Она протянула Генри трубку, чтобы он положил ее на рычаг, вздохнула и сказала:
— Сегодня мистер Фукс придет к ней.
— К леди Штанци?
— В ее комнату. Он хочет с ней поговорить.
Она не знает, как ей поступить, но больше всего ей хочется сказать ему правду.
— Какую правду?
— Что я ее к нему приставила, как она выразилась. Что она с самого начала принимала участие в розыгрыше в виде ловушки. Я просила ее не говорить этого, ведь теперь это не играет никакой роли, он все равно разозлится и на нее, и на меня. На нее даже, наверное, больше.
— Но, может, это и хорошо — или нет? — Генри лукаво улыбнулся и поднял бокал. — Cheers, my dear [47], - выпил, облизнул губы и торжественно вопросил: — А если они сегодня ночью лягут вместе в постель?
— Генри, — воскликнула Дуня, — что за некорректное замечание!
— Правда не имеет другого достоинства, кроме того, что она правда, — философски изрек Генри.
— Очень мудро, прямо хоть в печать! — Дуня опорожнила бокал, надеясь, что фарфор простит ее за то, что она так мало уделяла ему сегодня времени. Затем поднялась, почувствовав, что нетвердо держится на ногах. — Спокойной ночи, Генри.
И вдруг ощутила искреннее сострадание к пожилому, сидевшему перед холодным камином в своем огромном древнем замке человеку, который ничего не имел, что было бы дорого его сердцу, кроме портрета на стене, да нескольких книг, содержание которых его не особенно интересовало.
Дуня присела перед ним, положив руки на его колени. Мимолетом подумала: Боже, что за старомодная поза! И оба долго смотрели в глаза друг друга. Генри гладил ее лицо.
— Не ждите долго своего Бридждуна, — попросила она.
— Сегодня я уже видел его, — ответил он, с любовью взглянув на скептически смотревшего со стены Вильяма. — Он появился и вновь исчез. — И, улыбнувшись, добавил: — На следующую тысячу лет.
— Оставим его в покое.
Она поцеловала герцога в щеки, худые и дряблые. Затем вышла в длинный темный коридор, проходя, задела столик с розами из дорогого шелка, стоявшими в изумительной фарфоровой вазе «Трогать воспрещается!» и даже застонала, вцепившись в эту вазу, чтобы не уронить.
— К черту все эти странные затонувшие города — фонарик был бы сейчас уместнее!
Но Генри уже ничего не слышал. Он крепко спал в своем кресле.
КАК НА КОШАЧЬИХ ЛАПКАХ
Складывалась довольно нелепая ситуация.
Николе не следовало позволять себя втягивать в это! Поначалу она нашла историю забавной, когда позвонила Дуня и рассказала о расстроенной свадьбе, Черном Замке и герцоге Леноксе. И об обиженном женихе.
«Тео не может себе этого представить, о Боже, мы всю жизнь ждали, а теперь он оскорбился из-за пары недель! Да, он мне нравится, я даже люблю его, но ведь в моей жизни есть и еще кое-что — привилегия, которую позволяют себе лишь мужчины. Так что? Скажи, когда ты опять отправишься в Шотландию, что? Через четыре дня? Прихвати Тео, обязательно! Что значит, ты его не знаешь.
Ты его уже достаточно видела на фотографиях, и у меня, и вообще! Послушай: в Бад-Каннштатте состоится фестиваль песни — что? Ты знаешь об этом? Тем лучше. Там выступает мой племянник, Лусиан, я тебе о нем рассказывала. Я его тоже уже предупредила. Он позаботится, чтобы Тео появился на празднике. Он посадит его в первом ряду. А затем твой выход, Никола: сделай так, чтобы он принял тебя за меня, придумай что-нибудь! В общем больше игры, чем эмоций. Пожалуйста, Никола, ну хоть попытайся, хорошо?»
Никола попыталась — и сработало. И вот теперь полная неразбериха! Профессор воспылал ярким пламенем, как сухой сарай, но что еще хуже — то же самое произошло и с Николой. Если бы только она могла не допустить этого!
Чуда здесь никакого не было.
Одна в течение стольких лет, вечно только работа, путешествия, необходимость заботиться об Эмиле и других. Так что зачастую она чувствовала себя древней старухой. Никакой любви, никакого секса. Если так и дальше пойдет, она растолстеет и окончательно потеряет привлекательность. Если та еще оставалась.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
У нее был счастливый брак, по-настоящему счастливый.
