Глеб представил себе, как благодарные шарики и благородные мастино наполетано станут оставлять свои полновесные «автографы» в его отпечатанной на асфальте ладони, и, поблагодарив Юлию, выразил пожелание, чтобы его благотворительный взнос все же остался тайной. Ибо благие дела свершаются в тишине, а моральное удовлетворение он ищет не в звучном рокоте хвалы и тем более не в громких криках восхищенья. Юлия посмотрела на Панова если не с восхищением, то с уважением и заметила, что его гуманные и возвышенные мысли, видимо, сами собой излились в поэтической форме, и это доказывает, что у высказавшего их непременно должна быть благородная душа и поэтическая натура.
Глеб скромно потупился: мол, уж такой я поэтичный, ничего с этим не поделаешь… О том, что ему пришлось чуточку поэзии позаимствовать у Некрасова, он решил не распространяться, полагая, что от лиры «печальника горя народного» много не убудет. А растроганная Юлия снова полезла в свой шкаф-комод, достала оттуда медальон — кусочек прозрачного янтаря в серебряной оправе и на серебряной цепочке, с заточенной в янтаре доисторической мухой, современницей мамонтов, — и посоветовала Глебу надеть этот медальон на шею в качестве оберега от Марфиного приворота. Более сильный талисман, защищающий вообще от всякого колдовства, как в ошейнике у Услады, она обещала подарить Глебу попозже, так как такой супероберег ему пока не нужен. Марфа, знакомясь с интересным молодым человеком, на первых порах обычно ограничивается приворотом, а порчу и сглаз наводит на кавалера позже, когда с ним поссорится.
Глеб похвалил дизайн антисглазового амулета, горячо поблагодарил Юлию за бесценный подарок, надел оберег на шею, но, мучимый любопытством и некоторым сомнением в своей платежеспособности, поинтересовался, как же выглядит талисман, защищающий Усладу от бед и наваждений? Наверное, это нечто экзотически изящное и необыкновенно удивительное и вместе в тем миниатюрное, вроде лесковской блохи, подкованной серебряными подковками, раз помещается в ошейнике. Юлия возразила, что сила амулета вовсе не в его экзотичности и изящности, ведь в Усладином ошейнике зашита обыкновенная серебряная пуля, только заговоренная белым магом Митрофаном. Такую же, но размерами покрупнее, она срочно приобретет у мага и для Глеба. И когда Марфа станет наводить на него порчу, Глеб встретит ее колдовство во всеоружии. Большая заговоренная серебряная пуля легко отразит любой сглаз вместе с порчей. Панов снова стал благодарить свою юную заступницу и лишь робко пожелал, чтобы эта серебряная пуля была размерами не как от крупнокалиберного пулемета, вполне сойдет и калибр помельче. Ну а он, разумеется, возместит все расходы на янтарное и серебряное изделия из ближайших зарплат. Юлия с благожелательной улыбкой, а не с ехидной усмешкой, какая всякий раз появлялась у нее на губах, как только она в разговоре с Глебом упоминала Марфу, объяснила, что снабдить его оберегом — ее святая обязанность. Ведь если она не ошибается, лилия, так понравившаяся молодому человеку, не совсем рыжего цвета, и коль скоро это правда… Глеб поспешил еще раз подтвердить, что не просто лилия, а Лилия Прекрасная навеки покорила его сердце. А Марша с его сердцем и рядом не стояла…
Юлия уже без улыбки и более твердым тоном предупредила «любителя цветоводства», что ему не следует находиться с Марфой рядом; он целее будет, обходя ее десятой дорогой. Как только колдунья поймет — а она это в конце концов обязательно поймет, несмотря на всю свою глупость, — что ее приворот не действует, Марфа обозлится и начнет Глеба сглаживать, или как там правильно сказать — сглазивать. И наводить порчу! Значит, большая серебряная заговоренная магом пуля ему жизненно необходима, и Юлия подарит ее Глебу, как подарила уже оберег от приворота. Не только доброе дело, но и доброе намерение заслуживает благодарности и воздаяния! Она же заметила и оценила жертвенную готовность Глеба давеча забрать собачек с помойки, невзирая на крупные размеры и острые зубы вожака стаи. И если бы ему не помешал этот негодник Тимур, собачек уже сегодня определили бы в приют, а в дальнейшем, несомненно, на благотворительной основе перевели и в санаторий. Но Тимуру его жестокий и дерзкий поступок даром не пройдет, и он о нем еще горько пожалеет!
— А вам, Глеб, я очень благодарна за сочувствие бедствующим собачкам, я даже почти готова простить вам ваше мимолетное, но тем не менее очень легкомысленное увлечение рыжей колдуньей Марфой.
