– А мать? – спросил незнакомец.
– Мать? – удивился Андрей. – Сначала мы перестали слышать друг друга, потом я умер. О чем жалеть?
– Она вас ждала.
– Получается, что не дождалась, – заключил Андрей.
* * *
Мама прошла в кухню, сняла запотевшие очки, водрузила на стол сумки и позвала Матвея. Мальчик не откликнулся. Она опустошила сумки, разместила в холодильник все, что принесла из магазина и вновь позвала. Матвей опять не отозвался. Мама пошла искать его и заглянула во все комнаты: Матвея нигде не было. Мама заволновалась: Матвея не было ни под столом, ни под кроватью. «Что такое, – подумала мама, – куда же он делся?» Она увидела, что дверь стенного шкафа чуть-чуть приоткрыта, и заглянула в стенной шкаф. Свернувшись калачиком, Матвей спал на полу стенного шкафа в тесном окружении чемоданов и сумок. Мама перенесла Матвея на кровать и накрыла одеялом. «Это что-то новенькое», – подумала мама и тихонечко села рядом. Матвей открыл глаза.
– Привет, дорогой, – сказала мама и поцеловала Матвея.
– Пгивет, – сказал Матвей и потянул к маме руки. – А тетя… Не вегнется?
– Какая тетя? – насторожилась мама.
– Котогая меня туда запегла…
– Не бойся, милый, нет здесь никакой тети. Тебе приснилось. – Мама обняла мальчика. – Я ведь только в аптеку и назад. И в магазин зашла. А ты заснул, не дождался? Покажи-ка горло…
Матвей раскрыл рот, и мама озабочено покачала головой. Матвею завтра должно было исполниться пять лет, и маме не нравилось, что у него – горло.
– А папа пгиедет? – спросил мальчик.
– И папа скоро приедет, – пообещала мама. – Смотри, какую елку мы с тобой нарядили. Ничего, что заранее? Папа был бы рад. Новогодняя елка. А вот игрушечный зайчик на ракете и белочка, смешные.
– А можно, я костюм медвежонка сегодня надену?
– Ты сегодня хочешь? Не будешь ждать Нового года?
– Не буду, – мотнул головой Матвей.
Мама разрешила надеть костюм, а сама ушла на кухню. В духовке на противне лежали пластилиновые пирожки. Мама улыбнулась и перенесла пирожки на подоконник. Из детской доносилось медвежье рычание – Матвей играл под елкой. Нужно было готовить обед, и мама углубилась в кулинарные дебри. Через минуту она отошла к окну и заплакала.
Это первый за несколько лет Новый год, который Катька будет встречать без Андрея. Хорошо, что с сыном. Когда ты знаешь, что кого-то нет, но он сейчас придет – это одно. А когда он сейчас не придет? Совсем другое. Маленькая разница – придет и не придет – а смысл огромный. Нужно было кормить сына, нужно было встречать детского врача. От того, что ты сегодня не дождешься Андрея, забот не убавляется.
Вчера Катька ходила к следователю. Долго сидела в коридоре, замерзла. Следователь был мрачен, много говорил о плохой статистике. Катька слушала вполуха, думала о сыне. Об Андрее думала. Следователь сказал, что машину ищут. Точнее, того, кто был за рулем. Много спрашивал одно и то же. Нет, она не успела разглядеть того человека. И номер не видела – было темно. И марку машины не знает – она в них не разбирается. Красная, большая. Ищите.
Ее они увидели издалека. Машину несло по встречной полосе. Катька предположила, что за рулем нетрезвый водитель. Андрей сказал, что вряд ли, что обычный человек, но которому на других плевать. Таких много, сказал следователь, но правила ведь соблюдают. Катьке было не легче. Из немногочисленных свидетелей никто толком ничего не видел.
От следователя Катька пошла в поликлинику, вызвала врача. Сказали, что уже поздно и вызов перенесут на завтра. Катька хотела поругаться, но ее не стали слушать и отвернулись. Она махнула рукой и пошла домой. Вечером температура у Матвея немного понизилась, и она решила, что если врач придет не сегодня, а завтра, то ничего страшного. Лишь бы он пришел и послушал ребенка. Она дала Матвею аспирину, разогрела на ночь молока с медом, и он хорошо уснул. Катька разложила для себя раскладушку и легла рядом, в детской…
А сегодня Матвей проснулся рано, сразу спросил об отце. Но что она могла ему сказать? Честно пообещала, что папа скоро приедет. Она в это и сама верила.
Перед уходом в аптеку, Катька решилась на сложный, но правильный шаг: приняла решение, наконец, позвонить свекрови и пригласить ее встречать Новый год. Нельзя так, должен ведь кто-то быть благоразумным. За хороший поступок всегда жди хорошего. Пусть корысть, но разве такая корысть неуместна. Нет? Если даже нет, она все равно свекровь пригласит. Решила уже. Когда каждый простит друг другу немного, а себе ни фига не простит, тогда и не будут носиться по встречной полосе люди, которым на других плевать.
