Остин лег на постель и подтащил ее к себе. Она подняла голову и, улыбнувшись, спросила:
— А что теперь?
Он усмехнулся:
— Ты будешь лежать со мной и согревать меня, моя сирена.
Эванджелина с сомнением оглядела койку. Остин заполнил ее целиком — его широкие плечи касались стены.
— Но тут места нет.
— Мы его создадим. Ложись.
Эванджелина опустилась на него, и он тут же натянул на нее одеяло. Она была благодарна ему за это, потому что иначе, наверное, сгорела бы от стыда. Но его мускулистая грудь по-прежнему прижималась к ее груди, и это ужасно ее возбуждало. Когда же он обхватил ногами ее ноги, она тихонько застонала и положила голову ему на грудь, так что теперь слышала под ухом уверенное биение его сердца.
— Тепло. Ты такая теплая…
Его губы касались ее волос, а руки, мозолистые и сильные, двигались по ее спине под одеялом.
— Когда я думаю о мужчине и женщине, разделяющих постель, я думаю о тепле. — Остин широко улыбнулся. — О других вещах я тоже думаю, но прежде всего — о тепле и уюте. В настоящем браке это самое главное.
Он просил ее выйти за него замуж. Но она не дала ему ответа. «А было ли ему когда-нибудь тепло и уютно со своей женой?» — гадала Эванджелина.
Его голос перешел в бормотание:
— Увы, я всегда поступал неправильно. Но с тобой я не хочу совершать ошибок. Идеальный брак… Как ты думаешь, такое существует?
Вибрация в его груди убаюкивала ее. Корабль едва покачивался на волнах — шторм стих.
Эванджелина закрыла глаза и тихонько вздохнула.
— Прекрасный дом, славные платья, экипаж к твоим услугам… — шептал Остин, а его руки медленно двигались по ее спине. Эванджелина молчала, и он продолжал: — И еще муж, который возвращается домой каждый вечер ровно в семь часов. Возвращается к своей жене как часы. Тебе понравилось бы это, моя сирена?
— Ммм…
Она слышала его слова, но значение их ускользало, терялось. Однако руки Остина, жесткие от укусов моря, успокаивали ее, прогоняли все страхи и заботы. Его руки защищали ее от всех бед, от всех опасностей — сейчас она поверила в это всем сердцем.
— Эванджелина, Эванджелина… — шептал Остин.
И она, снова вздохнув, погрузилась в сон.
А Остин не спал — смерть все еще витала слитком близко; ее крылья коснулись его. Держа Эванджелину в объятиях, вдыхая ее аромат, он немного успокоился, но ужас перед морскими глубинами по-прежнему преследовал его.
Остин знал, что это чувство оставит его. Он был недалек от смерти много раз, чаще, чем ему хотелось бы, и он прекрасно понимал, что опасность — неизбежная часть жизни на море.
Завтра он порадуется, что еще раз избежал смерти. А сегодня он будет держать в объятиях Эванджелину и наслаждаться ее теплом.
Остин прислушивался к ее глубокому ровному дыханию. Мягкие груди девушки прижимались к его груди, а ее стройные ноги лежали между его ног так, будто были созданы для этого. Когда они поженятся, он каждую ночь будет лежать с ней точно так же. Будет приходить домой, как уже сказал, ровно в семь, а потом будет обнимать ее и впитывать в себя. Радости от этого ему хватит до конца дней.
И больше никаких секретов! Никаких интриг! Он, Остин Блэкуэлл, передаст все это тому человеку, которого его наставник выберет вместо него. А сам он будет сидеть за письменным столом, отдавать приказания, вести записи в гроссбухе и возвращаться домой вечером, чтобы посидеть у камина со своей женой и поговорить о земных и простых вещах.
Но его жена… Возможно, она является английским агентом.
Но даже если так — не следует беспокоиться об этом. Она перестанет быть агентом, когда выйдет замуж. Да-да, именно так и произойдет.
Время шла, а Эванджелина по-прежнему спала. Над головой же слышался топот ног, и каждый час отбивали склянки. Иногда звучал голос мистера Сьюарда, отдававшего приказы. И догорала в фонаре свеча, отбрасывавшая тени на стену каюты.
Скоро наступит рассвет, оповещающий, что ему пора вернуться к своим обязанностям, и передышка в объятиях сирены закончится.
Когда склянки пробили четыре, Остин осторожно высвободился из объятий Эванджелины и соскользнул с койки. Выпрямившись, с удовольствием ощутил, что ноги у него не дрожат. Правда, все мышцы болели после борьбы с морем и Олбрайтом, да и царапины на плечах давали о себе знать. Но зато теперь все его тело наполняло тепло, вытеснившее смертельный холод. То было тепло Эванджелины…
Остин пересек каюту и снова зажег фонарь. Потом открыл шкаф и достал чистую рубаху и брюки. Натянув их, вытащил пару сухих сапог.
— Остин… — Эванджелина приподнялась на локте. Ее блестящие волосы струились по плечам. — Остин, который час?
— Еще очень рано. Спи.
Она села в кровати и посмотрела на него с беспокойством:
— Ты куда собрался?
Он улыбнулся, направляясь к двери.
— Я проглотил столько морской воды, что должен вернуть немного обратно в море. Спи, моя сирена.
Она нахмурилась, но все же легла. А Остин снова ей улыбнулся и вышел из каюты.
Воздух на палубе был свежий и бодрящий, но никаких признаков шторма. И негромко переговаривались матросы.
Остин прошелся по палубе. На носу сейчас никого не оказалось, чему он был очень рад; он мог без помех наблюдать, как корабль разрезает волны, оставляя по бокам белую пену. В иллюминаторы своей каюты он мог видеть, где они находятся, но здесь все выглядело по-другому.
Остин прекрасно знал, что судно идет к Бостонскому заливу, но все-таки что-то терзало его при взгляде на темный горизонт, где звезды, яркие и крупные, как будто опускались в воду. В этом было сладостное ощущение счастья, а также сознание того, что корабли, как жизни, приходят и уходят, а звезды и море существуют вечно.
Постояв еще немного, Остин вернулся на корму.
Когда он проходил мимо грот-мачты, Сьюард зачем-то остановился и отдал ему честь.
Капитан в ответ тоже отдал честь. В свете фонаря он внимательно посмотрел на обветренное лицо молодого человека. Сьюард очень изменился, если вспомнить совсем молодого, робкого парня, которого Остин взял на борт в начале рейса. За время плавания плечи у Сьюарда стали шире, а голосок превратился в настоящий голос командира. Парень встретился лицом к лицу с опасностью и многому научился в море.
— Отлично справились, мистер Сьюард. Ваши действия спасли жизнь мне и Олбрайту. Я буду рекомендовать вас к повышению, когда будем на берегу.
Похвалы все еще смущали Сьюарда. Казалось, он сейчас зашаркает ногами и опустит голову. Но вместо этого он снова отдал честь:
— Благодарю, сэр.
