— Все просто, где Фатэль? Он скажет, куда повезли Талли, а вы поможете его отыскать. Талли отдаст медальон, или расскажет, где его спрятал, только помогите спасти его.
— Твоего мальчика повезли в Рипетру, — сказал Фатэль из дверного проема. — Корабль поставляет туда оружие.
— Нет, на это нет времени, — качнул головой Аден.
— Тогда мне пора, — сказал Писарь.
— Писарь, ты свободен, мы выведем тебя из города. Но один ты даже на лошади не доберешься, слишком лихо сейчас на дорогах. Обожди три дня, за это время мы захватим столицу и прекратим войну. После этого отправимся вместе за твоим мальчиком, нам нужен целый медальон, чтобы предложить Раргу мир. Три дня, ты согласен?
— Если все получится, вы дадите корабль, чтобы нагнать капитана с обожженным лицом?
— Сделаю все, чтобы вернуть мальца, даю слово.
— Тогда я с вами.
Писарь протянул руку и помог Адену подняться.
— Хорошо! Фатэль, Рассала, действуем по старому плану, встретьте мою сестру. Пока оставьте меня. Все вон!
Узник Беладор
Беладор сидел рядом с высохшими костями. Руки скованы цепью, ноги тоже. Высоко стояла банка со светлячками и холодным светом заполняла усыпальницу. Издалека плыл другой, живой теплый свет факела. Аден вошел и уселся рядом на кости.
— Тебя долго не было, огонек, — сказал Беладор. — Ты исполнил мое условие?
— Никто не пострадал. Ход в покои уже наверняка заделывает твоя стража.
Беладор поднял ладонь к свету. Она блеснула серебром.
— Знаешь, когда меня схватили, я подумал, что половина моих талантов потеряна. Думал, я больше не могу отличить, лжет человек или нет. Хорошо, что Писарь ничего не знал.
Аден подвел факел к своему лицу.
— Так я говорю правду?
— Да. — Беладор протянул ладонь. — Здорово было знать, что в моей руке жизнь врага.
Аден расстегнул рубаху. Серебряный отпечаток ладони блестел на его ребрах. Беладор коснулся его и серебро испарилось.
— И все же я не люблю темные обряды. Пора сдержать клятву, Аден, отпусти меня, — потребовал Беладор.
Аден шагнул назад.
— Ты знал, что медальон подделка?
— Какой еще медальон? — устало проворчал Беладор.
— Ты ведь самый главный, если такую важную вещь похитили, ты должен знать. Если ты меня обманул, разве следует исполнять клятву?
Беладор резко рванулся к Адену. Кость на левой кисти сломалась, и освободившейся рукой Беладор схватил Адена за ногу. Дернул. Аден упал, выронив факел.
— Лживый выродок!
Беладор подтаскивал Адена к себе. Аден ударил ногой командиру в лицо. Выхватил изогнутый меч и упер в горло Беладора. Беладор не обратил внимания, он уже схватил Адена здоровой рукой. Аден надавил лезвием и крикнул.
— Стой! Я верю.
Беладор еще не мог говорить, он часто дышал, гоняя горячий воздух по усыпальнице. Аден отполз назад и закатил штанину. От хватки Беладора набух кровавый отпечаток. Аден достал ключ.
— С тобой только Рассале тягаться.
— Если б не цепи.
Аден освободил командира и отступил.
— Иди за водой, выйдешь к морю. Жаль что мы враги, Беладор. Удачи, — сказал Аден и скрылся.
Беладор подобрал факел.
— Я все равно убью тебя, огонек.
Самозванцы
Писаря отправили отдыхать, хотя плечо совсем не болело. С такими чудесами недолго перестать боятся ран, подумалось ему. Писарь долго лежал в маленькой комнате, спать невозможно, в мыслях билось имя Талли, даже не он сам, а буквы, красные, те, которых уличный вор наверняка не знал. К вечеру за Писарем пришли Рассала и Фатэль. За ними он последовал по коридорам белого дома. Рассала вытащил трубку и сказал, забивая табак:
— Хоть бы Аден продержался еще несколько дней.
— Он умирает? — спросил Писарь.
— Нет, его не просто убить, — встрял Фатэль. — Я надеялся, ты умрешь. А ты живучий оказался, изворотливый.
— Не нужно этого, Фатэль, — сказал Рассала.
