке, чего раньше никто не осмеливался сделать. Потому что ты — джибоб, захотел бебекнуть и бебекнул. Еще позволено не спать днём, а лишь притворяться, закрыв глаза. Это тайное отличие джибобов от неджибобов: мелюзга дрыхнет, а «элита» бодрствует. Когда Степан «поступал» в джибобы, его проверяли именно сном. Услышав это, Костик подумал, что такую проверку точно не выдержал бы — усталости накопилось столько, что положи его на бок, он тут же сладко уснёт.
— Да, суровые у вас испытания!
— А что ты всё выспрашиваешь? — сощурился мальчик. — Тоже в джибобы хочешь?
Костик задумался: а хочет ли он в джибобы?
— Тебя не возьмут, — не дал ему ответить Степан.
— Это почему ещё?
— Я видел, тобой управляет брат. Что он сказал тебе, то ты и делаешь. Приказал сидеть со мной — а ведь ты не хотел — и ты под-чи-нил-ся.
Ничего себе! Костик уставился на мальчугана, как будто только что его увидел. Для пяти лет и восьми месяцев это было слишком мудро. Он, наверное, взрослый, просто карлик. И ведь не поспоришь с ним. Как он ловко «сделал» Костика!
— Я же не могу оставить тебя одного! — хмыкнул он.
— Ошибка номер два, — медленно произнёс вундеркинд. — Ты оп-рав-ды-ва-ешься. А джибобы…
— Я понял, понял!
Мальчик начинал раздражать, и Костик неохотно признался себе, что эта кроха тысячу раз права. Ну ведь нельзя быть таким умным в его годы, в этом есть что-то аномальное!
— Да кто ж вам в садик занёс эту… — Костик чуть было не выпалил «заразу». — Эту идею?
— Подготовишки.
— Кто?
— Я в старшей группе, — доходчиво, как маленькому, начал объяснять Степан, ткнув себя пальцем в грудь, — А следующая — подготовительная. Потом школа, и всё.
«И всё» прозвучало фатально. Что-то вроде: а есть ли жизнь после школы?
— А они, подготовишки ваши, откуда про джибобов узнали?
— Их группа — подшефные пе-да-го-ги-ческого кол-лед-жа имени Не-красова, — выговорил Степан.
«Хороши будущие педагоги! — подумал Костик. — У самих башка набекрень, и детей туда же тянут».
— А зачем ты пил «Тархун»? Чтобы джибобом стать?
— Это тайна. А джибобы тайны не раскрывают. За просто так.
— Вот оно что! То есть, если я тебе что-нибудь дам, то ты мне расскажешь?
Степан задумался:
— А что ты мне дашь?
— Я же мармелад тебе скормил.
— Это не считается, — замотал головой Степан. — Это в прошлом.
— Ну, хочешь ещё еды?
— Не-а.
— А лимонаду?
— Не-ее.
— А пиратскую шляпу?
Мальчик снял с головы треуголку, и задорный светло-рыжий вихорчик встал у него на макушке, точно индейский ирокез.
— Нет, — подумав, сказал Степан, с некоторым сожалением гладя пятернёй бархатную тулью и череп с костями. — Ты мне лучше бандану подари. Я родителей просил, а они говорят: ра-но-ва-то.
