Теперь эта земля стала мне в сто раз милее и дороже, ведь скоро по ней затопают ножки моего малыша.
Немного погодя, чуть-чуть успокоившись, я спросил, где шляется мой двоюродный брательник.
— На службе он сегодня, — ответила Акулина.
Карл вернулся с дежурства утром следующего дня. Невыспавшийся, но радостный и веселый. Ему успели сообщить о моем приезде. Он примчался сразу, как сменился.
— Всех шведов перебил? — с порога спросил Карл.
— Тебе парочку оставил, — усмехнулся я. — Здравствуй, братец!
Мы обнялись.
Слуги позвали за стол завтракать. Тем, связанных с войной, чтобы не, волновать супругу, мы старательно избегали, хотя я видел, что кузену не сидится на месте. Он так и ерзал на стуле, норовя расспросить о моих «подвигах», но вовремя спохватывался. Настя, пожалев несчастного Карла, разрешила нам перейти в мой кабинет и продолжить трапезу там.
— Думаю, вам есть что обсудить, — сказала она.
В знак признательности я наградил ее поцелуем в ушко. Она скромно потупила глазки.
Акулина накрыла нам стол в кабинете.
Возмужавший, превратившийся из юноши в мужа Карл моментально умял кушанья и накинулся на меня с тысячей вопросов. Интересовало его все. Я, как мог, удовлетворял его любопытство. Кузен только качал головой и вздыхал от зависти:
— Вот где настоящая жизнь! Не то что здесь!
— Лучше скажи — сработала наша с Ушаковым задумка?
— Пока нет, любезный кузен. Но знаешь что — удружили вы мне с генерал-аншефом! Надо же было такое отчебучить! Если б кто-то другой был, не ты, я обиделся бы и на дуэль вызвал.
— Прости, братишка. Это для большого дела нужно.
— Да я понимаю! Но все равно непривычно как-то.
Я улыбался. Мы ловили на живца и, поскольку других вариантов не было, выбрали самый на наш взгляд действенный. Что касается Карла… Ну, с него не убудет.
— Не переживай ты так! Все образуется. Ушаков твоей услуги не забудет, — приободрил я братца.
— Бог с ним, с Ушаковым. Не ради протекций стараюсь.
— Тем паче, — кивнул я.
Махнув рукой, кузен перешел на другую тему:
— Чем собираешься заняться?
— Донесение от фельдмаршала Ласси везу. Надо во дворец передать. Дело не сильно срочное, но откладывать его в долгий ящик не стоит. Сегодня же постараюсь получить аудиенцию у ее величества.
После завтрака я переоделся в парадный мундир и отправился во дворец. Увы, прием меня ожидал неласковый. Более того, реляции Ласси у меня забрали, а с остальным попросили не беспокоить. Аудиенция у императрицы так и не была назначена. Другими словами, я получил от ворот поворот.
Обычно гонцов с театра военных действий, да еще доставивших хорошие вести, принимали чуть ли не сразу. А тут полный отказ, причем мне было досконально известно, что здоровье императрицы не вызывало никаких опасений. Об этом сообщил мне хороший друг, ставший лейб-медиком императрицы, — Джон Кук. Он присматривал за Анной Иоанновной и заявил, что с ней все в порядке.
Наша беседа проходила за накрытым по такому поводу столом. Других посетителей у меня почему-то не было. Не чтобы они обычно осаждали мой дом, однако полное их отсутствию было нехорошим признаком. Придворная камарилья всегда держала нос по ветру.
— Я не знаю всех хитросплетений и могу ошибаться в выводах, но мне кажется, что есть люди, у которых твое возвышение стало вызывать большие опасения, — пояснил лекарь.
— И что это за люди? — мрачно спросил я.
— Их немного. В первую очередь это фаворит императрицы и его окружение.
— Чего он боится? Занимать его место я не намерен. Мне и так хорошо, — удивился я.
— Все просто, — заговорил англичанин, набивая трубку.
Здешняя медицина еще не догадывалась о вреде, который наносит курение, а я вряд ли сумел бы дать Куку исчерпывающие объяснения.
— Фаворит — баловень судьбы, игрушка, которая до поры до времени может многое. Но, как и дети, которые отказываются от старых игрушек ради новых, так и царственные особы непостоянны в своих прихотях. Для фаворита может случиться самое страшное — его заменят. Потому Бирон и страшится каждой новой фигуры у престола. Тем более такой, как вы, — неожиданно польстил мне Кук.
— Не вижу в себе ничего выдающегося.
— Напрасно. Человек должен знать себе цену. Вы многого сумели добиться за столь малое время. Прибыли в Россию одним из простых соискателей удачи, а стали птицей весьма высокого полета. Теперь с вами приходится считаться. Фаворит императрицы видит в вас угрозу, мой дорогой друг. Вы можете заверять его сколь угодно в вашей верности, но он сделает все, что в его силах, дабы опустить вас как можно ниже.
