Наверное, мне стоило отыграть пугливого юнца, спросить какую-нибудь глупость, вроде: «Дяденьки, а куда мы едем?», но я лишь сжал губы. И без того тошно.
Тяжелое чувство одолевало меня. Вернее, предчувствие невзгод. Еще и мысли всякие, нехорошие, зудели в голове, лишая покоя, роняя настроение до нуля и ниже.
Отвезли меня на брежневскую дачу. За высоким глухим забором прятался добротный дом, рубленый из дерева. Без излишеств, зато лепота — сосны кругом, елки, березки…
Самих хозяев я не застал, но заботливая прислуга с недремлющей охраной тут как тут — накормили, напоили и спать уложили. Перенервничал я или переутомился, не знаю, а только выспался знатно. С утра мой юный организм готов был сдать нормы ГТО, не запыхавшись.
Бродить по госдаче я не стал — чужой дом вокруг, чужая жизнь.
Умяв полезную гречку с котлетой и чай с рогаликом, выбрался во двор.
Весеннее солнце терпеливо будило озябшую землю. Прошлогодняя листва и бурая прелая трава, сметенные в кучи, вяло тлели, изредка вспыхивая робкими огонечками. Клубы белого едкого дыму завивались округло и плотно, расплетаясь в корявых гребешках ветвей, нагоняя тревожный запах чадной горечи. Еще немного, еще чуть-чуть, и лопнут набухшие почки, поплывет терпкий дух клейкой, наивно-светлой зелени, будоража воображение и рождая нескромные желания. А пока что желанную негу солнцепека сдувал зябкий ветерок, пахнущий прелью. Классика!
Пустынные аллейки звали прогуляться, но я по-стариковски занял лавочку под раскидистой сосной — думать, прикидывать варианты и поджидать гостей.
«Хорошо сижу…»
Заслышав нестройный шум моторов, я вздрогнул, как от звонка будильника. Охрана шустро распахнула ворота, и целая автоколонна черных пластавшихся «ЗиЛов» заехала во двор. Сразу стало людно и тесно, а я сидел, будто в партере, и наблюдал, как на сцену выходят Брежнев, Суслов, Устинов, Косыгин, Громыко, Андропов, Пельше, Романов… Все пожаловали? Вроде, все.
Я упруго встал, оглядывая настороженный синклит, и поздоровался, как всякий воспитанный мальчик:
— Здравствуйте, я Миха. Миша Гарин.
* * *
Сумбур первого знакомства схлынул. Взвинченные и смятенные, члены Политбюро сошлись в дачной гостиной — и площадь позволяет, и приватно.
«Мизансцена…» — подумал я.
Андропов шушукался с вальяжным Громыко — «Мистер Нет» шевелил губами, словно леденец языком гонял. Сухонький Пельше нахохлился в углу, как загнанный, и печально моргал. Встрепанный, распустивший галстук Косыгин что-то с жаром доказывал Суслову — Михаил Андреевич удивленно вытягивал губы дудочкой, а Устинов с интересом внимал, поводя головою, словно в восхищении от услышанного.
Один Брежнев по-барски развалился в кресле, делясь мнениями с Романовым — «хозяин Ленинграда» гнулся в позе вопросительного знака. А я стоял у окна, цепенея как на экзамене, и водил глазами в такт блеску маятника напольных часов — тот отмахивал секунды, будто гипнотизируя.
«Третий звонок…»
Повар с охранником осторожно внесли жостовский поднос, дробно позвякивавший стаканами с компотом, и удалились на цыпочках, притворив за собою двери.
«Занавес!..»
— Вы уж извините, Михаил Петрович, — добродушно забурчал генсек, вздрагивая брыластыми щеками, — чуть было не упрятал вас, куда подальше! Сами понимаете, как опасна точная информация о будущем. Предсказания, предположения — это всё слова, акустика, так сказать. А тут… Если уж знание — сила, то послезнание… — он развел руками, пошевеливая головой.
«Малое Политбюро», торопливо рассевшееся по диванам и креслам, дружно закивало.
— Да ради бога, Леонид Ильич, — я изобразил любезную улыбку, заодно подпуская мимолетную лесть: — На вас лежит огромная, не снимаемая ответственность — за весь советский народ. Тут не до церемоний. Только давайте без отчества! Просто Миша, этого достаточно.
