— Что ты болтаешь, плакса? — проворчала Лола.
— У меня есть идея!
— У малышки появилась идея, — усмехнулась Лола. — Со мной тоже однажды было такое. А когда я пришла в себя, то мне пришлось разводиться с этим ничтожеством, и все начали тыкать в меня пальцами. Сядь на место, плакса.
— Подождите, — остановил мистер Эллери. — Что за идея, Пэт?
— Можете развлекаться дальше, — огрызнулась та. — Но у меня есть план, и я собираюсь его осуществить.
— Какой план? — поинтересовался судья Мартин. — Я готов выслушать каждого, Патриция.
— Вот как? — усмехнулась Пэт. — Ну а я не готова говорить. Узнаете, когда придет время, дядя Илай! Вы только должны сделать одну вещь…
— А именно?
— Вызвать меня последним свидетелем защиты!
— Но зачем?.. — озадаченно начал судья.
— В самом деле, зачем? — подхватил Эллери. — Лучше сначала поговорите со старшими.
— Разговоров и так было слишком много, дедушка.
— Но чего вы намерены добиться таким образом?
— Мне нужны три вещи. — Пэт выглядела мрачной. — Время, появление последней на свидетельском месте и немного твоих новых духов «Аромат одалиски», Нора… Добиться, мистер Квин? Я собираюсь спасти Джима!
Нора выбежала, используя вязанье как носовой платок.
— И я это сделаю! — заявила Пэт тоном подружки гангстера. — Я покажу этому Картеру Брэдфорду!
Глава 26
ПРИСЯЖНЫЙ НОМЕР СЕМЬ
— Мы примем то, — сказал старый Илай Мартин мистеру Квину в зале суда в понедельник утром, когда они ждали выхода судьи из его кабинета, — что пошлет нам Бог.
— Что вы имеете в виду? — спросил Эллери.
— То, — вздохнул юрист, — что, если не вмешается Провидение, зятю моего друга конец. Если то, что я делаю, можно назвать защитой, помоги Бог всем искателям справедливости!
— В юридических вопросах я абсолютный невежда. Но у вас, безусловно, есть какие-то аргументы в защиту обвиняемого?
— Какие-то — да. — Старый джентльмен мрачно покосился на Джима Хейта, который сидел поблизости, уронив голову на грудь. — Никогда в жизни у меня не было такого дела! — взорвался он. — Никто ничего мне не сообщает — ни подзащитный, ни эта Робертс, ни семья… Даже эта соплячка Патриция не желает говорить со мной!
— Пэтти… — задумчиво промолвил Эллери.
— Пэт хочет, чтобы я вызвал ее свидетельницей, а я даже не знаю зачем! Это не защита, а безумие какое-то!
— Позавчера и вчера вечером она куда-то уходила, — пробормотал Эллери, — и оба раза вернулась домой очень поздно.
— Покуда Рим горит!
— И она пила мартини.
— Я забыл, что вы кто-то вроде сыщика. Как вы это узнали, Квин?
— Я ее поцеловал.
— Поцеловали? — изумился судья Мартин. — Вы?
— У меня свои методы, — чопорно пояснил Эллери и тут же усмехнулся. — Но на сей раз они не сработали. Она не сказала мне, чем занималась.
— «Аромат одалиски»! — фыркнул старый джентльмен. — Если Патриция Райт думает, что приятный запах способен соблазнить молодого Брэдфорда… Сегодня утром он не кажется мне соблазненным. А вам?
— Стойкий молодой человек, — удрученно согласился Квин.
Судья Мартин вздохнул и оглянулся на ряд стульев за перилами, где Нора сидела между отцом и матерью, выпятив маленький подбородок и умоляюще глядя на неподвижный профиль своего мужа. Но если Джим и ощущал ее присутствие, то не подавал виду. Позади Райтов перешептывался битком набитый зал суда.
Эллери Квин исподтишка посматривал на Пэт. Мисс Патриция Райт этим утром напоминала персонаж романа Оппенхайма[57] — прищуренные глаза и загадочная складка губ, которые вчера вечером Эллери тщетно поцеловал в интересах науки. Хотя, может быть, не совсем тщетно…
Эллери почувствовал, что судья Илай толкает его в ребра.
— Встаньте! Вы ведь должны хоть что-то знать о правилах поведения в зале суда! Идет судья Ньюболд!
— Скатертью дорога! — рассеянно откликнулся Эллери.
