— Думаю, за одну двойку они тебя не осудят.
— Сбор у меня завтра… И как раз насчёт успеваемости.
Ваня посоветовал повременить пока со сбором, дождаться лучших дней.
— А зачем ждать? — лукаво поглядывая на девочку, сказал Костя. — Пусть Варька с пионерами опытом поделится… Как она двойку огребла…
— Вот-вот! — вспыхнула Варя. — Самая подходящая тема! Ещё и смеёшься!..
— Я без шуток, — принялся защищать своё предложение Костя. — Пионеров всё равно не проведёшь. Вот ты им честно, прямо и расскажи, как ещё работать не умеешь, как разбрасываешься, почему двойку схватила… Думаешь, что это ребятам на пользу не пойдёт?
— Сбор действительно может быть поучительный, — согласилась с Костей Галина Никитична. — Вот только как Варя?
— Хорошо, — подумав, сказала Варя. — Будет завтра сбор! Только с условием: придётся потрудиться и ещё кое-кому. Пусть Костя с Митей тоже на сбор придут и расскажут, как они сами работают…
Митя развёл руками:
— Мы-то при чём?
— Не вздумайте отказываться! — Ваня погрозил ребятам пальцем. — Сами недавно в пионерах ходили.
— Если уж на то пошло, Фёдора Семёновича на сбор пригласить надо, — сказал Митя.
— Ой, верно! — вскрикнула Варя. — Как же я не догадалась! Может, ещё деда Новосёлова позвать? Он про сына расскажет, как тот учёным стал… — Она вырвала из тетради лист бумаги и села за парту: — Давайте тогда план сбора наметим… Подсказывайте!
Ребята склонились над партой. Галина Никитична вышла из класса и осторожно прикрыла за собой дверь.
Глава 13. СТРАДА
В конце занятий Галина Никитична задержала восьмиклассников, чтобы поговорить об очередных делах. Но не успела она открыть собрание, как в класс вошли Ваня Воробьёв и Саша Неустроев. Они о чём-то пошептались с учительницей, после чего та обратилась к ребятам:
— У Саши есть к вам просьба.
— Это можно! — охотно ответил за всех староста Сёма Ушков и многозначительно поглядел на ребят: вот, мол, какая нам честь выпала!
— Я к вам, ребята, от молодёжи вечерней школы, — начал Неустроев, пригладив волосы. — Наши ребята в учении малость отстают. Отвыкли они, позабыли многое. Вот мы и просим помочь нам…
— Это я посоветовал к вам обратиться, — добавил Ваня Воробьёв. — Вы же народ сильный.
Неустроев и Ваня, переглянувшись с учительницей, сели за парту, и Косте показалось, что глаза у них были хитрые прехитрые.
Галина Никитична между тем сделала вид, что просьба Неустроева застала её врасплох:
— Очень, конечно, лестно, что о нашем классе идёт такая слава. Но мне кажется, что она сильно преувеличена. Впрочем, мы сейчас можем проверить, кто как успевает.
Учительница раскрыла классный журнал и неторопливо начала читать отметки.
Мелькали пятёрки, четвёрки, попадались двойки, но троек было больше всего.
И чем дальше читала Галина Никитична, тем всё ниже наклонялись школьники к партам, словно хотели спрятаться или провалиться сквозь землю.
— Как видите, картина не очень отрадная, — сказала в заключение учительница. — Едва ли мы сумеем чем-либо помочь вечерней школе.
— Да-а, обстановочка не из важных! — огорчился Неустроев. — Ребят самих хоть на буксир бери… Придётся, пожалуй, к девятому классу обратиться.
Он поднялся и, небрежно кивнув ребятам, вместе с Ваней вышел из класса.
Ученики медленно распрямились и посмотрели на учительницу. Она продолжала листать классный журнал. Наконец подняла голову:
— А нехорошо, ребята, получилось!
— Зачем вы наши отметки при Саше читали? — с упрёком сказал Сёма Ушков. — Теперь весь колхоз узнает.
— Ты думаешь, что наши отметки — секрет? — заметил Костя. — И так о них всему белому свету известно.
— Всё равно, надо было без посторонних огласить… — не сдавался Ушков.
— Значит, вам всё же немного стыдно, — усмехнулась Галина Никитична. — Перед посторонними стыдно, а самим перед собой нет? Считаете, что в классе всё благополучно? Как вы, например, к урокам химии относитесь? А к географии, немецкому языку?.. Ну, что ж вы молчите?
И класс разговорился. Многие признались, что ещё мало занимаются дома, работают в половину сил.
Потом ребята ополчились против двоечников: это они тянут класс назад, лишают его доброй славы! Каждого двоечника вызывали к столу и заставляли объяснять, почему он ленится.
