Неужели вы не видите, как все предельно просто? Дело крутится вокруг следов позолоты! Так и планировалось. Куда бы девались улики против Элеоноры, если бы эти перчатки не были так великолепно испачканы краской, если бы одна из них не была спрятана в тайнике, а другая не валялась неподалеку от трупа? А если вас интересуют дополнительные аргументы, давайте внимательнее рассмотрим историю с ключом. Этот маленький ключ, господа, одна из самых важных деталей в нашем деле – деталь, без которой оно вообще не могло быть доведено до конца. Нужно было лишить Элеонору алиби на эту ночь, даже того алиби, которое мог дать ее возлюбленный, к которому она собиралась выйти на свидание. Нельзя было допустить, чтобы девушка вышла на крышу. А когда убийца уже не нуждался в ключе, он сунул его в перчатку, добавив еще одну улику против девушки.
Хедли поспешно перебил Фелла:
– Если мы на минуту примем... почему бы и нет, если считать это пока только одной из гипотез... как тогда обстоит дело с перчатками? Черт возьми! Чем больше я думаю, тем яснее вижу, как все зависит от этих проклятых перчаток! Насколько я понял, вы считаете, что ни одна из них не была на руках...
– Гм-м, да. Любопытная история, не правда ли? – Доктор улыбнулся, но сразу же снова посерьезнел. – Я действительно все время говорю не о том, что было на самом деле, а о том, чего не могло быть. Однако пока еще не время называть того, кого я считаю настоящим убийцей.
Хедли, выставив вперед подбородок, проговорил:
– Вы так думаете? И, тем не менее, хотите в чем-то меня убедить? Хорошо же это выглядит! Право же, Фелл, я не настроен сейчас любоваться вашими фокусами! Кажется, имею право...
– Ну, как сказать. Не знаю, не знаю, – ответил Фелл, с угрюмым вниманием приглядываясь к Хедли. – Я немного переубедил вас, но не настолько, чтобы рискнуть рассказать обо всем. – Видя, как нервно напрягся Хедли, он уже дружеским тоном проворчал: – Да нет тут никаких фокусов, старина! Поверьте, мне сейчас не до забав. Я все рассказал бы вам, но вы сейчас способны немедленно броситься проверять мою гипотезу. А мы, Хедли, имеем дело с изворотливым и в то же время исключительно невинным на вид дьяволом! Одно неосторожное слово – и змея проскользнет у нас между пальцами, а вы разрушите всю возведенную мною постройку и, вероятно, снова наброситесь на несчастную Элеонору.
– Послушайте меня, Хедли, – продолжал Фелл, нетерпеливым движением руки вытирая пот со лба. – Я продолжу, чтобы попытаться хоть как-то убедить вас, упрямец. Третий наш пункт звучал так. "Источником подозрений в том, что убийцей Мандерса должна быть одна из проживающих в доме женщин, является неизвестное лицо, не склонное раскрыть себя, хотя все обстоятельства вынуждают его к этому". Давайте-ка разберемся подробнее. В этой загадке кроется суть всего. Как можно ее объяснить? Обвинение говорит нам: этот осведомитель – миссис Стеффинс. Она ненавидит Элеонору и была бы не прочь, чтобы девушку обвинили в убийстве, но открыто выступить против нее не хочет, опасаясь гнева Карвера. Я утверждаю, что подобное объяснение не выдерживает критики – даже если считать Элеонору действительно виновной. Как сказано в рапорте Эймса? "Мой информатор готов предстать свидетелем на судебном процессе". На судебном процессе, хорошенько себе это заметьте! Можете вы представить тайну, о которой кто-то боится шепотом рассказать у себя дома, но готов поведать о ней всему свету по радио? Если Стеффинс так боялась Карвера, то ей, смею вас уверить, и в голову не пришла бы мысль выступить на открытом процессе. Я уже говорил вам, Хедли, что в рапорте Эймса концы с концами не сходятся. Это один из примеров. Можно, если хотите, считать миссис Стеффинс доносчицей, но тогда надо принять, что она же и убийца. Кто бы ни подсунул Эймсу все это нагромождение лжи, действовал он с единственной целью: заманить Эймса в дом и там покончить с ним. Согласно рапорту Эймса доносчик видел у обвиняемой... то есть у Элеоноры Карвер, если бы не любивший спешить Эймс назвал ее по имени, что было бы, кстати, еще одним гвоздем, вбитым в ее гроб... "часы, принадлежащие И. Карьеру и выставленные на рекламной витрине "Гембриджа". Разумеется, это заинтересовало Эймса. Ну, и где же эти часы? Их нет там, где им следовало быть – вместе с остальными заботливо приготовленными уликами. Они никогда там и не находились. Часы – лишь приманка для Эймса, его смертный приговор, так же как мауреровский череп должен был стать для Элеоноры часами смерти.
