цель, от Босвелла он знал о Шепчущих Горностаях. Это было неотъемлемой частью той науки, которую должны постигнуть кроты-летописцы в ходе обучения.
Спиндл и Мэйуид оба заметили, что Триффан, который был внешне спокоен и молчалив и в то время, когда Фиверфью стала его подругой, и во время ужасных испытаний, связанных с ее родами, сделался еще тише и молчаливее, когда покинул Вен. Хотя, пожалуй, слова «спокойствие» и «молчаливость» неточно передают его состояние. Мэйуид и Спиндл не наблюдали у него проявлений скорби и чувства потери, которых можно было ожидать. Его молчание не являлось также и признаком опустошенности после несчастья в Вене. Скорее, оно свидетельствовало о внутренних метаниях и сомнениях, одолевающих крота, когда он вынужден немедленно взяться за дело, не чувствую себя полностью готовым.
Спиндл хорошо знал Триффана и поддерживал его, и только они двое знали, в чем состояла эта поддержка. Часто казалось, что Спиндл сам по себе и действует только в своих интересах. Однако, когда Триффан нуждался в нем, он всегда оказывался рядом, как в свое время и обещал Босвеллу. И хотя Спиндл нигде особенно не распространялся в летописях о своем общении с Триффаном, он, безусловно, сознавал: по мере приближения Триффана к Безмолвию, которого тот искал, требования к нему, Спиндлу, будут все увеличиваться и усложняться. Их будет все труднее исполнять. Поэтому возможной причиной раздражительности Спиндла на пути из Вена в Роллрайт, упоминаемой в хрониках, было волнение перед грядущими испытаниями и растущая уверенность в том, что они скоро умножатся.
Триффан продолжал паломничество, начатое по завету Босвелла на Аффингтонском Холме; впрочем, иные скажут, что оно началось у Данктонского Камня, откуда он впервые отправился в Аффингтон с Босвеллом, а иные, еще более прозорливые, скажут, что оно началось еще раньше. Но Спиндл не мог не понимать, что с началом любви Триффана и Фиверфью значение похода изменилось, смысл его стал глубже, духовная его цель возобладала над фактической. Триффан полюбил, соединился с любимой и потерял ее. Он ощутил пропасть между собой и своей любовью, и ее надо было заполнить. Триффан не знал другого способа, кроме как уйти на время от места, где жаждала остаться его душа.
Но был ли это зов Босвелла из Верна? Или он существовал лишь в его воображении? Не было ли это бегством от реальной жизни, оставшейся в Вене? И правильно ли Триффан понял смысл предначертаний Данбара? Не был ли он не прав, уйдя от них, вместо того чтобы вернуться к ним еще раз? А его любимая, которую он не смог спасти от беды? Как быть с этим?
Такие вопросы способны сделать больше, чем медленные лапы крота, бредущего к Роллрайту; такие вопросы способны увести крота в себя, как в темную ночь, и оставить его там смущенным и растерянным, сомневающимся в своей вере и в своем предназначении. А если добавить к этому годы запустения и упадка Данктонского Леса и смерть многих, кого он любил и за кого чувствовал ответственность, эта темная ночь могла оказаться не просто ночью, она могла лишить красок и звуков всю его жизнь. Вот почему Триффан медлил по дороге в Роллрайт; он как будто опасался, что в двух шагах от цели у него не хватит сил и он потерпит поражение.
Но таково уж одно из сверхъестественных проявлений власти Камня над жизнью кротов: когда они сквозь темноту рвутся к свету, Камень дает им силы. Благородная цель и твердая вера, особенно в тяжелые времена, вызывают особую благосклонность Камня.
Удостоившиеся этой милости должны действовать, а для этого требуется нужный крот в нужное время. Истина, о которой многие забывают, а многие и вообще не знают, состоит в том, что Камень обязательно сведет их с кротами, способными помочь, даже если они и не будут приверженцами Камня и, возможно, сначала не покажутся достойными служить ему. Да и способен ли крот в своей непросвещенности судить о таких вещах, даже если признать за ним право судить? Лучше просто довериться Камню.
Для Триффана, как и для Спиндла, Мэйуид оказался тем самым нужным кротом. Они нашли его в Слопсайде, отнеслись к нему со всей искренностью и любовью, и предназначение его все больше раскрывалось в той помощи, которую он им оказывал. И хотя Мэйуид считал всю свою прежнюю жизнь подготовкой к тому, чтобы провести Триффана и Спиндла по опасным Данбарским тоннелям, он еще не отдавал себе отчета в миссии, уготованной ему Камнем. Его детство в Слопсайде и последующее путешествие с Триффаном — все это было лишь подготовкой к большему, чем продиктованная природным даром роль проводника.
После нескольких дней почти полного молчания для Триффана наступила решающая ночь. Они были в одном-двух днях перехода от Роллрайта. Триффан напряженно молчал, Спиндл был сердит и недоволен сам собой, но ему хватило здравого смысла сказать Мэйуиду:
— Поговори с ним ты, потому что я ничего не смогу сказать. Он угрюм и мрачен, уже несколько часов созерцает ночное небо и, похоже, ничего не собирается делать. Поговори с ним так, Мэйуид, чтобы он опять улыбнулся.
— Озабоченный господин, Мэйуид выполнит твою просьбу, но Мэйуид не думает, что шутка и смех здесь помогут. Триффану нужно нечто другое.
— Я не знаю, что ему нужно. Только ты бы мог помочь.
— Смиренный Мэйуид постарается, господин, он постарается. Он помнит, как храбрый Триффан однажды испытал страх в тоннеле под рекой. Мэйуиду тогда удалось успокоить Триффана. Триффан сейчас тоже в тоннеле, только этот — еще темнее и длиннее того и нет утешительной надежды увидеть свет, нет даже воспоминаний. Мэйуид постарается утешить его и вдохнуть в него надежду, хотя Мэйуид не на многое способен, он может только постараться. Сначала он попросит благословения мудрого Спиндла, потому что он иногда тоже очень боится, как сейчас, просто дрожит от страха, что ему придется вернуться в темный тоннель, откуда Триффан помог ему выбраться.
И Мэйуид опустил голову, а Спиндл сказал:
— Ну, не думаю, что мне пристало благословлять, но, возможно, не будь Триффан не в себе, он бы положил свою правую лапу на твою, вот так, и, наверное, сказал бы... — и замолчал, припоминая слова напутствия, которые мог бы сказать Триффан.
Затем он тихо произнес:
О Камень, благослови этого крота, который боится.
Благослови его тело, голову, ноги, глаза, сердце,
в котором страх.
О Камень, веди этого крота в его исканиях:
его тело, голову, ноги,
глаза.
О Камень, помоги этому
