«Что мы имеем в итоге?» — задавала себе вопрос Дежкина.
Харитонов и Журавлева, разыскиваемые по смехотворному делу о пропаже дворняжки, поджигают дом и организуют двойное убийство, дабы замести следы.
Конец с итогом не сходится, как сказала бы бухгалтерша Симочка, выдающая зарплату всему составу прокуратуры.
Что может замкнуть цепь, на полюсах которой — убийства и похищенная собачка по кличке Фома?..
Рэйдж?
Клавдия медленно опустилась на стул.
Черепец сказал, что Фома обучен редкостному делу: он способен обнаружить среди сотен запахов единственный искомый.
Похищенная собачка… пропавшая Журавлева, обслуживающая чуть не весь столичный хай-класс… взрыв и пожар на квартире ее любовника — и, надо думать, сообщника — Дениса Харитонова… трупы мужчины и женщины, которые должны были, по мысли преступников, сбить следствие со следа…
Из-за чего случились все эти события, временами комические, а после трагические, если не из-за рэйджа!..
— Спасибо, — сказала Дежкина в трубку, — я вам перезвоню.
Вероятно, участковый Александр Борисович был весьма изумлен подобным исходом разговора и еще долго сжимал в руках коротко попискивающую трубку, вращая в недоумении своими огромными глазами-шарами.
А Клавдия уже направлялась на третий этаж, к кабинету горпрокурора.
10.09–12.17
Слесарь Митя возился у дверей приемной, снимая прежнюю табличку и водружая на ее место новую.
Рядом охала и вздыхала Люся.
Одного взгляда на секретаршу было достаточно, чтобы понять: случилось наконец то, что и должно было случиться.
Власть сменилась.
Всеволод Константинович Самохин, управлявший коллективом городской прокуратуры, оставил грозный пост.
«Стасюк Роман Тарасович», — гласила новая табличка.
Люся закатила глаза и всхлипнула.
— Ничего, — сказала Клавдия, — не переживай. Цари уходят, а свита остается.
— Хорошо тебе говорить! — запричитала секретарша, направляясь к столу, на котором царил непривычный беспорядок — в полном соответствии с настроением хозяйки. — Тебе-то что! — прибавила она, наливая из графина воды и запивая таблетку. — А мне Всеволод Константинович был как отец родной, и что я теперь без него буду делать!..
Она повалилась в кресло, горестно закрыв лицо ладонями.
Клавдия терпеливо пережидала.
Уж кому-кому, а ей — как, впрочем, и всем остальным сотрудникам прокуратуры — было отлично известно, как воевали меж собой Самохин и его верноподданная Люся.
Нередко даже в дальних закоулках здания отражался зычный глас прокурора, мечущего громы и молнии, и Люся вылетала из приемной как ошпаренная, и выла на бегу, и вопила, правда полушепотом, что такого деспота и самодура еще свет не видывал, и пусть он поищет себе какую-нибудь бестолковую дуреху в секретарши, и она посмеется, когда дуреха даст Самохину отлуп по полной программе.
— Я не я буду, — тараторила Люся, изливая душу очередному сослуживцу и жалостливо заглядывая при этом в глаза, — если она не даст оторваться этому старперу, и тогда он все поймет!..
Выходит, не судьба была понять бывшему начальнику, какая редкостно замечательная работница ходила у него в секретаршах.
— Ну и как тебе новый? — поинтересовалась наконец Клавдия.
Люся заскулила, точно от зубной боли.
— Лысый, — сообщила она, как припечатала, — и в очках. Мне не понравился.
— Он на месте?
— А? Да. Бумаги разбирает. — Глаза секретарши вдруг сузились. Профессиональным чутьем Люся почувствовала подвох. — Не пущу, — объявила она, выпятив грудь и позабыв о прежнем упадническом настроении. — Роман Тарасович занят. Дайте хоть человеку обосноваться на новом месте, ей-богу!
Клавдия усмехнулась.
— Люсенька, ты никогда не задумывалась, что у нового начальства и методы могут быть иными?
— В каком смысле? — насторожилась Люся.
— По-моему, мне говорили, что Стасюк не любит проволочек. У меня срочное дело, а ты пытаешься его притормозить. Представь, что через два часа прокурор сам вызовет меня и спросит, почему я не явилась к нему раньше… а я скажу: «Люся не пустила…» А?..
Секретарша помолчала, лихорадочно осмысляя ситуацию.
Если честно, Клавдия ни с кем и никогда не общалась по поводу привычек Стасюка, но это «по-моему» делало маленькую вынужденную ложь и вовсе невинной.