На этой оптимистической ноте и закончился разговор коллег-соучредителей нового бизнес-проекта. Глеб попрощался и направился к дверям, вопреки советам и даже требованиям рвущихся в его подсознание двух непримиримых конкурентов: олимпийского покровителя брачных уз Гименея и его антипода — бога свободной любви Эрота.
Гименей вежливо увещевал:
— Куда вы, нерешительный юноша?! Вернитесь, падите на колени перед прекрасной девой, просите ее руки и сердца с обязательной регистрацией в загсе и штампом в паспорте!
А Эрот, забыв о всяком политесе, орал благим матом:
— Куда тебя понесло, дурья твоя башка?! Говорят тебе: трепыхайся! Хватай эту эксцентричную девицу! Тащи прекрасную псинофанатку на перину пуховую! Совлекай с нее все импортные тряпки до последней! Для особо бестолковых поэтических натур инструктаж дублирую и продолжаю в доступной им стихотворной форме: «Хочу упиться роскошным телом! Хочу одежды с тебя сорвать!» Знаменитому поэту перепутать последовательность действий простительно, на то он и поэт. У них, у поэтов, всегда все кверху задом! Но ты, толоконный лоб, запомни хорошенько: сначала нужно одежку сорвать, а уж потом упиваться роскошным телом! Иначе у тебя ничего не получится!
Глава 16
Следовать ни Гименеевым советам, ни Эротовым инструкциям Глеб не собирался. А хотелось ему проследовать в дом, где проживала прислуга, куда временно поселили и его с Курсаковым, обменяться со следователем впечатлениями от сегодняшних наблюдений за публикой, присутствовавшей на траурных мероприятиях, и наметить план оперативной работы на завтра. Отдохнуть тоже было бы не вредно: предстоял трудный день. Но Глеб еще только спускался по мраморной лестнице к выходу из особняка, когда увидел Новикова, бегущего ему навстречу. На начальнике охраны лица не было, вернее, его бледную физиономию перекосила такая гримаса, что Панову невольно вспомнилась известная цитата: «Графиня искаженным лицом бежала пруду». Вот только пруд в поместье Никандрова еще не вырыли, да и бежал Олег Валерьевич в противоположную от предполагаемого пруда сторону. Впрочем, желание шутить у Глеба пропало, когда Новиков, схватив его за грудки, подергивая серыми трясущимися губами и заикаясь, с трудом проговорил:
— Ты… ты по-почему уехал с места ДТП?
Панов чувствовал свою вину, но не считал, что его промашку следует воспринимать так болезненно. Ведь в конце концов все обошлось: Юлия добралась до отчего дворца благополучно и без охраны. Да и с формальной стороны к нему не очень придерешься.
— Разве никандровская охрана подчиняется мне? Юлия распорядилась ехать, Тимур и поехал!
— Ч-что, Юлия тогда была еще жива? — пролепетал Новиков.
— Когда? — изумился Глеб. — Полминуты назад? Была живехонька! Еще и мораль мне прочитала на прощание. А с тобой-то что стряслось?
Новиков, держась за сердце, опустился на мраморную ступеньку, но и отдышавшись не стал ничего объяснять, а вскочил на ноги, схватил Глеба за руку и потащил за собой к выходу.
— Быстро едем! По дороге все расскажу!
Пока бежали до машины, Новикову было не до разговоров. Впрочем, Глеб и сам уже догадывался о причинах стрессового состояния начальника охраны.
Только отдышавшись на заднем сиденье мчащегося по шоссе в сторону Москвы джипа, Олег Валерьевич смог объяснить причину своего нервного расстройства. Новые неприятности у невезучего Валерьевича стали прибавляться к уже случившимся ранее с момента сегодняшнего возвращения «тойоты», которую вел Тимур, в никандровское поместье. Когда въезжали в ворота, Панов на заднем сиденье машины под буравящим взглядом Юлии старался, и небезуспешно, придать своему лицу выражение, подсмотренное им у лягушколюбивого студента-медика, отказавшегося по соображениям гуманности препарировать бедных земноводных. Как только «тойота» проследовала мимо стража ворот Воробьева, дисциплинированный подполковник запаса Космических войск позвонил своему непосредственному начальнику Новикову и доложил, что на вверенную его попечениям территорию прибыл Тимур на «тойоте» и привез Панова с еще какой-то пассажиркой или пассажиром, но с кем именно, Сергей Кузьмич не успел рассмотреть, так как его внимание отвлек совершенно обалделый вид собрата-офицера.
— Панов выглядел так, будто его огрели пыльным мешком и он от неожиданности впал в гипнотический транс. На его физиономию без смеха сквозь слезы невозможно было смотреть! Вытаращил глаза, как кролик перед удавом, никого и ничего вокруг не замечает. Даже не ответил на мое приветствие!
