— Не стесняйтесь, лорд Коннор, — сказала я. — У меня два старших брата, и новых слов я от вас не узнаю.
— Это не повод, — покачал он головой. — Я слишком одичал в окружении матросов. Словом, Роджерс вынес обнаженный кортик, как полагалось, но вместо того, чтобы передать из рук в руки, перехватил его и пырнул капитана.
Я охнула.
— А капитан был слишком измотан боем, чтобы успеть отреагировать. Вы второй раз спасли ему жизнь, леди Белла.
— Не я. Господь, не допустивший тяжелого ранения, и господин Краун, зашивший рану.
— Благодарю и вас. — Лорд Джеймс кивнул, изобразив поклон в сторону хирурга.
— Не стоит, я поступил так не по доброй воле, — сухо проговорила она.
— Я привык судить людей не по намерениям, а по делам. — Лорд Джеймс поднялся, с видимым удовольствием повел плечами, снова получив возможность двигаться без боли.
— Где Роджерс? — спросила я.
Не знаю, хотела ли я его видеть. Странно, но сейчас я не чувствовала к нему ничего. Вообще ничего. Ни ненависти, ни злости. Нет, не так. То, как он поступил с Генри, заставляло трястись руки от бессильной ярости. Но за эту подлость ему отплатят мужчины. А то, как он обошелся со мной, будило в душе лишь брезгливость. Нет, я не забыла и не простила, просто думать о нем было противно, словно даже воспоминания могли замарать.
— Сидит в кандалах. Пришлось ради него выселить в кубрик боцмана. Я бы килевал мерзавца немедленно, но капитан велел пока его не трогать.
Меня передернуло от обыденной жестокости этих слов. С другой стороны, разве Джек не заслужил этого? Ведь именно его предательство едва не привело Генри на эшафот, и казнь была бы ничуть не менее жестокой, если бы не друзья, что помогли сбежать. Да и сегодня — он ведь намеренно пырнул не в сердце, а так, чтобы рана убивала долго и мучительно. Конечно, именно это и спасло Генри, но вопреки, а не благодаря действиям Джека.
— Вы что-то хотите сказать, леди Белла? — поинтересовался лорд Джеймс.
— Этот человек совершил много зла, но едва ли меня порадуют его мучения, — призналась я. — К счастью, не мне решать его судьбу.
Он хмыкнул и, к моему облегчению, сменил тему.
— Я могу как-то помочь вам?
— Велите принести нам пресной воды, инструментов не хватит на всех, придется мыть. И приставьте крепких парней носить тех, кто не сможет ходить сам.
— И приглядывать за господином Крауном, — добавил лорд Джеймс.
Я не стала спорить. По себе знала, что напуганный и отчаявшийся человек способен натворить немало глупостей, так что лучше пусть и вправду приглядывают.
Из операционной мы вышли поздним вечером, если не ночью. Дара не всех раненых не хватило, и многие снова потребуют заботы на следующий день, но по крайней мере мы помогли всем нуждающимся. Оставалось только обработать инструменты и вымыть полы — впрочем, последнее я, с согласия боцмана, поручила матросу — одному из немногих, что остались без ран, а к инструментам намеревалась вернуться чуть позже. Только отдохну немного и проведаю, как там Генри.
Свою каюту «в благодарность за помощь» я уступила пленнице. Лорд Джеймс хмыкнул, но я изобразила самый наивный взгляд, на который была способна, и спросила, где он сам намеревался поселить хирурга с «Разящего» — неужели заковать в кандалы рядом с Роджерсом? А мне будет вполне удобно ночевать в операционной, на кушетке за ширмой, как и поступал мой предшественник. Правду говоря, я так устала, что уснула бы и сидя.
По лицу лорда Джеймса было заметно — он уверен, что ночевать я буду в капитанской каюте. Но, даже «одичав», он все еще оставался джентльменом и потому не стал выказывать свои подозрения вслух. Я же совершенно не была в этом уверена. Да, всей душой я рвалась к Генри — узнать, как он, убедиться, что восстановление идет как должно — и не отходить от него до утра. Но я не собиралась спать с ним в одной кровати — ведь во сне я могла потревожить его раны. А еще следовало все же привести в порядок операционную и позаботиться о том, чтобы как следует восстановиться самой, ведь завтра мой дар снова потребуется раненым.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Только сперва я все же проведаю Генри.