Первым свидетелем защиты, которого вызвал судья Мартин, была Гермиона Райт. Она поднялась к свидетельскому месту если не как королева к трону, то, по крайней мере, как королева к гильотине. Принося присягу, Герми произнесла «Клянусь!» твердым, если не трагическим, голосом. Старик поступил умно, вызвав ее, подумал Эллери. Ведь мать Норы должна быть самым злейшим врагом Джима Хейта во всем мире — за исключением самой Норы. А сейчас она будет свидетельствовать в пользу человека, который пытался убить ее дочь! На зрителей и присяжных произвело впечатление то достоинство, с которым Герми встречала их взгляды. Да, она настоящий боец! Эллери различил гордость на лицах трех ее дочерей, странный стыд на лице Джима и тайное восхищение на Лице Картера Брэдфорда.
Старый юрист искусно провел Гермиону через все события ночи преступления, остановившись на том, какая веселая была вечеринка, как все были счастливы, как Нора и Джим танцевали, словно дети, как много выпил Фрэнк Ллойд, который был главным свидетелем обвинения в том, что касалось вечеринки в канун Нового года, и с помощью довольно путаных ответов Герми умудрился оставить у присяжных впечатление, что никто, не говоря уже о Фрэнке Ллойде, не мог быть твердо уверен, что происходило с коктейлями, за исключением мистера Эллери Квина, который выпил всего одну порцию до рокового новогоднего тоста.
Затем судья Мартин перешел к разговору Гермионы и Джима, происшедшему вскоре после возвращения молодоженов из свадебного путешествия. Джим доверил теще, что Нора, возможно, ждет ребенка, но хочет держать это в секрете, пока не будет уверена полностью. Однако Джим был настолько счастлив, что не мог не поделиться радостной новостью, и просил Герми не говорить Норе, что он проболтался. Джим был в восторге, что станет отцом ребенка Норы, — он сказал, что это изменит всю его жизнь, даст новый стимул добиваться успеха ради Норы и младенца, что он с каждым днем любит Нору все больше и больше…
Картер Брэдфорд отказался от перекрестного допроса явно из добрых чувств. Когда Герми покидала свидетельское место, по залу прошелестели негромкие аплодисменты.
* * *
Судья Мартин вызывал такую же длинную вереницу свидетелей, дающих показания о характере, моральном облике и репутации Джима. Лорри Престон и мистер Гонсалес из банка, водитель автобуса Брик Миллер, мамаша Апем, молодой администратор кинотеатра «Бижу» Луи Кейхан — один из друзей Джима до его женитьбы, мисс Эйкин из библиотеки Карнеги… Последнее было особенно удивительно, так как мисс Эйкин, ни о ком не говорящая доброго слова, умудрилась найти несколько таких для Джима Хейта, несмотря на ограничения, налагаемые на «характерных» свидетелей, — в основном, как подозревал Эллери, потому, что Джим в прежние дни посещал библиотеку и не нарушил ни одно из многочисленных правил мисс Эйкин… Свидетелей было так много и из стольких социальных слоев, что присутствующие были удивлены. Они не знали, что у Джима Хейта столько друзей в городе. Но именно такое впечатление и стремился создать судья Мартин. А когда на свидетельское место поднялся Джон Ф., заявив просто и прямо, что Джим хороший парень и что Райты поддерживают его душой и сердцем, люди обратили внимание, как постарел Джон Ф. за эти два месяца, и волны сочувствия к Райтам стали подниматься все выше, пока не начали лизать ботинки Джима Хейта.
Во время «характерных» показаний, продолжавшихся несколько дней, Картер Брэдфорд проявлял к Райтам должное уважение, но держался чуть отчужденно, словно говоря: «Я не собираюсь изводить вас, но не рассчитывайте, что мои отношения с вашей семьей хоть на йоту повлияют на мое поведение в зале суда!»
Затем судья Мартин вызвал Лоренцо Гренвилла. Это был маленький человечек с похожими на песочные часы щеками, слезящимися глазками и высоким «гуверовским» воротничком[58] шестнадцатого размера, откуда, как высохший корень, торчала шея. Он заявил, что является экспертом по почеркам.
Мистер Гренвилл сказал, что присутствует в зале с самого начала процесса, что слышал показания экспертов обвинения, касающиеся аутентичности почерка трех писем, якобы написанных обвиняемым, что имел возможность изучить упомянутые письма и подлинные образцы почерка подсудимого и что, по его мнению, есть серьезная причина сомневаться в авторстве Джона Хейта по отношению к трем письмам, фигурирующим в качестве доказательств.
— Как признанный авторитет в области графологического анализа, вы не верите, что мистер Хейт написал эти три письма?
— Не верю.
