пожалуйста, но не так.
Я была согласна с Чарли. Может, его позиция и была агрессивна, но она была справедлива.
Ночью перед балом мы почти не спали. До четырёх часов мы беспрерывно разговаривали на различные темы, а потом я не могла уснуть. Ведь меня ждал настоящий бал. Я услышала стук в дверь: это была Лотти. Она подумала, что я тоже могу не спать и, убедившись в этом, захотела со мной поделиться идеей своего нового романа, так как историю про Йону она уже окончила. Мы пошли в номер к нидерландке, чтобы не разбудить Ника, и там Лотти рассказала мне о своих планах. На рассвете я вернулась в свой номер, Ник уже не спал.
Глава 16
Мы с Ником завтракали в кафе, расположенном в соседнем квартале. Я взяла овсяную кашу с ягодами, а Ник остановил свой выбор на омлете. Во время завтрака между нами как будто царила неловкость. Мы практически не разговаривали, а во время непродолжительных бесед лишь обменивались общими фразами.
У меня в голове почему-то кружилось имя композитора Моцарта. Я не знала, к чему это. Слова «Вольфганг Амадей Моцарт» никак не покидали мою голову, заставляя меня возвращаться к ним и обдумывать, что бы могло обозначать странное появление именно этого имени в моём подсознании.
— Ник, — спросила я, — ты случайно не знаешь, когда родился Моцарт? — Может быть, это просто была годовщина со дня его рождения, а я об этом где-то случайно прочитала, и у меня непроизвольно отложилось в памяти.
— В конце января, насколько я помню. Как раз недавно годовщина со дня его рождения была. Я как-то в школе про него рассказывал, основательно готовился тогда. А зачем тебе?
— Просто я почему-то всё утро о нём думаю. Ладно, не важно. А тот день в школе я помню, ты тогда так разволновался, но всё блестяще рассказал. Если я не ошибаюсь, нам можно было подготовить сообщение об абсолютно любом композиторе, но ты выбрал именно этого, и очень хотел рассказать. Почему?
— Нам можно было выбрать не любого композитора, а только из тех, кто был в списке у учительницы. И в этом списке был только один немец — Моцарт. Почему немец? Потому что я тогда особенно сильно скучал по брату, а он, как известно, был в Германии. Ты ведь вчера сама слышала: он себя уже чуть ли не коренным жителем считает. К тому же, Саша мне рассказывал, что у них на базе есть музыкальная комната, из которой иногда доносятся звуки игры на фортепиано. Как позже узнал Саша, проигрывались зачастую произведения Моцарта. Поэтому музыка этого композитора ассоциируется у брата с его корпусом в Академии, а у меня — с ним.
Я с удивлением слушала признание Ника. Я его знала уже много лет, но порой у меня возникало ощущение, что я не знала его вовсе. В Париже я была уверена, что на этом закончились тайны Ника, но, как оказалось, нет. И я не знала, что ещё может скрываться в душе моего мужа.
— Ник, — я начала неуверенно говорить, — послушай, если хочешь, я могу не пойти сегодня на бал и провести время с тобой. Я ведь понимаю, что мы стали так мало оставаться наедине. Правда, как ты на это смотришь?
— Даже если бы я и хотел украсть тебя с бала, я этого не сделал бы. Потому что я тебе уже обещал, что ты на него пойдёшь, и я не могу взять слова назад. Тебе надо повеселиться и отдохнуть, а я хочу поработать над статьёй — Леон Константинович прислал правки и направил меня дальше.
— Ты уверен?
— Да, Софи, абсолютно.
Я не стала спорить, и мы окончили завтрак в тишине. Мы неспеша пошли в сторону отеля. Я хотела начать разговор, но долго пыталась подобрать нейтральную тему. О чём-то серьёзном я не могла рассуждать, потому что мне было необходимо переварить полученную информацию. Я решила поговорить с Ником о его статье, так как у него горели глаза, когда он делился со мной исследованиями.
— Так на какой ты сейчас стадии?
— Я исследовал множество судебных приговоров по моей теме и выявил некую закономерность. Теперь мне надо её подтвердить теорией, и тогда, возможно, совершится небольшой научный прорыв.
— А в чём состоит эта закономерность, Ник?
— Тебе правда интересно? Или ты спрашиваешь просто ради вежливости?
— Конечно интересно, Ник.
— Хорошо. Я исследовал уголовные дела, где обвиняемыми были несовершеннолетние. И я бы хотел выявить некую закономерность и выяснить, кем же являются жертвы малолетних преступников. Пока моя модель не доработана, я не хочу рассказывать о ней, ведь она может оказаться неверна, но как только я всё сделаю, я тебе обязательно расскажу.
Я кивнула и улыбнулась. Мы дошли до отеля и поднялись в номер. Я надела своё платье: строгое, чёрное, с пайетками, до колен. Оно мне очень нравилось. Специально к нему я в Москве взяла чёрные глянцевые туфли-балетки, смотревшиеся очень мило. Я дополнила образ серёжками-кольцами и серебряным браслетом, подаренным мне Ником на окончание школы. Когда я рассматривала себя в зеркале, в дверь постучали, и в номер вошла Шарлотта.
— Софи, это так красиво! — Восторженно сказала моя подруга.
— Ты меня смущаешь, — я улыбнулась и закрыла лицо руками, — ты тоже очень здорово выглядишь! — И это была правда. Белое платье, отливающее золотым, бежевые туфли на невысоком каблуке и диадема в волосах превращали Лотти Лоренс в самого настоящего ангела. Она выглядела бесподобно!
— Приступим? — Спросила Лотти. — Нам уже скоро пора выходить.
Шарлотта завила мне кудри и аккуратно закрепила их на голове. Причёска, сделанная ей, была очень красивая и очень нравилась мне. Я заметила, как интересно переливаются мои русые волосы: кончики волос были на несколько тонов светлее корней. Я нанесла себе и подруге макияж: подчеркнула блестящими золотыми тенями глаза подруги, нанесла ей на губы светло-розовую помаду и накрасила тушью глаза. Себе я подчеркнула губы сильным блеском и нанесла на скулы румяна.
В одиннадцать часов утра мы с Лотти вышли из номера и ждали парней в коридоре. Я попрощалась с Ником, пожелала ему успешной работы. Он пожелал мне хорошо провести время и как следует отдохнуть. Открылась дверь номера, в котором проживал Чарли, и оттуда вышел сам немец, а за ним — Саша.
Саша выглядел очень хорошо. Тёмно-синие штаны и кардиган этого же цвета гармонировали с лакированными туфлями. Из-под кардигана виднелась белая рубашка.
Я обратила внимание на то, как Лотти взглядом пыталась съесть Чарли, пока мы
