Услышав ответ, Мазуз изумился:
– Да что вы говорите?
Однако вслед за тем задумался:
– С другой стороны, Таамри-аффанди...
Еще одна ошибка. Зря он вместо нейтрально-вежливого «сайид» вдруг употребил подобострастное «аффанди». Это насторожило Таамри. А игра велась такая, что любой ложный шаг мог стать роковым.
– С другой стороны, Таамри-аффанди, ну и что с того, что он сам не позвонил? А что значит, странно разговаривал? Неестественно? Ну, знаете ли, я не так хорошо знаю Юсефа Масри, чтобы разбираться, что для него естественно, что неестественно. Сайиди Таамри, да вы не волнуйтесь! Мало ли почему он с тех пор не отвечает! Может, телефон разрядился, может еще что-нибудь. Вот он должен был в полседьмого явиться на заседание штаба. Не явился. Я, честно говоря, не слишком беспокоился. Но сейчас, исключительно из уважения к вам, отправлю своих людей искать его. Нет, что вы!
После куртуазного прощания Мазуз потянулся, лежа на оттоманке и закуривая «Ноблесс». Ну и наглый же сын шлюхи этот Абдалла. Он настолько уверен в том, что перед ним все трепещут, что не сомневается – стоит ему кого-то объявить своим человеком, как любой побоится пальцем его тронуть! Подумать только! «Я тут за тобой одного типа шпионить приставил, так ты вместо того, чтобы глотку ему перерезать, пылинки с него сдувай». Так где, говорите, этого Масри взяли? В лесу между плато Иблиса и Разрушенным домом?
* * *
Больно было с безводного водопадика соскальзывать на заднице – у Натана Изака она была немногим крупнее цыплячьей. Еще больнее оказалось с приличной высоты приземлиться на обе ноги. Как ни старался Натан Изак спружинить, все равно получилось больно. Он отошел в сторонку, надел очки, которые при спуске предусмотрительно зажимал в кулаке, и сел на выступ скалы. Пусть ноги отдохнут.
– Наши подошли! – раздался громкий шепот сверху.
Натан Изак задрал голову и увидел фигуру, стоящую на водопаде. Луна расплылась в полупрозрачном облаке, покрывшем ее, словно кусок плексиглаза, все вокруг стало каким-то размытым, и Натан не сразу узнал в этой фигуре Эвана Хаймэна.
– Кто подошел? – спросил он, протирая стрекозьи стекла.
– Может быть, я ошибаюсь, но по-моему, это группа рава Хаима, – ответил Эван и начал спускаться.
– Вот сюда, сюда ступай, – сказал Натан Изак. – А туда не надо. Колени обдерешь!
Интересный факт: Натан Изак не умел говорить шепотом. Вполголоса – пожалуйста, а шепотом – никак. Что-то не в порядке было у него с голосовыми связками.
Потихоньку обе группы, слившись в одну, столпились на площадке под водопадом. Моти Финкельштейн, при спуске больно ударившийся коленом, тихо матерился по-английски. Последним спустился рав Хаим. Подошел к Натану, обнял его, и отряд двинулся в путь.
Когда шаги затихли, из расселины вышел Гассан и позвонил по «Мирсу».
– Алло, Ареф?
В силу особенностей устройства «Мирса», по нему нельзя было говорить, как по телефону, все время приходилось переключаться с «Вызова» на «Прием».
– Да, это я, Гассан. Я у пересохшего водопада.
Нажал на кнопку «Прием». Выслушал. Снова нажал на «Вызов».
– Поселенцы только что вышли. Мимо меня прошло шестьдесят девять человек. Оружия не заметил.
Переключился. Выслушал. Опять переключился.
– Нет. Движутся в вашем направлении. Иду следом, продолжаю наблюдение.
* * *
– Смотри, Камаль, внимательно. Смотри и слушай. И если что перепутаешь, клянусь Аллахом, будешь завидовать участи того варана, что попал под колеса твоей машины сегодня утром. Вот тебе ключи. Сейчас идешь вниз, в гараж, и берешь мой синий «понтиак». Нет, пожалуй, «понтиак» угонят. Я этих «Мучеников» знаю. Да и нечего тебе выделяться. Чем незаметнее будешь, тем больше шансов, что доедешь. Отдай мне эти ключи и возьми у Хадада ключи от «мерседеса». Ты едешь в Эль-Фандакумие – найдешь с помощью GPS. Пропуск у тебя есть. Приезжаешь – и не идешь к Мазузу. Пообщайся с людьми, зайди в штаб, когда там нет Шихаби. Выясни, что да как. Выясни, что там творится. И главное – выясни, где Юсеф, жив ли он еще. Я за него волнуюсь! Если Мазузу в руки попадет этот чертов диск, нам не поздоровится. Как что узнаешь, сразу звони мне. Очень я переживаю, Камаль! Не верю я этому Шихаби, ох не верю! «Таамри-аффанди! У меня тревожная новость!» Творец тревожных новостей – вот кто он, этот Шихаби. Чувствую я – хочет он там заварить такую кашу, что остаться мне без Канфей-Шомрона. В общем, выяснишь все и сразу сообщай. Да, не забудь зарядить свой «люгер». Вряд ли тебе предстоит увеселительная прогулка. Очень вероятно, что придется отстреливаться. Возможно – ликвидировать Шихаби. А не исключено, что и Юсефа.