— Ладно, — решилась Люся, — я доложу. Но только…
— Три минуты, как обычно! — с готовностью подхватила Дежкина, для убедительности вскинув вверх три пальца. — Я не задержусь.
— А то префект приехать собирался, — проворчала секретарша, направляясь к прокурорской двери. — Если приедет, а ты у Романа Тарасовича, я прям не знаю, что сделаю!..
Через несколько мгновений она растворила тяжелую дверь и, надев на лицо маску сугубой официальности, объявила:
— Прошу, Клавдия Васильевна, Роман Тарасович ждет.
Новый прокурор города оказался человеком неопределенных лет и столь же неопределенной наружности. На мясистом носу восседали тяжелые очки в старомодной оправе. За стеклами поблескивали маленькие стального цвета глазки. Одутловатые щеки были тщательно, до голубизны выбриты. Что касается лысины, то, подумала Дежкина, секретарша Люся несколько перестаралась, выделяя ее как основную примечательность нового начальника. Лысина как лысина; вокруг — густой венчик седоватых вьющихся волос.
— Ну-ну-ну! Рад познакомиться, — начал Роман Тарасович, галантно подымаясь с места и дожидаясь, покуда Клавдия займет кресло напротив. — Впереди предстоит большая работа, и, надеюсь, мы сможем найти общий язык.
«Общие слова, по крайней мере, вы уже нашли», — про себя отметила Дежкина; вслух же она произнесла, как и новый начальник, нечто расплывчатое и необязательное.
— Итак, — заключил прокурор, подводя черту под вступительной частью, — итак, чем могу?..
— У меня дело, не терпящее отлагательств, — сообщила Клавдия. — Слышали ли вы о том, что такое рэйдж?..
Прокурор расплылся в улыбке, что одинаково могло означать и положительный ответ, и отрицательный.
— Рэйдж — новейший и весьма эффективный наркотик, — сказала Дежкина, — к тому же его розничная цена относительно невысока. Следовательно, мы должны обращать внимание на распространение рэйджа ничуть не меньше, чем на распространение, скажем, героина.
— Ну-ну-ну!.. Насколько мне известно, слухи о начале вторжения нового наркотика несколько преувеличены, — негромко произнес Стасюк.
— А у меня другие данные, — возразила Клавдия. — Информация, попавшая мне в руки, позволяет предположить, что в ближайшее время Москва будет буквально наводнена рэйджем. Это как эпидемия.
— Проблемами эпидемий, насколько мне известно, занимается прокуратура, — попытался обратить разговор в шутку Роман Тарасович. На губах его запорхала ласковая улыбка.
Клавдия против воли нахмурилась.
— Я вас понимаю, — сухо произнесла она. — Не хочется начинать работу на новом месте с таких неприятных дел. Однако ситуация не терпит отлагательств… Сами понимаете, Роман Тарасович, все шишки полетят на нас. Мне что — я человек маленький, а вот начальству придется несладко, это точно. Наркотики — не шутка. Представляете, какой вой поднимет пресса!..
Горпрокурор заерзал в кресле, с трудом подавляя неудовольствие.
— Хорошо, — он сменил легкий полуигривый тон на начальственный, солидный, — изложите факты по делу. Только кратко.
— Факты таковы, — начала Дежкина. — Не так давно мне поручили расследовать историю с пропажей собаки некоего господина Черепца…
— Собаки? — удивленно переспросил Стасюк.
— Именно, — подтвердила Клавдия. — Собака как собака, даже без родословной. Беспородная. Но! — Она подняла вверх указательный палец. — Но Фома прошел специальный курс дрессировки и обучен различать редкие наркотики.
— Фома — это хозяин? — уточнил прокурор.
— Фома — это кличка собаки, — ответила Дежкина. — А хозяина зовут Алексей Георгиевич… впрочем, это не имеет отношения к делу.
— Ну-ну-ну, — как-то неопределенно произнес Стасюк.
Клавдия пропустила мимо ушей скрытую в этом «ну-ну-ну» издевку.
— В ходе поиска мы вышли на подозреваемую в краже собаки. Ею оказалась любовница Черепца Журавлева, которая работает в салоне красоты и обслуживает едва ли не весь столичный бомонд…
— И что?
— Журавлева пропала!.. Мы вышли на след ее приятеля Харитонова… личность, как оказалось, с весьма темным прошлым. Так вот, в квартире Харитонова, буквально у меня на глазах, происходит пожар, мы обнаруживаем два обгоревших трупа… но это не Харитонов с Журавлевой, хотя, судя по всему, приложены все силы, чтобы мы думали, что погибли именно они. Понимаете, какая картина вырисовывается!..
