– Ха-ха! – поднял от бокала сияющее лицо Фелл. – Возражать? Чего ради? А какие у вас планы на будущее?
Зал был низким и длинным, с камином, отделанным голубыми изразцами, и выходившими в сад окнами. Шум уличного движения не доносился сюда. Воздух, казалось, пропитался приятным ароматом старинной мебели и ежедневно в течение трех веков подававшихся тут бифштексов. Мелсон был доволен. Как человек разумный он относился к сочному бифштексу и кружке крепкого эля с подобающим этим дарам божьим благоговением; его наполнял радостью вид бревенчатого потолка, скрипучего пола, усыпаного опилками, и скамеек с высокими дубовыми спинками. Темное растрескавшееся дерево скамеек лишь подчеркивало миловидность сидевшей за столом девушки, ибо Элеонора была даже не столько красива, сколько трогательно миловидна. Сейчас, успокоенная принятым решением, она, казалось, избавилась от угнетавших ее мыслей.
Мелсон приглядывался к девушке, к ее широко поставленным голубым глазам, слегка изогнутым бровям, улыбчивому рту, длинным золотистым волосам. Гастингс сидел рядом с ней. Нельзя не признать, костюм его был безупречным, а симпатичное лицо без пятен йода явно выигрывало. Они с Элеонорой часто переглядывались, смеялись и, подбадриваемые Феллом, охотно прикладывались к крепкому элю.
– Наши планы? – ответила девушка. – Наверное, мы поженимся, что тоже, конечно, чистое безумие, но Дон говорит...
– Ну, кого интересует, что я говорю?.. – мягко вмешался Гастингс и поставил бокал на стол. – Как-нибудь пробьемся. Первые шесть лет будет трудновато, но я все-таки пробьюсь, хотя иногда мне кажется, что вместо юриспруденции лучше было бы попытать счастья в страховом деле. Скажите, сэр, вы согласны, что страховой агент – как раз та профессия, где человек моего склада...
– Ты не будешь страховым агентом! – крепко сжав губы, отрезала девушка.
– Ну-ну-ну! – оживился Гастингс. – Это же отличная профессия... – оборвав фразу, он с любопытством поглядел на Фелла, восседавшего перед ними с сияющим, словно у рождественского ангела, лицом. – Странная штука, сэр. Откровенно говоря, я всю жизнь недолюбливал фараонов. Но вы совсем не такой, как... как... словом, вы понимаете. Разумеется, и вы тоже. – Дональд вежливо, хотя несколько неуверенно обернулся к Хедли. – Нешуточное, знаете ли, дело, когда у человека отец... когда отец попал в беду и каждый болван начинает трепать его имя, а тут еще и газеты... Я хочу сказать этим...
Хедли допил свое пиво, отставил кружку, и Мелсон почувствовал, что забава кончена-Скотленд Ярд принимается за работу.
– У вас обоих, молодой человек, есть все основания быть благодарными полиции, – начал осторожно Хедли. – А уж если не полиции, то, во всяком случае, доктору Феллу.
– Ерунда! – прогромыхал явно, тем не менее, польщенный Фелл. – Ха-ха-ха! Выпьем-ка еще, друзья мои! Ха-ха-ха!
– Благодарными?
– Ну, знаете ли, сегодня утром тут такая было началась история... – Секунду инспектор играл вилкой, а затем поднял глаза, словно внезапно о чем-то вспомнив. – Кстати, мисс Карвер, насчет вашей комнаты... Помните, вы разрешили нам осмотреть ее... – Девушка кивнула, чуть нахмурившись, как человек, вспомнивший о чем-то неприятном, но взгляд ее оставался совершенно спокойным. – У вам там нет никакого тайника-или замаскированного сейфа?
– А как же! Откуда вы знаете? В стене между окнами. Надо нажать пружинку...
– Надеюсь, вы ничего там не прячете? – Хедли старался говорить шутливо? небрежным тоном. – Любовные письма, например?
Девушка улыбнулась в ответ. Взгляд ее по-прежнему не выражал никакой тревоги.
– Да нет, я уже много лет и не открывала его. У нас в доме немало подобных тайников. Иоганнес мог бы показать их, если это вас интересует. Похоже, что в семнадцатом, восемнадцатом или каком-нибудь там еще веке хозяину этого дома было что прятать...
Гастингс с живым любопытством вскинул голову и воскликнул:
– Ну и ну! Что же ты мне никогда об этом не рассказывала? Честное слово, – горячо продолжал он, – меня всегда страшно интересовали дома с потайными ходами! Ого-го! Только представьте себе, как хозяин такого дома мог при случае подшутить над гостями...
– Дорогой мой, там нет никаких потайных ходов. Только тайники в стенах. Я не пользовалась своим... – она чуть смущенно посмотрела на инспектора, и взгляд ее стал тверже, – ну, скажем, с детства. Не наливайте мне, спасибо. Пока больше не надо.
Хедли обратил внимание, что губы девушки сжались плотнее.
– И почему же вы им не пользовались? Простите мое любопытство, но такой уж у меня характер...
– Ну, что вы – отлично вас понимаю. В детстве я, бывало, прятала там конфеты. Позже – тогда мне было лет пятнадцать – один мальчишка, рассыльный из Холборна, писал мне письма... сейчас он стал уже владельцем магазина... – добавила она с улыбкой. – А потом... – на щеках Элеоноры выступил румянец гнева, – миссис Стеффинс как-то узнала, где я прячу его письма, и устроила ужасный скандал. После этого я решила, что нет смысла прятать там что-нибудь.