Голос моряка в эту минуту походил на густой мед, он не оправдывал Писаря, он просто говорил: «Бывает».
— Ладно, Писарь, мне легко тебя простить, ничего не случилось. Я не желаю тебе зла, я мог тебя убить, ты знаешь. Мне просто противно находится с тобой рядом, и делать одно дело.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Да Фатэль, все поняли. Придется тебе немного потерпеть, Аден сказал взять Писаря с собой. Наш предводитель болен…
— Он болен только переворотом, — перебил Фатэль.
— Да, наш Аден готов идти против целой страны. Азартный, пылкий, зажигает всех вокруг. Не напрасно Геба дала ему такие волосы.
— Но за все приходится платить, — заметил Фатэль.
— Бывают дни, когда от огня остается только зола, — обратился к Писарю Рассала. — Но такого не будет, он справится!
— Даже если нет, у нас все получится, не вой, Рассала. Мы все продумали.
— Восстания вещь непростая, — запалил табак Рассала. — Нужно собрать мозаику, чтобы все удалось.
— Как вы собираетесь захватить столицу? — спросил Писарь.
— Всего говорить не стоит, Рассала, — предостерег Фатэль.
— Есть у нас две лодки, довольные и недовольные, у одних денег больше, сидят и думают, что завтра все хорошо будет.
— Сейчас он представил толстосумов-угнетателей, с которыми нужно расправиться, — снова влез Фатэль.
— Конечно, есть и простые люди, которых все устраивает. Каждый хочет жить хорошо и подольше, только это «хорошо» у всех разное. Кому-то хватает, другим нет. Поэтому есть недовольные.
— Например, кузнецы. У них печи не остывают, мечи куются, доспехи, а кто им платит? Корона платит, причем хорошо, а почему они недовольны? А, Писарь?
За Писаря ответил Рассала:
— Да потому что денег они не видят, все прибирают себе старшие из гильдий. Кузнецам платят, как платили до войны, а работы вдвое больше. Так в чем проблема, если обворовывают, пойди и доложи, что воруют, да? Нет, в замок не все вхожи, простому мастеру не пожаловаться короне.
— По нашим дорогим законам, — сказал Фатэль, — чтобы не докучать королю, им следует направлять прошения в верха гильдии. Старшие должны передать зов выше, но разве они на себя донесут? Нет. Остается одно идти в здание гильдии и силой отбирать свой хлеб.
— Кузнецы хотят денег, да и что таить, крови тоже, — с отеческой грустью сказал Рассала. — Если они, выйдут на улицы, сменив молот на меч, и пойдут в сторону кузнечной гильдии, это соберет всю стражу в округе. Наши парни помогут кузнецам быть проворнее и шумнее. Кузнецы получат свои деньги, а мы возможность повесить безделушку.
Они нырнули в люк, и вышли в ткацкой мастерской. Рассала указал на странный продолговатый ткацкий станок. На него было натянуто почти готовое черное полотно с вышитой золотой короной.
— В столице довольных пока больше, они в безопасности. Им безразлично остальное королевство, пока их не трогают, но только жители Гааны могут помешать указам, что принесут тысячи смертей, — сказал Рассала. — Йордан умен. Пока корона не несет больших потерь в боях, столицу не тронут, никто не поджигает свой дом, чтобы согреется.
— Когда кровавые битвы начнут высасывать соки, королю придется доить и местных горожан. Еще бы, здесь почти пятая часть населения королевства! Откажется от такой армии — проиграет войну. Если убедить людей, что безопасность в Гаане шаткая, настроить на правильный лад красивой историей как кузнецы пошли и добились своего, тогда люди проснутся. Начнут задавать вопросы, почему это они должны воевать против братьев по другую сторону реки? Ведь до рождения Йордана и Рарга мы были единым королевством.
— Даже если провалится вся заварушка с кузнецами, мы пробудим в Гаанцах ненависть к той крови, что прольет стража. Наутро мы покажем черный стяг на вершине башни, и, поверь, поднимется мятеж.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Писарь показал на золотую вышивку на черном полотне.
— А зачем на флаге корона? — спросил он.
— Помнишь, что сказал Йордан? Пока флаг красный, Гаанцы в безопасности. Теперь он станет черный, а мы еще и корону состряпали, будто он небу ее отдает. Знаю, ты не веришь. — Рассала провел пальцем по черному полотну. — Но из таких мелочей сложится целое.