Что еще видел доносчик? Он видел, как в ночь после убийства в универмаге Элеонора сожгла пару окровавленных замшевых перчаток. Хедли, вы пробовали когда-нибудь жечь замшевые перчатки? Разведите как-нибудь у себя в саду костер и попробуйте – на меньшем огне это вряд ли у вас получится. К тому же странный характер должен быть у человека, способного притащить подобную штуку с Оксфорд-стрит к себе домой, а потом терпеливо сидеть у камина, дожидаясь, пока дубленая кожа превратится в пепел... Прочтите еще раз рапорт Эймса! Обратите внимание на непоследовательность, на преувеличенную скрытность и осторожность доносчика, на то, с каким упорством он отказывается пойти на единственную, казалось бы, несущественную уступку – открыто ввести Эймса в дом, – и тогда вы поймете, что тут возможно только одно объяснение.
Вернемся, однако, к нашим вопросам. Согласно второму пункту, нет конкретных доказательств того, что убийца Мандерса и убийца Эймса – одно и то же лицо. Первый же пункт наталкивает на тот самый вывод, к которому хотел бы нас подвести подлинный убийца: если принять существующие алиби, то остаются на подозрении только Люси Хендрет или Элеонора Карвер. Список этот немедленно сократился после того, как Хендрет представила нам неопровержимое алиби. Тогда я уже был уверен, что Элеонора – именно она – избрана в качестве жертвы.
– Господа присяжные! – Фелл выпрямился во весь рост и ударил рукой по каминной полке. – В конечном счете, защита тоже основывается на фактах. Никто не оказался настолько предупредительным, чтобы подсунуть ей заранее сфабрикованные улики. Нас интересует только правда, а поскольку в нашем распоряжении нет ни колдовских чар, ни поддержки полиции, я не могу представить вам истинного преступника, совершившего убийство в универмаге. У меня нет бесспорных фактов, способных рассеять окружающий следствие туман. Я не буду рассказывать вам сказки "о детективах, которые звонят в дверь, выйдя из дома, чтобы через несколько минут вернуться к превеликой радости поджидающего их в темноте убийцы. Мне кажется странным убийца, берущий с собой две перчатки, когда ему нужна только одна, а потом по какой-то таинственной причине не использующий ни одной из них. С трудом могу вообразить себе и детектива, который, зная, что ему грозит опасность, ухитряется дойти почти до конца лестницы, так и не заподозрив, что кто-то крадется за ним по пятам. Не будем, однако, останавливаться на этом. В мои намерения входило лишь возбудить в вас обоснованные сомнения в справедливости обвинения и, тем самым, заставить вынести оправдательный приговор. Я считаю, господа, что справился с этим заданием.
Нервы Хедли и Мелсона были настолько напряжены, что они испуганно вскочили на ноги, когда кто-то без стука приоткрыл дверь. Это был сержант Престон, коротко доложивший:
– Не хотел бы снова ошибиться, сэр, но, по-моему, на этот раз к дому подошла именно она. Ругается с журналистами. Сопровождает ее какой-то молодой человек с перевязанной головой. Что прикажете?..
Небо сейчас было затянуто тучами, поднявшийся ветер завывал в камине. Хедли повернулся к Феллу, и несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Мелсон отчетливо слышал тикание часов.
– Ну? – проговорил Фелл, резко убирая руку с каминной полки. Одна из фотографий опрокинулась, звякнув металлической рамкой.
Хедли шагнул вперед, завернул лежавшие на кровати вещи в старый пуловер, сунул все в тайник и задвинул панель.
– Ладно! – тяжело проговорил он. – Ладно. Незачем пугать девушку, если она и впрямь... – Уже громко инспектор продолжал: – Где, черт возьми, Бетс? Нельзя допустить, чтобы эта девушка болтала с журналистами! Почему он не дежурит перед домом, чтобы проследить...
Мелсон, охваченный внезапно чувством глубокого облегчения, словно сквозь густой туман услышал голос сержанта:
– Он уже больше десяти минут разговаривает по телефону, сэр. Не знаю, в чем там дело... О-о!
Послышался звук поспешных шагов, и Бетс, со спокойным, как всегда, лицом, чуть дрожащими руками отодвинул в сторону Престона и притворил за собой дверь.
– Сэр... – начал он сдавленным от волнения голосом.
– В чем дело? Да говорите же, ради бога!
– Звонили из Ярда. Важное дело. Говорил сам заместитель начальника, лично... Похоже, что вряд ли нам сейчас дадут этот самый ордер на арест. Они взяли ту женщину, которую искали по делу в "Гембридже".