— Хорошо, Миша, — величественно кивнул генеральный. Хмыкнув, проворчал: — Да вы расслабьтесь, Миша, не обидим! Одно дело делаем, хоть и смотрим под разными углами… Хм… Я сейчас подумал… Знаете, какая озвучка подошла бы к нынешнему историческому моменту? Свиридовское «Время, вперед!» Правда же? Но давайте к тому самому делу… К-хм! Мы тут посовещались с товарищами и выработали… как Андрей Андреевич любит выражаться… консолидированную позицию, — он построжел: — Прежде всего, Миша, информация о будущем должна поступать к нам и только к нам. Конечно, мы допускаем возможность посвящения в тайну стороннего человека, но, строго-обязательно, с нашего ведома и разрешения. И второе. Совершенно необходимо обеспечить вашу безопасность, Миша. Мы должны быть уверены, что никакой противник СССР не получит доступа к послезнанию! — Брежнев всем корпусом повернулся к председателю КГБ. — Юра, тебе слово.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Андропов рывком поднял голову, и его очки сверкнули, будто отражая улыбку, скользнувшую по губам.
— План по обеспечению безопасности Миши Гарина мы разработали в плотном контакте с 9-м и 7-м управлениями, учитывая все так называемые мелочи жизни, — сухо заговорил он, как будто стесняясь «принятых мер». — Охрана у Миши будет круглосуточной, но незаметной — это мы гарантируем. И не только из-за удобства самого Гарина. Ходить строем за объектом — последнее дело, ибо всегда найдется способ нейтрализовать охранников. А вот когда прикрепленных не видать и не слыхать… Да, единственная просьба, Миша: заранее предупреждайте о дальней поездке — в другой город или к морю!
— Разумеется, — кивком согласился я, прикидывая, как же мне надурить парней из «девятки» и «семерки», если понадобится.
— В школе, а затем в университете, на работе, в доме, где вы прописаны, Миша, всегда найдутся люди, готовые прийти вам на помощь.
— Учту, — я растянул губы, хотя мне совсем не улыбалось. — В принципе, могу лишь согласиться с вашими условиями, Леонид Ильич. Они вполне разумны. Как математики выражаются — необходимы и достаточны. Жить, как все, я не смогу в любом случае, да и не хочу, если честно. У меня только одно условие… Мои родители и сестра не в курсе моей… хм… прогрессорской деятельности. Вот пусть и останутся в неведении!
— Принимается, — царственно согласился Брежнев и снял очки, сразу становясь чуть живее — стекла будто скрадывали взгляд.
— Годится, — бойко кивнул Андропов.
— Миша, — вступил Суслов, заметно окая. — Прошу извинить товарищей — они не за себя беспокоятся, поэтому и относятся к вам сугубо практически, утилитарно, что ли. Юра, у тебя все?
— Ну, если вкратце, то да, — смешался Андропов.
Михаил Андреевич, по-моему, и сам слегка конфузился, скрывая наше с ним знакомство.
— А как связываться с Мишей? — нарочито брюзгливо спросил он. — По телефону?
— Нет, нет! — замотал головой председатель КГБ. — Электронная почта — лучший вариант. В крайнем случае, для сообщений особой важности, можно использовать шифрование.
Присутствующие снова закивали вразнобой, как на собрании партхозактива. Одобрям-с.
«А не такие уж они и старцы, — подумал я, наблюдая за «дорогим Леонидом Ильичем» и его командой. — Нет впечатления немощи… А сам-то! Дедушка Миша…»
— Вопросы есть? — благодушно улыбнулся Брежнев. — Дмитрий Федорович?
Устинов повел плечами под кителем, будто ежась, и взгляд его стал испытующим.
— Я заметил, что вы изрядно благоволите Израилю, Миша, — железно рокотнул он. — Почему?
— Потому что израильтяне должны быть нашими союзниками на Ближнем Востоке, — жестко парировал я, строя ответ рублено, по-военному. — Зреет глобальная угроза исламизма, и тут у Москвы один выход — «крепить единство» с Тель-Авивом. Ставить на арабов? Они бездарны, продажны и стратегически ненадежны. Вспомните Насера и Садата! Мы три миллиарда вбухали в Асуанскую ГЭС, а толку? Египет повернулся к нам задом, кланяясь американцам! Но тут есть одна идея, — глумливая ухмылочка заплясала на моих губах. — В будущем эфиопы затеят строительство мощнейшей ГЭС на Голубом Ниле — и египтяне просто лопнут от злости! Ведь тогда они могут запросто лишиться притока воды, обрекая себя на голод и крестьянские бунты. А давайте поможем Эфиопии с нильской ГЭС в настоящем! Только… м-м… не «на халяву», а по уму — через израильтян. Тель-Авив охотно сотрудничает с Аддис-Абебой, поскольку эфиопы сами злы на арабов. Стоит только начать заполнять водохранилище, и Садат окажется бессильным. Разбомбить плотину? Пусть только попробует! Ну, а если ему это удастся, то Египет испытает страшнейшее наводнение в истории — водяной вал сметет целые города!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