Вспомнились слова моего старого полкового командира, брата нынешнего фаворита Густава Бирона, который сказал мне когда-то:
— А ты молодец. Понравился государыне. Смотри, как бы тебя не съели.
— Вы знаете, что меня ждет? — спросил я Кука.
— Нет, но догадываюсь, мой друг.
— Так поделитесь догадками со мной!
Он развязал узел на шарфе. Погода портилась, и становилось прохладно. Пора привыкнуть: ведь это Питер, такой же непостоянный, как женщина.
— Могу заверить в одном — в Сибирь или на плаху вас не отправят.
— Даже так? — удивился я.
— Все очень серьезно, Дитрих. Сейчас никому нет дела, что вы герой. Не мотайте головой, не время для ложной скромности. Вы — герой, причем добившийся всего своими руками. Мы в Англии говорим про таких, как вы: это человек, сделавший сам себя.
— Джон, не надо, — попросил я, но упрямый англичанин продолжил:
— Есть люди, которые гордятся предками, а вы можете гордиться собой. И потому, мой друг, для Бирона вы вдвойне опасней. Он не знает, чего от вас ждать. Ему обязательно нужно устранить вас, пока это еще в его силах, а власть его над императрицей велика. Он — фаворит, и у него логика фаворита.
Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Я огорченно присвистнул.
А впрочем, чему тут удивляться? Давно на Руси известно: не хочешь зла, не делай добра. Я, по сути, спас Бирона от весьма неприглядной судьбы, а взамен получил черную неблагодарность. Такова жизнь.
Нельзя сказать, что я был ошеломлен таким поворотом судьбы. Внутри всегда оставался червячок сомнения и настрой на не самое благостное развитие событий. Придворные нравы во все времена далеки от таких элементарных вещей, как порядочность и благородство.
Я не идеализировал Бирона, но и не считал его монстром. Наверное, он поступал так, как ему подсказывали инстинкты самосохранения. Можно, конечно, плюнуть на все, принять почетную ссылку (англичанин намекнул на такое развитие событий как на наиболее вероятное. Не я буду первым, и не я стану последним). Это, пожалуй, самый простой выход из положения.
Жить с Настей вдали от столицы, растить детишек, отдаться семейной жизни, выбросив остальное из головы.
Однако я понял, что пока не имею права поступить подобным образом. Меня все сильнее одолевали мрачные предчувствия, связанные с не разоблаченным до сих пор Балагуром. Пока не сорву с него маску, покоя мне не будет.
Глава 21
Ситуация окончательно прояснилась на следующий день. Ко мне в гости пожаловал Густав Бирон — человек, которого я искренне уважал. Боевой офицер, настоящий служака. Я не собирался перекладывать на него вину брата и встретил старого товарища с большой радостью. В конце концов, разве не с ним мы стояли в одном каре, отражая атаки татарской конницы, а потом удар прибывших янычар?
Мой бывший командир был мрачен. Густава явно не радовала настоящая причина его визита, за версту чувствовалось: его что-то гнетет. Я предложил ему сразу выложить все начистоту.
— Я, кажется, догадываюсь, с чем вы пожаловали. Не надо ходить вокруг да около. Вам поручили что-то мне передать. Я готов, можете не удобрять почву, — заверил я.
— Проклятье, Дитрих! — выругался Густав Бирон. — Если бы это был кто-то другой, не ты, я бы не чувствовал себя таким оплеванным. Но и отправить к тебе кого-то другого я не смог бы. Это было бы слишком подло, если учесть твои заслуги.
Я горько усмехнулся. Слова собеседника разбередили рану. Каким бы циничным я ни пытался прикинуться, обида вспыхнула с новой силой.
Я проглотил ком в горле, откашлялся:
— Ничто не вечно под луной. Я был в фаворе, теперь пришел час сверзиться с той горы, на которую забрался. Что меня ждет?
— Иоганн хочет, чтобы ты удалился как можно дальше от Петербурга. Тебе подарили деревни. Езжай в любую из них. Лишь бы в городе не был. Это не мои слова, Дитрих. Это слова брата. То же самое ты услышал бы от императрицы, если сумел бы добиться аудиенции. Но она не желает тебя видеть.
— Просто великолепно! А моя служба? Неужели… — Я помедлил, перед тем как продолжить фразу. — Абшид?
Густав пожал плечами:
— Дитрих, я не знаю. Никто толком не думал об этом. Тебя не хотят видеть в столице, вот и все. Мой брат… Понимаешь, он боится тебя. Больше, чем шведов и турок. Он сумел настроить против тебя императрицу.
