Стасюк горестно вздохнул и покрутил в пальцах незаточенный карандаш.
— Пропажа собачки-дворняжки обставляется двойным убийством! — продолжала Клавдия, не давая прокурору времени опомниться. — Ради чего, спрашивается?.. Ответ один: рэйдж! В Москву должна поступить крупная партия наркотика, и собаку убрали, чтобы не возникло осложнений и наркотик беспрепятственно проник через все заслоны…
— Послушайте, — произнес наконец Роман Тарасович, — мне, конечно, импонирует направление ваших мыслей, желание за мелким хищением увидеть нечто более крупное и масштабное… но не до такой же степени!.. — Он поднялся из кресла и тяжелыми шагами принялся крестить кабинет из угла в угол. — Мы поставлены блюсти закон, а не придумывать какие-то мифические заговоры, чтобы затем их победно раскрывать. Не надо усложнять!.. У нас и без того хватает сложностей. Криминогенная обстановка в столице такова, что на ее фоне разговоры о какой-то дворняжке, павшей жертвою наркомафии, выглядят по меньшей мере… — Прокурор помялся, подыскивая нужное, наиболее выразительное словцо, и, как видно, решил остановиться на общедоступном варианте: — …По меньшей мере идиотскими.
Зависло молчание. Стасюк буравил Клавдию немигающим взглядом своих маленьких стальных глаз. Тень увольнения опять нависла над Клавдией.
— Уважаемый Роман Тарасович, — приторно заговорила она, но в голосе читалось скорее раздражение, чем лесть, — уважаемый Роман Тарасович, если два трупа вам видятся чем-то не заслуживающим внимания, то…
— Ну-ну-ну! Я так не сказал, — возразил Стасюк, — вы меня неправильно услышали!.. Просто-напросто в цепи ваших рассуждений имеются явные несоответствия… Собачка, трупы… наркотики!.. Давайте договоримся так: по поводу гибели двоих человек в квартире… как вы назвали?..
— В квартире Харитонова, — подсказала Клавдия.
— Да-да, именно. Я запрошу все документы, внимательно изучу дело… Возможно, это несчастный случай, который вы истолковали к своей выгоде…
— Какая же у меня может быть выгода?! — удивилась Дежкина. — Гибнут двое, их трупы пытаются выдать за чужие. На руке мужчины — часы Харитонова, на голове женщины — парик Журавлевой. Погибшие — бомжи, так что расчет точен — их долго не хватятся… если вообще кто-нибудь заметит пропажу…
— Хорошо, — сказал Стасюк, а теперь давайте посмотрим с другой стороны. В квартиру… этого…
— Харитонова, — вновь подсказала Дежкина.
— Именно, — кивнул Роман Тарасович. — В его квартиру проникают двое бомжей, крадут часы и парик… По оплошности происходит возгорание… воришки гибнут в огне. А вы говорите — убийство!..
Роман Тарасович вновь взял в руки карандаш, как видно давая понять, что аудиенция подходит к концу.
— И все-таки… — произнесла было Клавдия, но взвизгнул селектор, и искаженный Люсин голос доложил:
— Роман Тарасович, к вам префект!..
Стасюк развел руками и поглядел на посетительницу.
Дежкина поднялась. Да, Люся права — лысый, в очках и не понравился.
Дверь отворилась, и двое мужчин в стильных, с иголочки костюмах ступили на красный прокурорский ковер.
Роман Тарасович, как гостеприимный хозяин, двинулся навстречу.
— Следователь прокуратуры, — представил Стасюк Клавдию, когда обмен рукопожатиями подошел к концу.
— Дежкина, — сказала она.
— Мы, кажется, знакомы, — приветливо улыбнулся Клавдии второй мужчина, который все время на полшага почтительно отставал от первого, — Как продвигается расследование?..
Это был супрефект Олег Николаевич.
— Превосходно, — ответила Клавдия и покинула кабинет.
Ее никто не задерживал.
… — Ну как? Как новый?.. — остановили ее возгласы на выходе из приемной.
Дежкина сделала неопределенное лицо и пожала плечами.
Сотрудники прокуратуры были не сильно озабочены сменой власти, но любопытство — пуще неволи.
Клавдия торопливо миновала группы оживленно беседующих коллег и направилась восвояси.
— Говорят, он зять Филиппова, — звучали перешептывания в коридоре, — а Филиппов — это, сами понимаете, что такое…
— Мне говорили, он принципиальный… Жуткий дока. Всю районную прокуратуру извел… ну о-о-очень требовательный!..
— Требовательный — это хорошо. Не был бы придирчивым…
— Наверное, станет тащить свою команду… своих людей…
— Кто знает!..
— Слыхали? — вдруг ухватили Клавдию за локоть. — Стасюк!
