в любой форме, что неизбежно повлекло бы за собой исчезновение всех прочих характерных проявлений милитаризма, которые, по существу, являются лишь косвенным следствием существования армии. Когда спадает мантия, герцог также должен уйти.
Эту цель смог бы осуществить и пролетариат только при условии, если сложится такое международное положение, при котором будет исключена всякая необходимость содержать в интересах пролетариата постоянную армию, причем интересы пролетариата отнюдь не следует понимать как противоречащие национальным интересам.
Логически рассуждая, необходимость существования армии могла бы отпасть и для капитализма при устранении возможностей конфликтов или при равномерном международном разоружении.
Устранение возможностей конфликтов означало бы прежде всего устранение экспансионистской политики, которая, как это указывается в другом месте, найдет свое естественное завершение в охвате всего земного шара трестами, подчиненными великим державам; собственно говоря, это означало бы в конечном счете создание всемирного союзного государства[105].
Но эта задача является пока еще романтической музыкой будущего. Все говорит за то, что мировая политика не достигнет такого «состояния устойчивости» до тех пор, пока пролетариат не осуществит своей конечной цели и не поставит свою мировую политику на место капиталистической.
С международным разоружением дело обстоит еще хуже. Оно означает не только отказ от военного соперничества всех милитаристических государств и тем самым отказ от шансов на наживу, на которую может рассчитывать или хотело бы рассчитывать то или другое государство из числа наиболее могущественных и, следовательно, могущих оказывать наибольшее влияние на осуществление такого разоружения государств (отсюда и предложение о соответствующих размерах отдельных армий); оно означает, кроме того, не более и не менее как отказ от тех международных интересов, которые заставляют господствующие классы, капитализм, апеллировать к ultima ratio regum (последний довод), т. е. именно от тех интересов, которые признаются капитализмом как важнейшие и даже жизненные для него, в особенности, от политики экспансии. Вера в то, что всего этого можно достичь при господстве капитализма еще до обеспечения указанного естественного состояния устойчивости мировой политики, является поистине верою слепца. Конечно, влияние пролетариата, направленное против основ нынешней мировой политики и благоприятствующее образованию всемирного союза государств, все более и более возрастает даже в отсталых странах и может порою способствовать ослаблению угрозы войны и общемировому умиротворению; но рост влияния пролетариата усиливает также и опасность бонапартистских трюков, так что представляется сомнительным, произойдет ли при этом хотя бы уменьшение суммы возможностей войны.
Тенденцию осуществления равномерного международного разоружения можно было бы также назвать антимилитаризмом, если бы в результате этого удалось сделать существующие армии фактически не способными к выступлению или, по крайней мере, подорвать их боеспособность. Эрве требует, — в этом заключается суть его идей, — проведения такой подрывной работы любой ценой.
Но и идея Эрве также приемлема в принципе только в том случае, если признать, что пролетариат ни при каких обстоятельствах и ни в каком случае не заинтересован в вооружении народа. Вокруг этого последовательно и вращается весь спор, причем «реально-политическая» точка зрения Каутского, не довольствующегося лишь внешним и вводящим в заблуждение делением войн на наступательные и оборонительные[106], безусловно заслуживает предпочтения перед заносчивым и игнорирующим реальное положение вещей антипатриотизмом федерации Ионны. До тех пор, пока в международном масштабе не будет достигнуто состояние экономической и социальной устойчивости, к которому стремится социал-демократия, пока не будет устранен классовый характер общества, возможность возникновения войн будет существовать, и социал-демократия, вернее, именно социал-демократия не может игнорировать этого. Само собой разумеется, как указано выше, что действительные причины войны при господстве капитализма таковы, что пролетариат не только не может поддерживать их, но, напротив, должен бороться с ними самым решительным образом. Конечно, неправильно думать, что все войны представляют собой лишь действия, направленные против пролетариата. Правда, в бонапартовском смысле такое толкование возможно, а ведь «привкус» бонапартизма можно найти повсюду. Однако наиболее существенной из всемирно-исторических причин войны является, как правило, борьба за добычу, за прибыль между капиталистическими классами мировых держав. Естественно, что в результате таких войн, в ходе таких войн могут произойти восстания, революции, и каждая из воюющих стран будет вынуждена повернуть оружие против своего пролетариата. Таким образом, здесь проявляется общая солидарность господствующих классов воюющих между собой держав в их борьбе против пролетариата этих государств; в большинстве случаев именно тогда и проявляется тенденция к окончанию войны. Столь же естественно также, что каждая победоносно завершенная война, предпринятая по капиталистическим мотивам, так или иначе приводит к бонапартистским последствиям, в то время как при неблагоприятном исходе войны неизбежному культурному ущербу противостоит все же шанс крушения капиталистической реакции. Вследствие этого у пролетариата возникает чрезвычайно сильный стимул к выступлению против войны, и вполне понятно и почти похвально, если в той или иной стране в ходе борьбы против войны идут дальше первоначально поставленных целей. С точки зрения пробуждения и возбуждения масс учение Эрве имело свои ценные стороны. Оно уже отчасти сыграло свою роль.
Мы должны прежде всего различать войны по их характеру. В зависимости от этого мы должны затем установить, в каких случаях будет принципиально правильным стремиться к разоружению. Естественно, что вопрос о принципиальном отношении к войне имеет весьма существенную практическую важность и ни в коем случае не является чисто теоретической умственной гимнастикой. Он не решается сам собой в каждом конкретном случае; напротив, каждый конкретный случай, вызывая большое возбуждение, приносит с собой тенденцию к запутыванию ясной точки зрения. Применительно к Германии предостережением служат те события, которые разыгрались внутри партии в начале германо-французской войны и во время восстания Герреро; они указывают на необходимость осторожности и своевременного выяснения принципиальных вопросов.
Далее, в каждом отдельном случае необходимо наряду с выяснением того, что в принципе было бы желательным, поставить и вопрос о том, что практически выполнимо. И здесь Эрве предается опасным иллюзиям. Еще не созрело время для объявления всеобщей стачки или стачки солдат против любой войны, противоречащей интересам рабочего класса. Эрве восклицает: «Энергичная антимилитаристическая и антипатриотическая агитация — и гора подойдет к Магомету!». Здесь он увлекается анархизмом. Мы же должны сказать: пролетариат в своей подавляющей массе еще не проникнут классовым сознанием, еще не просвещен в духе социал-демократии, не говоря уже о том, что для каждого антипатриотического выступления во время разгорающегося шовинистического пожара необходимо столько же готовности к самопожертвованию и хладнокровия, сколько и рассудительности. Организация и общее революционное просвещение рабочих являются предпосылками для успешной всеобщей или солдатской стачки в случае войны. Рассчитывать в этом вопросе на одну только антимилитаристическую пропаганду — значит предаваться чистейшей фантазии.
Обычное положение вещей в связи с данным вопросом
