– Сэр... – начал он сдавленным от волнения голосом.
– В чем дело? Да говорите же, ради бога!
– Звонили из Ярда. Важное дело. Говорил сам заместитель начальника, лично... Похоже, что вряд ли нам сейчас дадут этот самый ордер на арест. Они взяли ту женщину, которую искали по делу в "Гембридже".
Хедли не ответил ни слова, судорожно сжимая ручку своего портфеля.
– Похоже, что сомнений никаких нет, сэр... Сегодня утром она попробовала обокрасть универмаг "Гаррис", но попалась. При обыске у нее дома нашли многие украденные раньше вещи. Когда среди них обнаружили и часы – часы мистера Карвера – она ударилась в истерику и хотела выброситься из окна. На часах и прочих вещах оказались ее отпечатки пальцев. Арестован и один из ее соучастников, но другой...
– Как ее зовут?
– Ну, последнее время она выступала под именем Элен Грей, сэр. Работала аккуратно, только в больших универмагах и всегда с двумя мужчинами-помощниками...
Сержант умолк, быть может, почувствовав что-то странное в устремленных на него взглядах. В комнате стояла тишина, лишь негромко скрипнул пол под ногами отступившего на шаг Хедли. Тяжело дыша, инспектор смотрел на Фелла. Полное спокойствие на лице доктора постепенно сменялось становившейся все шире улыбкой. Фелл снова накинул на плечи плащ, откашлялся и, подойдя к камину, почтительно склонил голову перед сидевшей на полке игрушечной кошкой.
– Ваша честь, – звучно проговорил Фелл, – защита закончила свою речь.
19. Продолжение в трактире
Трактир "Герцогиня Портсмут" находится на углу маленькой извилистой Портсмут-стрит. В его баре до сего днь предметом разговоров служит обед, который в начале сентября какой-то исключительно плотного телосложения джентльмен дал четырем своим гостям в дымном с низким потолком зале этого заведения. Обед длился с половины второго до четверти пятого. Запомнился он всем не только количеством поглощенных блюд, хотя, По слухам, упомянутый джентльмен лично прикончил громадный печеночный паштет. Затем он заглянул в бар и громовым голосом объявил, что ставит выпивку всем присутствующим. Тут же он произнес речь, полную каких-то неясных намеков на то, что теперь-то он крепко зажал в кулак своего противника; как бы то ни было, публика бурно аплодировала оратору, пока один из его спутников – высокий, похожий на военного мужчина – не увел его под неодобрительные возгласы завсегдатаев бара назад, в отдельный зал.
Мелсон всегда с удовольствием вспоминал этот обед. Однако еще больше, чем обед, запомнилась Мелсону предшествовавшая ему небольшая сценка: пока Элеонора и Дональд Гастингс изучали меню, остальные трое мужчин отошли к стойке бара, чтобы слегка освежить пересохшее горло. Доктор Фелл и Хедли обменялись взглядами, но оба молчали, пока Фелл с довольным вздохом не поставил на стойку пустой стакан.
– Самое забавное во всем этом, – проговорил Фелл, – то, что мы оба поверили ложным показаниям Грей и ее сообщников, показаниям, рассчитанным исключительно на то, чтобы отвлечь от нее внимание. Вы обвиняли Элеонору, я защищал ее, но оба мы исходили из одних и тех же лживых показаний. Разумеется, мы верили Грей. Почему бы и нет? Три вроде бы ничем не связанных беспристрастных свидетеля рассказывали одну и ту же историю. Грей даже не пыталась бежать. Она просто бросила нож и громко закричала, тыча рукой куда-то в сторону, а потом держалась за свою выдумку... а двое других не противоречили ей. Вероятно, она совсем потеряла голову, когда решилась на убийство...
Хедли, глядя в стакан, проворчал:
– Ну, ей грозила тюрьма, если бы ее поймали на воровстве, но то, что она сделала, было, конечно, глупостью. Теперь ее наверняка повесят, а возможно, ее сообщников тоже. – Хедли нахмурился. – Мне чертовски не нравится эта современная манера воровать в универмагах. Вы кого-то заподозрили, и тут же к вам обращается модно одетый молодой человек: "По-вашему, виновата эта дама? Что за ерунда! Я все время смотрел на нее и могу присягнуть..." А с другой стороны уже подходит приличного вида мужчина, качает головой и полностью подтверждает слова первого. В результате Грей благодарит их и с обиженным видом удаляется прежде, чем прибудет полиция. Недурно! Модные побрякушки ценой в 20 фунтов... Как раз хватило этим мерзавцам на две недели. Мандерс, вероятно, еще раньше приметил ее и хотел обойтись без шума. Если бы она не потеряла голову... – Хедли поставил на стойку стакан. – Да, попались мы на удочку. Как подумаешь...
