— Ну, а если я не решусь с тобой остаться? — сдерживала его Никола. Было так непривычно рассматривать Дуню как потенциальную соперницу. К тому же она сомневалась в истинном чувстве Тео: слишком быстро все произошло, еще велико было в нем разочарование, своенравие, чувство мести. И она спросила еще раз: — Если я не останусь с тобой?
— Скажу Дуне то же самое.
Наверное, он сам верил в это, ему хотелось в это верить. Но и ему наконец следовало привести свои мысли в порядок.
— Ты подошел ко мне, потому что принял меня за Дуню, — напомнила Никола. — Это была наша первая встреча.
Ну а теперь? Может такое быть, что ты находишь копию более удобной, чем оригинал?
Он рассмеялся, обнял ее.
— Ничто больше в тебе не напоминает мне о Дуне. И это самое прекрасное. — И проговорил медленно, совсем тихо, как будто выдавая секрет. — Я хочу Николу.
— Хорошо, — ответила она после того, как выровняла дыхание и приняла решение. — А я хочу Тео.
— Наконец-то ты сказала это. — Он был настолько счастлив, что язык его заплетался, и он почти не мог говорить от волнения. Его неприкрытая радость тронула ее, отметая сомнения. — Благодарю, Никола. Это действительно воля провидения, которое никогда не ошибается.
Конечно, нет, если провидение зовут Дуней, подумала Никола. Она хотела рассказать ему все, прямо сейчас, независимо от желания подруги-соперницы. Она откинулась назад, поскольку он крепко прижимал ее к себе, освобождаясь от его объятия, больше похожего на тиски, как будто он искал спасения в ней. Затем внимательно посмотрела на него, призывая выслушать ее, и сказала:
— Есть еще кое-что, что ты должен знать. Мы должны поговорить об этом, и только потом…
Однако Тео повел себя решительно и от слов перешел к делу. Ах, этот тихий омут, в котором вода забила ключом и обрушилась на них, увлекая за собой! Он подхватил ее на руки, и вот они уже лежат в постели.
— Признания будут делаться позже, — целуя ее в шею, пробормотал Тео. Его борода щекотала Николу, и она пыталась, впрочем напрасно, увернуться. — Мне кажется, все уже сказано — или?
— Не все, — вздыхая, ответила Никола. — Ты лежишь на моей юбке.
Он фыркнул, и переполнявшие его желание и страсть куда-то улетучились. Но они долго еще смеялись и шептались, пока не уснули, тесно прижавшись друг к другу, как будто позади были долгие годы брака.
Это было как возвращение домой после долгого отсутствия. Для обоих.
На следующее утро оба делали вид, будто ничего не случилось. Как обычно, Дарлинг Никола собрала вокруг себя своих овечек.
Во время завтрака она сновала между столами — кого-то подбодрила, кому-то рассказала веселую историю. Там, где она появлялась, слышались радостные возгласы и смех.
Веселая фея весны.
Этим солнечным ясным утром она выглядела особенно хорошо: очаровательная шотландка в юбке, белой блузе с клетчатым галстуком, волосы перехвачены на затылке черной бархатной лентой. Она выглядела такой юной! Энергичной и склонной к авантюрам. Последнее особенно бросалось в глаза на фоне общей усталости путников.
Тео исподтишка наблюдал за ней, радуясь их общей тайне. Он сидел за одним столом с семьей Лобеманнов. Родители ссорились с детьми, пытаясь их урезонить, что было совершенно напрасно. Доктор называл их «неблагодарными» и повторял: «Когда нам было столько же лет, сколько вам…», однако это не возымело никакого действия.
За соседним столом восседала пожилая дама, обедавшая прежде с полной девушкой, но теперь не одобрявшая многое происходившее вокруг, и прежде всего влюбленность фиктивных молодоженов. Она даже не выглядела уже столь монументально, как прежде. Ее неожиданно свалил грипп, и она действительно ужасно страдала; все ее жалели, что отнюдь не поднимало настроения.
Да и три дамы-подружки больше не веселились. Между чаем, поджаренным шпиком и апельсиновым джемом они обсуждали какие-то восточно-западные истории. Всегда так дружелюбно настроенная Траудель, в толстых очках, вдруг громко упрекнула Хильду:
— Вечно эти ваши западные жители, но ведь известно…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
И затем последовала гневная перепалка.
