И как? Вы их нашли?
Мне кажется — да.
Есть среди упомянутых бывших колхозников особая категория. Это крестьянские дети, которые благодаря когда‑то польскому, а затем советскому образованию вдруг стали интеллигенцией. СЕЛЬСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЕЙ. Это очень интересный феномен, достойный внимания психологов, а может, и психиатров. Тут не одну кандидатскую и докторскую можно защитить.
И на какую тему?
Что‑то вроде: «Высшее образование как причина массовых параноидальных отклонений в среде сельской интеллигенции Украины».
На самом деле все очень серьезно. Украинство, как в начале прошлого века, так и сейчас, тлеет в среде именно этих сельских хлопцев, которые впервые увидели город и блага цивилизации из окна трамвая, по дороге от вокзала к приемной комиссии какого‑нибудь вуза. Ну представьте, вся жизнь прошла в селе, предки рождались и умирали исключительно в селе, а тут — «опс»! Город, университет, теплый ватерклозет, умные беседы, да еще, как правило, красный диплом, после долгих лет зубрежки. Ого! Теперь ты уже «не просто так», ты теперь «культурна та освитчэна людына», можно сказать «мозок нацийи». Элита… Прости Господи.
Я долго не мог понять, откуда у этих «свидомых» деятелей украинской «культуры» и политики такая ненависть ко всему русскому. У некоторых из них это ведь доходит до паранойи. Тут ведь необходимы особые духовные и психологические предпосылки для восприятия и усвоения всего этого польско‑германского идеологического бреда про особую украинскую нацию, великую украинскую культуру и «клятых москалей», нещадно «гнобящих» веками славных «украинцев». Ведь для того, чтобы польско‑немецкая афера под названием «Украина» дала ростки в Малороссии, был необходим определенный духовно‑психологический грунт. Без этого идеология особой украинской нации, культуры, языка, истории и государства просто не была бы воспринята.
Я чувствовал, что ответ на этот вопрос очевиден и лежит где‑то на поверхности, но уловить его никак не мог. А ведь это очень важно. И понять это просто необходимо.
И вдруг в один прекрасный день, изучая биографии видных представителей украинства, я неожиданно для себя обратил внимание на абсолютно очевидную вещь, которую раньше не замечал. Все эти борцы с «Московщыною» за «вильну Украйину» тотально (за очень редким исключением) представляют собой так называемое трудовое крестьянство, получившее либо азы образования, либо даже закончившее вуз!
Вы понимаете, о чем я?
Пока не совсем.
Представьте себе ситуацию. Живет себе в каком‑нибудь малороссийском селе смышленый хлопчик. Чистит свинарники, выпасает коз, крутит коровам хвосты, бегает на речку купаться и иногда издали смотрит на помещичью усадьбу, где живет панство. К подростковому возрасту он начинает понимать, что его мир, в котором он родился и вырос, очень сильно отличается от того мира, в котором живут обитатели помещичьей усадьбы — его господа, и даже чужд ему. Как утверждает народная поговорка: «пан за пана, Иван за Ивана». Ведь живут господа в богатстве, красоте, комфорте. Они иначе одеваются, у них другие праздники, иной образ жизни, иное поведение, иные ценности, иные взгляды на жизнь. А еще очень важно то, что разговаривают они тоже по‑другому, не так, как это принято среди простых сельских мужиков, а так, как прописано в толстых книгах без картинок. То есть эти люди совершенно другие, они не похожи на «тато з мамою», на бабку Параску и конюха Иванко. Понимаете, о чем я? О разных социальных и культурных мирах. О социальной и культурной отчужденности. Прошу запомнить это.
Идем дальше. Став подростком, наш хлопчик идет учиться к сельскому учителю. Что собой представляла на тот момент система образования всего Правобережья? Правильно — продукт польских стараний. В итоге школа становится местом, где нашему хлопчику, с его мягкими, детскими мозгами, сельский учитель вместе с азами грамотности вливает всю ту политическую мифологию, которой его инфицировали в свое время поляки. То есть на его острое ощущение разных социальных и культурных миров села и высших социальных слоев общества, являющихся по своей сути городскими, накладывается политическая схема двух разных народов, двух разных наций, одна из которых нещадно угнетается другой. То есть социальное или, если хотите, классовое отчуждение, при помощи определенного набора смыслов, трансформируется (в чистой от элементарных знаний крестьянской голове) в этнокультурный конфликт. Таким образом, общерусская ГОРОДСКАЯ культура и язык в глазах новоиспеченной сельской интеллигенции вдруг оказались чужими, «москальскими», а все проявления КРЕСТЬЯНСКОГО быта, во всем его этнографическом многообразии и «проста мова», т. е. народный малорусский диалект, превратились в культуру и язык «украйинськойи нации».