– Другие тоже знали об этом тайнике?
– Думаю, что нет. Ну, может быть, Иоганнес. – Она недоверчиво посмотрела на Хедли. – А в чем дело?
Хедли улыбнулся, но улыбка его была не слишком веселой.
– К вам это не имеет отношения, – миролюбиво проговорил он, – но я хотел бы выяснить все до конца. Это может иметь существенное значение.
– Ну... не знаю... Погодите, впрочем! Люси Хендрет, пожалуй, тоже знала о нем. – Элеонора сделала все, чтобы в голосе ее не было неприязни. – Дон сегодня объяснил, что она – его кузина. Мог бы, правда, и раньше довериться мне...
– Ладно, ладно! – поспешно вмешался Гастингс. – Стоит ли...
– Ты думаешь, – взволнованно заговорила девушка, – для меня имело бы значение, если бы твой отец ограбил хоть пятьдесят банков? Да по мне, пусть бы он даже перестрелял своих служащих, отравил их – что угодно! И, между прочим, кузина – это не такая уж и близкая родня... – Девушка смущенно умолкла и тряхнула головой, как человек, безуспешно пытающийся прогнать какую-то неприятную мысль. – О чем это мы говорили? Ах, да, Люси могла знать об этом, потому что в ее комнате тоже есть подобное устройство, и, когда мы говорили о нем, я могла упомянуть и о своем тайнике. А вообще я терпеть не могу эту самую мисс Люси Хендрет!
– Ну, будет, будет! – проговорил Гастингс и быстро протянул руку к своему стакану.
– Еще одно, мисс Карвер. Есть ли в доме кто-то, ненавидящий вас?
Растерянное гнетущее молчание.
– Ненавидит? Не миссис же... Не понимаю, о чем вы спрашиваете! Что в имеете в виду? Ненавидит меня? Нет. Они любят меня!.. или нет? – растерянно спросила девушка. – Скорее уж мне казалось, что один человек даже слишком любит меня. – Она замялась и опустила глаза. – Но что вы имели в виду? Что-то страшное, вижу по вашему лицу...
– Не надо волноваться. Я хотел бы, чтобы вы немного обдумали мой вопрос. Переберите каждого поодиночке, а потом я отвечу на ваш вопрос.
Хедли умолк, давая возможность девушке вникнуть в смысл его слов. Мелсону и самому нужно было время, чтобы поразмыслить над тем, какой неожиданный оборот могут принять события и какие страшные возможности вытекают из версии доктора Фелла. В его памяти всплывали только какие-то избитые общие места, но именно будничность делала их вдвойне страшными.
Мелсон вздрогнул, когда Хедли заговорил снова.
Позже инспектор утверждал, что если бы он тогда не подчеркивал так одну деталь, которую, впрочем, и нельзя было не подчеркивать в свете имевшихся улик, правда, возможно, выяснилась бы намного раньше. Вряд ли это соответствовало действительности. Хедли все время был исключительно тактичен, на каждом шагу давая понять, что не сомневается в невиновности Элеоноры. Тем не менее, не успел он еще кончить свою речь, как Гастингс с проклятьем вскочил, подошел к камину и нервно забарабанил пальцами по полке. Элеонора слушала молча, только лицо ее все больше бледнело.
Она долго молчала, но потом в ее глазах внезапно появилось выражение облегчения. Когда Гастингс снова сел за стол, опустив голову на руки, она холодно посмотрела на него и ледяным голосом спросила:
– Так что же ты скажешь о ней после этого? Тишина. Потом Гастингс пробормотал:
– О ней? О ком?
– Не строй из себя идиота, – все тем же тоном проговорила девушка и тут же взорвалась: – Ты знаешь это не хуже меня, не хуже любого в этой комнате! Эта Хендрет заслужила, чтобы ее отравили... или, еще лучше, повесили! Я знала, что она не любит меня, но чтобы до такой степени...
– Одно могу сказать, – негромким дрожащим голосом сказал Гастингс, – полиция сполна вернула мне свой долг. Если бы не вы, сэр... – он глянул на доктора – Матерь божья! Только, по-моему, не так все просто. Это не могла быть Люси. Тут какая-то ошибка, Элеонора. Ты не знаешь ее...
– Ладно, ладно! Защищай ее! – выкрикнула девушка. Она дрожала всем телом, по лицу ее катились слезы. – Защищай эту жалкую мерзкую крысу! Только от меня этого не жди. Я ее... я ей глаза выцарапаю! – Элеонору била такая дрожь, что Гастингс неловко попытался обнять ее, но девушка оттолкнула его руку и обернулась к Хедли: – Вам-то ведь все ясно, не правда ли? Кто навел вас на мой след, кто оговорил меня? Она! И об истории с часовыми стрелками – тоже она! Она же за Доном охотится, ясное дело! И уж, конечно, она рассказала о том... – по голосу девушки чувствовалось, что в этом и состояла настоящая причина ее вспышки, – о том... за что меня били, когда я была еще совсем девчонкой... Да, все правда. Теперь ты и смотреть на меня не захочешь, Дон, правда ведь? Только меня это не интересует. Можешь отправляться ко всем чертям! – Она ударила кулаком по столу и отвернулась.