Михаэль Штанци преподавал английский язык в одной из гамбургских школ, Никола работала переводчицей в одной из международных учебных организаций. Так они и познакомились во время симпозиума. Оба имели в прошлом по неудачному браку и поняли друг друга с первого взгляда. Он был образованным, остроумным, ненавидел сухие методы преподавания. Манера поведения его импонировала Николе, и она вышла за него замуж.
Вскоре у него возникли неприятности в школе, трения с консервативно настроенными учителями. Михаэль решил отправиться в южную Германию, где друзья предлагали ему место учителя в одной из гимназий. Так они переехали в Штутгарт. Впятером. Поскольку к тому времени у них родились уже трое сыновей.
Михаэль не принадлежал к тому типу мужчин, что рассуждают о прогрессивных методах, а сами мыслят категориями прадедов. Оба разделяли домашние хлопоты, вместе воспитывали детей и совершали покупки. Никола работала в туристическом бюро «Мальманн», крупнейшем в области. Летом они все вместе выезжали к морю, которое так любил Михаэль. А потом, как гром среди ясного неба, его болезнь, очень тяжелая… И она потеряла его.
С тех пор прошло три года. И она все более погружалась в работу, чтобы заглушить боль, зачастую неожиданно и сильно охватывавшую ее. Ей недоставало Михаэля, иногда она просто изнемогала от тоски по нему. И тогда ей приходилось брать себя в руки. Она заставляла себя быть веселой, ибо не могла — да и не хотела — распускаться и постоянно плакать.
И тут в ее жизнь вошел этот профессор, со своим добрым взглядом, упрямым характером и нежной меланхолией. Вдруг она вновь почувствовала, каково это, когда мужчина смотрит на тебя призывным взглядом. Она как будто пробуждалась от долгого, мрачного, скучного сна.
Дуня причинила ему боль. Видимо, всю жизнь он ждал ее, и каждый раз, когда протягивал руки, она отворачивалась и исчезала.
Обломки.
А теперь еще и это.
Вновь тоскливая боль в груди, головокружение и сумасшедшее сердцебиение вовсе не от бега или быстрого подъема по лестнице. Они нравились друг другу.
Они смеялись над одним и тем же, их мысли совпадали, достаточно было одного взгляда для их полного взаимопонимания. Так много общего при столь коротком знакомстве.
Тогда, когда все еще только начиналось с Михаэлем, так же ошеломительно, ненамеренно и необъяснимо, он сказал: «Любовь подкралась — как на кошачьих лапках». Теперь, черт побери, то же самое.
А Дуня?
Она сказала: ты поступишь правильно! Это было нечестно. Правильно — для кого?
Никола приняла душ и вымыла волосы, соорудив на голове тюрбан из белого полотенца. Принялась искать фен. На ее кровати вперемешку лежали вещи, среди них шотландская юбка и белая блуза с галстуком, которые она хотела надеть на следующий день, хотя они уже покидали Шотландию, направляясь в Англию. Но все равно, ей следовало развесить вещи и привести все в порядок.
Где сейчас профессор, покинуло ли его мужество, что случилось? Еще четверть часа, и она отправится спать.
Широко распахнув окно, она выглянула на улицу. Небо было покрыто облаками, ненадолго показалась и тут же исчезла луна, как будто испугавшись. Парочка, держась за руки, прошла по площади и скрылась среди деревьев. Может, это полная девушка и Степной Волк, новобрачные из Гретна-Грин, которые не отваживались одни — вдвоем! — остаться в комнате. Во всяком случае, они теперь хоть не бродят в одиночку.
Раздался стук в дверь, настолько тихий, что Никола подумала, она ослышалась. Она закрыла окно, из-за мошкары, планировавшей генеральное нападение, и распахнула дверь.
Профессор! Он еще был одет, поверх полосатой рубашки — темно-голубой пуловер. Он выглядел спортивно, очень смущенно и не очень счастливо. Она извинилась за свой вид, пошутила по поводу тюрбана и беспорядка, надеясь, что он улыбнется, однако он оставался серьезным. Тео присел на краешек стула, который она быстро освободила, и огляделся.