Волнения несколько улеглись, когда они отправились в путь и посетили город Йорк с его кафедральным собором. Никола рассказывала удивленным слушателям: строительство начато в 1220 году и завершено лишь спустя двести пятьдесят лет…
— Обратите внимание на окно, обращенное на запад. Его называют сердцем Йоркшира, величиной оно с теннисный корт и является самым большим в мире…
Никола дала время, чтобы внимательно осмотреть все, и была засыпана вопросами.
Тео не выдержал долго в соборе, который впечатлял и подавлял. Его переполняли чувства.
Он вышел в парк, где щебетали птицы, зеленела по-летнему трава, а теплый ветерок доносил аромат цветов.
На одной из скамеек сидели полная девушка и Степной Волк, которые предоставили собор собору и самозабвенно кормили воробьев. Они сидели в одном из удивительнейших средневековых городов, окруженные древней историей, кровавым прошлым, — и кормили воробьев.
Тео, имевший при себе блокнот, чтобы делать зарисовки, когда остальные охотно фотографировали, устроился неподалеку под кроной древнего дерева, толстые корни которого вылезали наружу, и принялся рисовать парочку. Время от времени они обменивались словами, улыбались чему-то и, дразня, подталкивали друг друга плечами. Девушка казалась хорошенькой, веселой и розовощекой, а редкие волосы одинокого Степного Волка уже не производили такого жалкого впечатления.
Итак, они занимались собой и воробьями, не замечая ничего вокруг. Точно так же они могли находиться на необитаемом острове. И даже не видели, что профессор рисовал их.
Затем он заметил, как из собора вышла Никола. Вытянув шею, она поискала его, обнаружив, кивнула и направилась к нему, как будто не могла больше без него существовать.
Рука в руке бродили они по узким улочкам, такие радостные, такие шаловливые, словно два ребенка, прогулявшие школу. Прохожие, завороженные их радостным восхищением, улыбаясь, оборачивались им вслед. Как будто сияние исходило от них.
К ним приближались вновь помирившиеся вдовы, которые занимали весь тротуар, так что остальным приходилось спускаться на мостовую, чтобы обойти их. Перед Николой и профессором они остановились, как бы в ожидании объяснений.
— Что-нибудь отмечаем? — осведомилась Хильда, приближаясь к ним. Глаза ее так и обшаривали их.
— Да, — ответила Никола. — Окончание нашего долгого путешествия.
— А также счастливое возвращение домой, — добавил профессор. — Вы позволите? — Он прошел сквозь строй вдов, потянул за собой Николу.
Дамы озадаченно смотрели вслед паре.
— Ну, уж и не так долго мы ездили, — покачав головой, заявила Хильда. — Вы что-нибудь понимаете?
— Конечно. — Видимо, Эмми была опытнее, чем могло показаться. — Думаю, они имеют в виду себя. Они стали ближе, нашли друг друга.
— Они любят друг друга, — радостно заключила Траудель.
— Знаменитый художник и руководительница туристической группы — разве такое возможно? — сомневалась Хильда.
— Срастается то, что подходит друг другу, — процитировала Траудель одного политика, произнесшего мудрые слова, хотя речь шла совсем не о любви. А о воссоединении двух стран.
Но вопрос не в том. Объединение есть объединение, с любовью или без оной.
— На той стороне я видела кафе. — Хильда взяла подруг под руки и повела по улице. — Поглядите только на торты — разве это не поэма?
Они тоскливо вздохнули и вошли в кафе.
До отъезда еще полчаса. Времени вполне достаточно, чтобы насладиться. Каждому на свой лад.
БАЙ, БАЙ, ПИТЕР ПЭН
Фрау Кляйншмидт считала часы до того дня, когда вернется господин профессор и кончатся ее бдения в доме. И где пропадает господин Хабердитцель, тоже загадка. Надо надеяться, с ним ничего не случилось.
Молодые люди вернулись без него. Все четверо: Амелия со своим приятным молодым человеком, у которого такие прекрасные манеры, он еще все повторяет: «Если вас не затруднит, фрау Кляйншмидт», всегда такой вежливый с ней, чего никак нельзя сказать о ее сыновьях. Эти никогда не скажут «пожалуйста» или «спасибо». Для них все само собой разумеется. А тут еще старший поругался с Ханнелорой, о Господи, может, это и ничего, да только матери опять приходится обо всех заботиться. Кроме того, профессорский дом, где теперь все идет наперекосяк!