То есть произошла подмена понятий. Класс крестьян неожиданно стал называться отдельной нацией. Село для него стало «родиной», где живут «свои», а город — «заграницей», где живут «чужие». Это произошло не случайно. Ведь для крестьянина город, традиционно это место сосредоточения чужих и враждебных сил. К примеру, вы не сможете найти ни одной доброжелательной крестьянской поговорки или пословицы о городе и горожанах ни в русской, ни в малорусской, ни в белорусской паремиографии. Для селянина горожанин всегда являлся коварным, враждебным иноплеменником.
Потом несхожие миры села и города были трансформированы в слабых головах сельской интеллигенции (после обработки польской политической пропагандой украинства) в несхожие миры двух разных народов.
Одну минуту. При чем здесь поляки, о которых вы постоянно повторяете? Сколько времени‑то прошло с тех пор, как Малороссия вошла в состав империи! Неувязка получается. Разве система образования в Малороссии на тот момент не была русской?
Хм… Я думаю, что большинство наших читателей поддержат ваш довод. Но он очевиден лишь на уровне общих рассуждений. Это стереотип, который намертво вмонтирован в массовое сознание.
Кстати говоря, именно из таких, никогда никем не проверяемых стереотипов, слабо соприкасающихся с действительной реальностью, складывается симулякр украинства.
Приведите какие‑нибудь примеры для наглядности.
Ну, первое, что приходит на ум, это миф о том, что Шевченко якобы считал себя «украинцем», писал на «украинском» и про «украинцев»… Тут вообще забавная ситуация получилась. Я когда в одной из наших бесед высказался в том плане, что в произведениях Тараса Григорьевича нет никаких упоминаний об «украинцах», что он просто ничего не знал о существовании такого народа, мне начали приходить гневные письма украинских патриотов, в которых они меня обвиняли либо во лжи, либо незнании «творив» «пророка украйинськойи нацийи». В них они мне рассказывали о том, что в целях конспирации Шевченко «украинцев» не называл «украинцами». Чтобы запутать царских сатрапов, т. е. чтобы они о чем‑то (только не понятно о чем) не догадались, всех «украинцев» он называл «козачэнькамы». Такая вот секретная, почти, можно сказать, масонская поэзия была у сельского Кобзаря. А в качестве доказательства моей неграмотности приводили цитаты из его «творив», в которых речь идет об «Украине» или «Вкраине».
Сперва я, знаете, опешил от такой глупости. Но потом подумал, что они по своим знаниям, мышлению и внимательности находятся где‑то на уровне 14–15 лет, а поэтому очевидные вещи им надо терпеливо «разжевывать». Чем я и занялся.
Ну, во‑первых, поясняю им: если бы вы слышали не только себя, то смогли бы заметить, что я говорил про отсутствие упоминаний об «украинцах», то есть о народе под названием «украинцы», а не об «Украине». Этот факт знает любой шевченковед, и он очень легко проверяется всяким желающим. ТАРАС ШЕВЧЕНКО НЕ ПИСАЛ ОБ УКРАИНЦАХ. В его времена такого народа не существовало, а значит, и писать о нем он не мог. Тогда были только русские. Но не в смысле «великорусы». Так себя называли и коренные жители Юго‑Западного края. На селе крестьянин вообще идентифицировал себя как «православного», «тутошнего», «мужика», «русского», «малоруса», «хохла». О том, что они, оказывается — «украинцы», селяне узнали лишь в 1917 году. И были этому немало удивлены, задавая риторический вопрос: «Что же мы такое украли, что ТЕПЕРЬ ДОЛЖНЫ НАЗЫВАТЬСЯ «УКРАИНЦАМИ»?»
А во‑вторых, отвечаю своим разъяренным оппонентам, слово «УкрАйна» (с ударением на первую «а») упоминалась Тарасом Григорьевичем как географическое название одного из районов Малороссии, как его «малая родина», где он родился. Что такое «УкрАйна» в географическом плане? Поднепровье. Именно там находилось родное село Шевченко. Поэтому и писал он про «УкрАйну», но не как некое тысячелетнее государство «укров», а как «ридный край».