– Все мы задним умом крепки, – виновато кивнул доктор. – Я ведь тоже кое-что сообразил только теперь.
– А именно?
– Помните наш вывод о том, что женщина-убийца должна быть левшой? А ведь Грей, по сути дела, ничего подобного и не утверждала. Она сказала лишь, что "агент схватил ту женщину, а она протянула свободную руку" и так далее. Просто первая пришедшая ей в голову выдумка... Грей не сказала, что та женщина была левшой. Тем не менее, никто из нас не подумал об этом, пока... гм-м...
– Ладно, ладно! Не надо только так размахивать руками перед моим носом!
– А вот выдумка с блузкой была первоклассным трюком, – спокойно продолжал Фелл. – К тому же я вовсе не размахиваю перед вашим носом. Если это вам доставит удовольствие, могу признаться: я и сам был полностью введен в заблуждение, хотя меня немного удивило, как это Грей не видела лица женщины, стоявшей настолько близко, что она могла ухватиться за ее блузку. М-да. Они, видите ли, твердо запомнили только то, что женщина была в перчатках. Газеты упомянули об этих перчатках, и это дало дополнительный толчок фантазии нашего убийцы с Линкольнс Инн Филдс... Нет, дорогой мой Хедли, единственное законное "видите, я же говорил", которое приходит мне в голову, относится только к тому, что я отказывался рассматривать эти факты как решающие улики. Как-то дурно попахивало от них.
– Между прочим, Элеонора не левша, – задумчиво заметил Хедли. – Это мы уже окончательно установили. – Беспомощным, полным отчаяния голосом он произнес: – Вопрос только в том, что же, черт возьми, нам теперь делать?
Фелл не стал успокаивать инспектора, сказав только, что у них будет еще достаточно времени, чтобы обсудить этот вопрос. Вообще после своей защитительной речи Фелл стал необычайно молчалив. Он только попросил тогда у Хедли ключ от двери, ведущей на крышу, сказав, что хочет взглянуть на засов люка. Никто не сопровождал доктора, и вскоре он вернулся, вполне довольный собой. Что ему удалось выяснить, он не сказал, но зато внес одно вполне здравое предложение. Хедли неловко было сейчас обратиться к Элеоноре, и Фелл придумал план, принятый инспектором сразу же и без оговорок.
– Давайте просто пригласим ее вместе с Гастингсом пообедать! Я задумал один маленький эксперимент.
– Эксперимент?
– Вот именно. Послушайте-ка, сейчас уже в доме, вероятно, знают о том, что мы собирались арестовать Элеонору. Даже если Хендрет и не проговорилась, остается миссис Горсон. Тетушка Стеффинс наверняка выжала из нее все, что знает Стеффинс, не может быть тайной для остальных. Не беда! Тем лучше! Пусть они верят в это! Мы выйдем и громко пригласим Элеонору, которая не была дома, ни о чем не знает и не сможет сделать никаких ложных выводов из этого приглашения. Остальным же может прийти в голову только одно: мы хотим объясниться с девушкой и послушать, что она скажет. Потом мы снова вернемся, но уже без Элеоноры. Мы объявим, что вынуждены были задержать девушку, а чуть позже сообщим, что она уже на свободе, поскольку невиновность ее надежно установлена. Знаете, мне чрезвычайно любопытно, как кое-кто воспримет такую весть. Уверен, что для одного человека это будет настоящим потрясением – и тогда-то начнется потеха.
– Отлично! – воскликнул Хедли. – Великолепно! Но что если кто-то вмешается, когда мы будем уходить вместе с девушкой?
– Мы будем твердо стоять на том, что просто отправляемся обедать. Если не поверят, тем лучше.
Никто не вмешался – к некоторому удивлению Мелсона, полагавшего, что миссис Стеффинс выберется все-таки из уголка, в который она забилась, и задаст им пару вопросов. Дом, однако, словно вымер. Мелсону чудилось, что все его обитатели замерли, прижав уши к закрытым дверям и напряженно прислушиваясь. Тишину нарушал только треск огня в камине...
Обед удался на славу. Первые два часа разговор вращался вокруг нейтральных тем. Фелл был в великолепном настроении, и даже Хедли был менее сдержан, чем обычно, хотя к Элеоноре он обращался с несколько преувеличенной неуклюжей вежливостью. Мелсон впервые увидел инспектора смеющимся. Более того, Хедли рискнул даже рассказать – правда вполне невинный – анекдот об одной из модных кинозвезд. Элеонора и Гастингс также чувствовали себя прекрасно. Наклонившись к доктору, девушка сообщила, что приняла окончательное решение.
– При первой же возможности я уеду из этого дома, – сказала она. – Довольно мне быть сентиментальной дурой – хватит. Все будет чудесно – если, конечно, полиция не станет возражать против моего переезда. Не станет, правда ведь?
