Задавать вопросы при встрече, не полобунившись? Это было весьма невежливо.
— По хвосту встречают, по уму провожают, крыс ушастый, — напружинился Бяка, услышав пренебрежение и надменность в голосе Привратника.
— Бродят тут… Весельчаки… — недовольно поморщился тот и начал таможенный допрос: — Есть опасные для жизни кышей предметы? Предъявить! Что надето на лапах? Снять, показать! Что под панамой? Предъявить!
— Мне-то есть что предъявить, у меня под панамой голова с мозгами, а у тебя — хвост один, — съехидничал Сяпа.
— Цыц! — топнул лапой Шурша. — Я при исполнении! Отвечать только «да» или «нет»! У нас тут строго!
Сяпа с Бякой вспомнили предостережение Шам-Шама насчет длиннохвостых и промолчали.
— Сушеные болиголов, наперстянка, вороний глаз, ландыш есть? Предъявить! — гундосил привратник.
— Раскомандовался! — осадил Шуршу Бяка. — Твое дело — открыть-закрыть калитку. Можно еще ее почистить и покрасить. Сам лапу о лапу не ударил, а к другим пристаешь. Гульсии ему сними и ходи потом с мокрыми лапами! Про болиголов наплел тут. Кому он, ядовитый, нужен-то?
Шурша скривился:
— А чего калитку красить, если она и не открывается вовсе? А болиголов у нас под контролем. Его все хотят.
— Почему? От него же голова болит?!
— Вот-вот, и живот пучит, и искры из глаз, и слезы рекой.
— Ну?
— Что «ну»? У нас слезы в почете. Каждый готов всплакнуть. Это облагораживает.
Сяпа с Бякой недоуменно переглянулись. А ретивый Привратник вернулся к своим обязанностям и хмуро ткнул пальчиком в мухобойку:
— Что это? Разъяснить!
Сяпа, опередив Бяку на полсекунды, выпалил:
— Это — ветрогон. Для личного обмахивания в жаркий день. Не у всех же такие развесистые уши и хвост, как у тебя.
— Соответственно! — кивнул Шурша и гордо повилял хвостом.
— Ты зачем соврал про мухобойку? — тихонько спросил Бяка Сяпу.
— Молчи! А то этот дуболом объявит мухобойку предметом, опасным для жизни кышей, и отберет. Тогда у нас не останется ничего, кроме барабана и свистка. Чем будем отбиваться от хищников, ворон и кусучих шершней?
Шурша, видя, что кыши шепчутся, попытался что-нибудь подслушать, а не сумев, разозлился и вцепился в Сяпин барабан обеими лапами.
— Что это? — сердито тряся барабан, гаркнул он.
— Ба-ра-бан, — ласково улыбнулся ему Сяпа. — Это такая коробка с крышкой для сбора ягод и орехов. Опасности для жизни кышей не представляет.
Шурша недовольно растопырил уши и поискал глазами, к чему бы еще придраться, но, ничего не найдя, пробурчал:
— А какова цель вашего посещения нашей Большой Тени?
Сяпа начал загибать пальчики:
— Изучение этнографии края, топографии местности и уточнение этимологии некоторых кышьих выражений. Например, откуда произошло выражение «шуршать ушами»?
Привратник замер. Чтобы лучше думалось, он засунул обе передние лапы себе в рот и минуты две смачно сосал их. Не помогло.
Сяпа пожалел вислоухого и пояснил:
— Пошутил я. Мы идем к Старейшинам за советом.
— А-а-а! — обрадовался тот. — Так бы сразу… Пошутил, значит. А я шутки в последнее время что-то перестал понимать. У меня от них голова пухнет и мушки перед глазами скачут.
— У каждого от чего-нибудь голова да пухнет, — посочувствовал ему Сяпа.
— Раз все выяснили… Таможня дает добро, проходите. Желаю вдоволь наплакаться, — странно напутствовал кышей Привратник, зевнул и вожделенно взглянул на куст барбариса.
Бяка и Сяпа подхватили барабан, торбу, мухобойку и поспешили вперед. На повороте Бяка оглянулся. У калитки маячила одинокая фигурка Шурши. У Бяки заныло внутри: ему всегда было жаль тех, кто живет, как спит, безмятежно и безрассудно. Их легко подтолкнуть к плохому, ими можно командовать. Именно за их спинами прячутся худшие представители кышьего рода. Лапами этих вечно дремлющих простаков совершаются самые гнусные дела, за которые приходится расплачиваться уже всем вместе, и хорошим кышам тоже.
И все же Бяка поднял лапу и легонько помахал ею Привратнику. Одинокая фигурка радостно ответила тем же.