* * *
– Алло, г-господин к-капитан? Зд-дравствуйте! С вами г-говорит Ахмед. Д-да, Ах-хмед Хури. Г-господин к-капитан, у меня д-для вас важнейшие с-сведения... Я п-пытаюсь к вам на б-базу пройт-ти, но здесь всюд-ду к-какие-то п-патрули, б-боевики! Я п-прошу, все время будьте с-со мной на связи. Я б-боюсь, что меня прослушивают... Г-господин к-капитан, если связь прервется... Если вы звоните, а меня нет – п-пожалуйста, п-помогите мне. Освободите меня! Я знаю, это Шихаби или Таамри! Ой!
А «ой» он сказал и отсоединился от абонента потому, что – невидаль в их деревне – прямо на него по улице, петляющей между домов, садов и огромных каменных глыб – поля деятельности каменотеса Хатема – поблескивая в лучах луны «калашами», шагал патруль. Патруль посреди деревни? В центре печатал шаг одетый в защитную форму командир одного из отрядов Мустафа Асле. По бокам маршировали два незнакомых парня – очевидно, вызванных для укрепления группировки либо из Шхема, либо из какой-то соседней деревни. Почему-то у Ахмеда возникла уверенность, что вышагивают эти головорезы по его душу. Голова шла кругом – значит, за «Мучениками» стоит Таамри и убийство Халила тоже дело рук Таамри. Теперь понятно, как поступают они с...
Он не сформулировал, с кем они так поступают и кто вообще эти таинственные они – «Мученики», к которым, кстати, принадлежал и сам Ахмед, подручные Таамри или и те и другие. Но одно он знал точно – все, что произошло с Халилом, может произойти и с ним, все, что произошло с Анни – с Афой. Все, что с Абулом, Сухайлем, Марваном и Надей – с Хусамом и Амалью. Упаси Аллах!
Он спрятался за мусорную кучу и проводил взглядом патруль. Только израильтяне могут помочь. Этот замечательный капитан приведет солдат, и они перехватают всех «Мучеников» во главе с Мазузом, да прорастет трава сквозь его глазницы! Надо срочно позвать их! Но как? Звонить нельзя. Мазузу не удалось поставить на прослушку телефон Юсефа, но телефон Ахмеда Хури точно на прослушке. И сейчас уже никуда нельзя звонить, чтобы не определили его местонахождение. А выбраться из деревни не получается. Что же делать?
Если бы бедный Ахмед знал, что никто никаких телефонов не прослушивает, наша история пошла бы по другому руслу.
* * *
От лунного света небосвод из черного сделался серебристо-синим. Ущельице, рожденное водопадом, понемногу разрослось в долину. Слева и справа скалы в лучах луны разевали черные пещеры.
Люди шли и шли. В сухой траве шуршали ночные звери. Приближаться они, правда, боялись, но иногда поодаль в пещерке или в зарослях вспыхивала пара фосфоресцирующих глаз. Когда долина расширилась до размеров небольшого плато, справа во тьме таких пар появилось подозрительно много. И стоило нашим путешественникам выйти на открытую полянку, отползающую куда-то вбок от долины, как туда же вылетела стая свирепо лающих и рычащих собак. Их было штук восемь. Эвану вдруг стало обидно – какие-то чужие сволочные псы здесь скачут, а его ненаглядный Тото, лучший из кобелей на свете, один кожаный нос чего стоит, где-то далеко от него мается в тоске по хозяину и другу.
А рав Хаим встревожился. Откуда они взялись, эти собаки?
– Хорошо, если одичавшие, – сказал подошедший Натан Изак. – А если они принадлежат местным пастухам? И пастухи явятся на лай и увидят нас?
– Пастухи арабские? – глупо спросил услышавший его слова Эван.
Натан Изак расхохотался:
– Еврейские пастухи в этих местах перевелись еще во времена рабби Акивы.
– Так-таки и во времена рабби Акивы? – усмехнулся стоящий поодаль Ниссим Маймон. – Неужели я столько прожил?
– То есть? – ничего не понимая, переспросил Эван. И вдруг вспомнил многократно рассказанную ему разными людьми историю о том, как на заре поселения недавно приехавший из Ирана Ниссим стал пастухом и тем самым спас Канфей-Шомрон от тогдашнего арабского террора, пусть еще доморощенного, но от этого не менее страшного.
* * *
Хаггай выглянул в окно. Белая бабочка прямо перед ним порхала, распространяя дыхание утра и свободы. Отец в ешиве, мама варит обед, а он, Хаггай, должен болеть. Болеть – это чудесно, когда на улице дождь, а ты лежишь под двумя ватными одеялами, да еще тебя направленно омывает потоками тепла вертящийся рефлектор, так что даже в зимний холод можно высунуть голову и руку из-под одеяла. Руку, чтобы перелистывать страницы книги про Аризаля{Прозвание Ицхака Лурии, создателя Каббалы в ее нынешнем виде. В его честь Каббалу называют Лурианской.}, щедрой на чудеса и тайны Каббалы, от которых дух захватывает, или про Элиягу Хакима, Элиэзера Дрезнера и других повешенных англичанами подпольщиков из «Эцеля» и «Лехи». А голову, чтобы читать и представлять себе, как шестилетний сын турецкого правителя, убитый антисемитами, чтобы подозрение пало на евреев, вдруг по приказу Аризаля поднимается и указывает на своих убийц. Или чтобы вообразить себя бойцом «Эцеля», гордо восходящим на эшафот и кричащим в лицо своим палачам что-нибудь этакое, о чем потом напишут в книжке. Здорово!