Алёша Прахов решил выехать на своём излюбленном коньке: мать у него несочувствующая, загружает его работой по хозяйству, и, кроме того, он часто угорает дома от печки.
— Старо, третий год слышим! — не поверили ребята.
Худенькая большеглазая Феня Заглядова говорить ничего не стала, а только горько расплакалась.
— Феня болела долго, много уроков пропустила, — сказал Митя и предложил девочке свою помощь.
По его примеру, вызвались заниматься с отстающими Сёма Ушков, Витя Кораблёв.
Вышла к столу и Варя.
— Не оправдываюсь, признаю… Получила двойку. Позорную!.. По заслугам… — глухо выговорила она, опустила голову и плотно сжала губы.
Костя почему-то отвернулся и стал смотреть в окно. Лучше бы он сам получил эту двойку!
— Может, тебе, Балашова, помощь требуется? — спросил Митя.
— Чего там «может»! — решительно заявил Ушков. — Пусть с ней, как и раньше, Кораблёв занимается. И посадить их опять за одну парту.
— Верно, верно! — подхватила Катя.
— А я бы на её месте сам справился, без всяких шефов, — сказал Костя.
Варя кинула на него быстрый взгляд и вспыхнула:
— Двоек у меня больше не будет! Слово даю! — И она пошла к парте.
К концу собрания речь зашла о старосте класса: он совсем не следит за успеваемостью и не знает, кто как учится.
— Да что я, двужильный, в самом деле? — взмолился Ушков. — С меня и дисциплины хватает! Одного Прахова унять — сто лошадиных сил надо.
Галина Никитична согласилась с ним. Ушков за последнее время неплохо следил за порядком в классе, и больше загружать его не имело смысла. Она предложила поручить наблюдать за успеваемостью Мите: мальчик настойчивый, твёрдый, дорожит своим классом.
Ребята охотно проголосовали за Епифанцева.
— Только, чур, не обижаться! — предупредил он. — От меня вам покою не будет.
В первый же день Митя завёл тетрадь в клеенчатой обложке и стал аккуратно заносить в неё отметки всех ребят. Каждый, кто получал двойку или даже тройку, теперь никак не мог избежать беседы с Митей. Он задерживал ученика в классе, останавливал на улице, приходил на дом и допытывался, что помешало ему получить лучшую отметку.
И когда однажды Алёша, по старой привычке, сослался на то, что угорел и не мог приготовить уроки, Митя в сопровождении Сёмы Ушкова пришёл к Праховым и принялся осматривать печку.
— Мы по поручению класса, — заявил он Алёшиной матери. — Печку проверить. Может, у неё тяга плохая?
— Да нет, печка справная: не дымит, не чадит, — ответила Алёшина мать.
— А может, всё-таки трубу переложить надо? Мы похлопочем перед правлением.
— Белены вы объелись? Новую печку да перекладывать!
— Алёша говорит, что угарно у вас, уроки учить не может.
— Ах он, бес лукавый! Приди он домой — я ему голову проветрю…
Но больше всех от Мити доставалось тем ученикам, которые взялись помогать отстающим.
Однажды после очередной двойки, полученной Праховым, Митя насел на Костю:
— Поздравляю, шеф-помощник! У Прахова ещё одна двойка прибавилась.
— Я-то при чём? — начал оправдываться Костя. — Сколько раз Прахову говорил: «Заходи, будем вместе заниматься». А его на аркане не затащишь.
— А без аркана не можешь? Сам бы к нему на дом пошёл!
— Ещё бегать за ним, ухаживать!
— И побегаешь… Это же тебе комсомол поручил Прахова вытянуть. А не справляешься — откажись.
— Ну-ну, не справляюсь! — буркнул Костя. — Быстрый ты очень!
Но всё же Костя пошёл к Праховым.
Алёша лежал на печи, на тёплых мешках с пшеницей. Заметив Ручьёва, он прикрыл глаза и захрапел. Костя потянул его за голую пятку:
— Вижу, как ты спишь… Притворяешься. Оболью вот сейчас холодной водой — будешь знать!
Но Алёша продолжал храпеть и даже для большей убедительности почмокал губами.
Тогда Костя деловито разделся, повесил полушубок и шапку на гвоздик и полез на печь:
— Тоже мне храпит!.. Ты бы послушал, как дед Новосёлов классно умеет: балки дрожат, тараканы мрут.
Костя прилег рядом с Алёшей и так оглушительно захрапел над его ухом, что тот сразу открыл глаза:
— Чего прилез? Спать мешаешь!
— Вставай, спускайся на пол… Заниматься надо! А то залёг ни свет ни заря… ещё куры на нашест не садились.
— А это тебя не касается… Хочу — сплю, хочу — гуляю…
— Как это — не касается? Я же твой бригадир, отвечаю за тебя.