Это был Семенов.
В другой раз Клавдия бы едва приостановилась из вежливости. Но сегодня ей вдруг захотелось поболтать ни о чем.
У Семенова в шкафу хранился замечательно мощный кипятильник, способный в минуту превратить в пар десятилитровое ведро воды.
Поэтому чаевничала здесь вся прокуратура, кроме Клавдиного кабинета, разумеется. Клавдия никогда не захаживала к своему кулинарному конкуренту, а вот сейчас решилась.
— Шило на мыло, — буркнула Дежкина по поводу Стасюка, когда вдвоем с Семеновым они оказались в дальнем его кабинете и Семенов уже извлек из шкафа знаменитый кипятильник и чашки, коричнево-черные внутри от чайного настоя. — По-моему, проблем с уходом Самохина у нас вовсе не убавится…
— Увы, — вздохнул Семенов. — Судьба, значит, такая. А с судьбой спорить — грех. У вас-то как?..
— Расследую дело о пропаже дворняги, — усмехнулась Дежкина.
— Слышал…
— А собачка-то, кажется, связана с наркотиками…
— О?
— Ладно, сначала разберусь, а потом буду рассказывать. Ну а вы? Трупы, убийства, погони, бандиты?.. — она указала на лежавшие на углу стола фотографии.
На фотографиях был изображен скрючившийся мужчина, распластавшийся в нелепой позе на железнодорожной насыпи.
— Меняемся, — предложил Семенов, — я вам — трупы, вы мне — собачку… Хочется, знаете ли, разнообразия. А то опять подсунули… ох! Вам везет!
Он вздохнул, глядя на кипу фотографий.
Клавдия — скорее автоматически, нежели из любопытства, — начала перебирать снимки.
— Что? — спросил Семенов, заметив перемену в настроении Дежкиной. — Не хотите?
— А? Что? — невпопад сказала Клавдия. — Так что, будут меня в этом кабинете чаем угощать — или как?..
Семенов поспешно заколдовал над заварочным чайником, и тема была забыта.
Клавдия наблюдала за торопливыми движениями его рук, а перед глазами стоял укрупненный фотоснимок, оказавшийся среди прочих.
Крупно: лицо мужчины с широкими скулами и удивленно приоткрытыми глазами, тяжелый подбородок.
Дежкина хорошо помнила этот подбородок… и руку, которая задумчиво почесывала щетину между подбородком и шеей.
Посетитель Чубаристова.
«Сибиряк».
Тот самый загадочный персонаж из дела Долишвили или Шальнова — Гольфмана…
Интересные дела.
Это был он — и он погиб!..
13.30–14.27
— Сумку на досмотр. Что в папке?
— Документы.
— Откройте… Табельное оружие?
— Нет.
— Привет, Клавдия. Как жизнь? Все жуликов ловишь?
— Ловлю, Симыч, ловлю… А ты все сторожишь?
Гаспаряна уже привели. Он ждал в боксе, пока Дежкина устраивалась за столом и просматривала документы. Алукиной сегодня не было — позвонила сама, приболела что-то.
— Так, может, перенесем? — спросила Клавдия.
— Нет-нет, я вам доверяю.
Приятно, что ни говорите.
— Ну, — сказала Клавдия официальным тоном, вновь пролистывая знакомое дело об убийстве тещи, — как дела?..
— Плохо, — по-детски искренне признался Гаспарян.
— Вот как? Что же произошло?
Гаспарян шумно вздохнул.
— Комары, госпожа следователь.
— Простите? — не поняла Дежкина.
— Комары.
Несколько мгновений они глядели друг на друга молча: Артур — покорно, а следователь — недоумевающе.
— При чем тут комары? — поинтересовалась наконец Клавдия.
— Как это «при чем»? — удивился Гаспарян. — Кусаются!
И в подтверждение слов он принялся всей пятерней скрести под лопаткой. Клавдия наблюдала за подследственным.
— На вашем месте я придумала бы что-нибудь эдакое, — сказала она. — Вам ли, с вашей инженерной смекалкой, жаловаться!..
Гаспарян вновь вздохнул.
— Придумать-то я придумал, госпожа следователь. Да вот без подручных средств идею в жизнь не воплотишь, — сокрушился он. — А идея, между прочим, великолепная, — в глазах инженера вспыхнул задорный огонь. — Представьте себе аппарат, который реагирует на звук!.. Зудит комар, подлетает поближе, и тут-то его… хоп!
Дежкина вновь посерьезнела, вчитываясь в строки Гаспарянова дела.
— Что ж, вернемся, как говорится, к нашим баранам. Объясните мне, пожалуйста, — попросила она почти приятельским тоном, — что это за история такая… с феном, а?