Катька услышала шаги, смахнула слезы и обернулась. В кухню прокрадывался медвежонок.
– Тебе нгавится мой костюм, – спросил Матвей.
– Очень, – улыбнулась Катька. – Это ты сейчас так громко в лесу рычал?
– Я, – кивнул медвежонок. – Стгашно?
* * *
Андрей приоткрыл глаза и в смутном пятне угадал лампу, забранную клеткой.
– Нравится? – спросил незнакомец. – Ваш кабинет…
– Какой же это кабинет? – удивился Андрей. – Это палата.
– Ну, знаете, у вас семь пятниц на неделе: то кабинет, то палата. Определитесь, наконец.
– Уже определился, – махнул рукой Андрей, прошел к окну и присел на подоконник.
– Вы простили ее? – спросил незнакомец. – Пять лет прошло… Пять жертвоприношений.
– Простил. – Андрей посмотрел за окно. – Простил и готов забыть.
– А почему пять? – поинтересовался незнакомец. – Если не секрет, конечно.
– Не секрет. Все пять, какие в Москве были… Напрочь. Пять лет она преследовала меня повсюду. После пятой все прекратилось. Хотел, чтобы навсегда ушла от меня. Теперь ушла…
– Довольны?
– Удовлетворен, – кивнул Андрей. – Будто груз с плеч сбросил. Не видите?
– Вижу, – улыбнулся незнакомец. – У вас треть лица в череп вдавлена, позвоночник сломан в нескольких местах, о прочем я не говорю. Зачем вы это сделали? Решили себя – шестым? Боялись найдут? Трусили, как всегда? Вы ведь не самый смелый в этом городе человек? Чего молчите?
– Совсем не боялся, – отозвался Андрей. – Не хотел оставаться здесь. А по большому счету, вашу ошибку исправлял. Не нужно было у меня на поводу идти. Вы нарушили правила, я нарушил…
– Вот-вот, сваливайте на меня, валяйте. Сделаешь хорошее, а потом боком выходит.
– Да ничего хорошего вы не сделали. Так, имитация. Еще начните хвалить себя!
– Идите вы… – обиделся незнакомец и замолчал.
И Андрей замолчал, разглядывая снующих за окном воробьев. Завтра был бы день рождения сына. Пять лет, не шутка. Катька наготовила бы салатов, испекла «Шарлотку». Матвея бы дергали за уши. А потом – Новый год. Андрей вздохнул. Никакого Нового года теперь не будет. Вернее, год-то будет, Андрея не будет, вот какая штука. Он заварил эту кашу и ему расхлебывать…
В день, когда он принес пятую жертву, Андрей вернулся домой поздно: вошел в подъезд, вызвал лифт и нажал на кнопку. Выйдя на площадке последнего этажа, он прошел к окну, распахнул раму, посмотрел вниз. В сумраке едва угадывался занесенный снегом тротуар. Он подтянулся к подоконнику, сел на него и перекинул наружу ноги. Дождавшись, когда уйдет припозднившийся прохожий, Андрей бесшумно скользнул вниз…
Открыв глаза, Андрей увидел мост. Андрей вспомнил, что движение по мосту предусматривается лишь в одну сторону. Покойникам когда-то вкладывали в рот монетку. То были другие времена, теперь на лодке не переправляли – везли на машине, а монетку, в оплату за доставку, можно было держать в руке, и лодку заменил бесконечный бетонный мост, украшенный банальными солнышками-цветочками. А перевозчик не менялся, – не шибко разговорчивый худой человек.
Вопреки всему, это была не первая поездка Андрея. «Только теперь уже последняя», – окончательно определил он. Незнакомец помог Андрею усесться в кресло – не так легко со сломанными костями сохранять себя в нужном положении – закрепил на Андрее ремень, сложил на коленях искалеченные руки, тронул машину. Не сожаленье почувствовал Андрей, но облегченье. Жизнь не удалась, и не удалось все, что он задумал. Его не волновал дом, который нужно было построить, и который он не построил, а пользовал чужой, его не волновало дерево, которое он не посадил, а если и посадил, то не вырастил, – темой волнений был сын. Это все, что он задумал, не много. И это не удалось. Такая тема. Как навязчивая идея, как квинтэссенция несостоявшейся жизни, как цель, которую не поразил. И если расходы не оправдывают цель, зачем они? Зачем жизнь? Остается свесить ноги, дождаться, когда уйдет прохожий, шагнуть вниз. И все решится враз.
Они долго ехали по мосту, угрюмо уставившись перед собой, молчали, думая каждый о своем. Временами Андрей проваливался в прошлое. Ему казалось, что он возвращается домой, что садится за стол, что разговаривает с Катькой. Или казалось, что бежит к дереву, вместо того, чтобы бежать к дому, где ждет незнакомец и который одними лишь губами заклинает: «Сюда, сюда», и он, вопреки всему, бежит именно к дереву, туда, где его догоняет новенькая пуля. А потом он стоит на остановке, а рядом Катька, и кто-то из них предлагает идти домой…