Когда я зашла в каюту, он спал. Я прислушалась к ровному глубокому дыханию, облегченно улыбнулась. К этому времени действие опия должно было закончиться, но, судя по всему, боль не беспокоила раненого.
— Можете идти отдыхать, — прошептала я вестовому, сидевшему рядом с кроватью. — Капитану больше не нужен постоянный присмотр.
— Прошу прощения, миледи, но не вы… — начал было матрос. Генри, глубоко вздохнув, заворочался, и вестовой тоже понизил голос: — не вы мне приказываете.
— Ступай, Кид, — сказал Генри, не открывая глаз. — Утром займешь свой караул, как всегда, а до того времени ты мне не понадобишься.
— Да, капитан.
Он удалился, я устроилась на освободившемся стуле. Не удержавшись, отвела со лба Генри прядь волос. Он поймал мою ладонь, все так же, с закрытыми глазами, прижал к здоровой щеке. Повернулся в мою сторону, и я прикусила губу. Сломанную скулу я срастила, а кровоподтек мог подождать до завтра. И все же смотреть на огромную сине-багровую опухоль, заливавшую половину его лица, было жутко.
— Как там? — спросил он, наконец посмотрев на меня.
Сон пошел ему на пользу — исчезла мертвенная бледность, пальцы снова стали теплыми, из голоса исчезла боль.
— Все, кто добрался до меня, живы. Сколько не добрались, я не знаю. И о состоянии корабля тоже. Позвать кого-то, кто расскажет?
— Подождет до утра. Уверен, Джеймс и Питер сделали все, что можно.
Он помолчал, выпустил мою руку и спросил:
— Я услышал в твоих словах то, что хотел слышать, или ты действительно носишь ребенка?
Наверное, мне следовало бы смутиться от такого прямого вопроса, но, кажется, я вовсе разучилась смущаться.
— Не уверена до конца, слишком мало времени прошло.
— Разве твой дар не может подсказать?
— Не на самой себе. И тоже чуть позже. Сейчас зародыш меньше макового зернышка — если и я не обманываю себя и тебя, поверив в то, во что хочу верить…
— А ты хочешь в это верить? — перебил Генри, поймав мои руки.
— Да. — После всего, что случилось сегодня, мне совершенно не хотелось кокетничать или как-то иначе набивать себе цену. Генри был мне дорог, и он заслужил правду. — Только Господу ведомо, что будет с нами дальше, но я бы хотела остаться с тобой. Родить нашего ребенка, а может, и не одного, как уж получится. Даже если ты передумал на мне жениться.
— Не передумал. — Он привлек меня к себе.
Я ткнулась лбом в его плечо и тут же отскочила, когда Генри дернулся.
— Извини, я…
— Мне не впервой получать раны. — Он подвинулся. — Иди сюда. Правда, любовник из меня сейчас…
— Ну что ты несешь!
Я осторожно вытянулась рядом, и когда он обнял меня, осторожно обвила его руками, стараясь не причинить лишней боли. Ожоги и обморожения, порезы и переломы — каким чудом он вообще смог на собственных ногах пойти принимать капитуляцию! Но спросить об этом сейчас значило вспомнить и о Роджерсе, а я не намеревалась о нем говорить. Не с Генри. И уж тем более не сейчас, когда его руки гладили меня по спине, а я прижималась щекой к его груди, вдыхая запах пороха, крови и живого тела.
— А вдруг ты все же ошиблась и нужно… закрепить воздействие, пока ты не передумала и не сбежала. — Он коснулся губами моих волос.
— Я не передумаю. — Я поцеловала его в вырез рубашки. — И не сбегу. Учитывая, что стоит ненадолго оставить тебя без присмотра — и разные недружелюбные типы пытаются проделать в тебе пару лишних дырок, слабо совместимых с жизнью.
Генри хмыкнул, и по тому, как напряглись его руки, я поняла, о чем он спросит прежде. Кто тянул меня за язык!
— Хочешь попросить за него?
— Нет. — Я подняла голову, но увидела только подбородок и край щеки Генри. — Я не намерена ему мстить, но ты в своем праве. Разве что… мне неприятно будет узнать, что ты хладнокровно запытал кого бы то ни было.