«Не стану дежурить у калитки и проверять чужие кармашки, даже если за это мне дадут деревянные пуговицы», — твердо решил Бяка.
Тут в Сяпином барабане что-то заскреблось. Малыш отодвинул крышку, и оттуда показалась хитрая мордочка синей мухи. «Контрабанда», — констатировал Сяпа и ничуть не расстроился. Появление мухи в барабане пока что Сяпе несчастий не прибавило. Так что мухой меньше, мухой больше…
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ
Странный философ Дать
Грязь на лапах — история.
Что чему «соответствует»?
Преимущество длинного хвоста.
Тропинка вывела Бяку и Сяпу к молодому лиственному лесу.
То и дело путешественникам встречались по одному и целыми семьями нежные, скользкие маслята. Кыши их с осторожностью обходили, ведь у них гриб всегда считался живым существом и обижать его было нельзя.
Миновав орешник, Сяпа и Бяка заметили маленькую хижинку, приткнувшуюся в корнях кривоствольной развесистой рябины. Дело было к вечеру, и приятели решили попроситься сюда на ночлег. Они вытерли гульсии о кусок еловой коры, небрежно брошенный у порога, и постучались в кривую дверку, которая тут же распахнулась.
Перед путниками предстал встрепанный и чумазый кышок-годовалок. Ни то ни се. Серединка на половинку. Юная безусая мордочка кышка выражала задумчивую рассеянность творца. В его облике имел место некоторый беспорядок: короткий хвост свалялся в серый колтун, брови слиплись, из пыльной шерстки торчали сухие травинки и соломинки. Но собственная внешность, как видно, мало волновала хозяина домика. Похоже, его волновало что-то совсем другое.
Взгляд кышка скользнул по лицам гостей, он равнодушно спросил:
— Кто и зачем?
— Путники, — дружелюбно ответил Сяпа. — Нельзя ли нам у тебя переночевать?
— Путаники? — не расслышал хозяин, наверное, оттого, что давно не мыл уши. — Странное имя… Возможно, псевдоним. А псевдонимы кто себе придумывает? Поэты и философы. На поэтов вы не похожи: поэты, они все такие… лохматые. Стало быть, вы из наших, из философов. Угадал?
Чумазый кышок почесал спину о косяк двери и, не выслушав ответа, ушел в дом. Кыши расценили его действия как приглашение войти. Еще раз тщательно вытерев лапы, они заспешили следом.
В кухоньке было темно — грязные окна почти не пропускали света. Привыкнув к темноте, Сяпа и Бяка огляделись вокруг и обомлели: такого беспорядка они даже у Слюни с Хлюпой не видели. Это был не просто кавардак, это был хаос! Под криво стоящую ломаную мебель были засунуты грязные, поеденные молью жилетки вперемешку с другими полуистлевшими предметами одежды. Посредине комнаты громоздились горы грязной посуды, облюбованной муравьями и мухами, снующими вокруг. На грязном обеденном столе просматривался насмерть вросший в толстый пушистый слой пыли щербатый чайник, из которого торчали линялые носки. От увиденного Бяку просто скрючило. Наверное, в каждом обществе есть свои грязнули, но терпеть их грязь общество не должно.
— Где можно вымыть лапы? — сухо поинтересовался Большой Кыш у хозяина.
— Нигде, — последовал равнодушный ответ. — Я — философ Дать, а значит, никогда не мою лап. С философской точки зрения грязь на моих лапах уже не грязь.
Путники недоуменно переглянулись.
— Да-да. Грязь на моих лапах — след времени. Она уже мне не принадлежит, она принадлежит истории. Она неприкосновенна.
— Вряд ли, — холодно отозвался Большой Кыш. — В истории и без тебя грязи хватает. — И, подцепив пальчиком носок, торчащий из чайника, отшвырнул его прочь.
Потом он молча подал Сяпе ведро для воды и кивнул на дверь.
Вода согрелась быстро. Вопли Датя никого не разжалобили. Бяка взял-таки на себя ответственность за уничтожение «исторической» грязи. Разыскав банную лохань, он наполнил ее горячим отваром чистотела, а потом погрузил туда заросшего грязью кышка. Сяпа не стал смотреть, как Бяка моет Датя. За окном стемнело, а малыш устал от новых впечатлений. Пристроившись у очага на кособокой лавочке, он незаметно для себя уснул.
Когда Сяпа проснулся, все вокруг изменилось. В свете ярко пылающего очага кыш смог увидеть, что мебель на кухне стоит вдоль стен ровно, дверцы шкафчиков закрыты, подогнутые ножки выпрямились. С пола исчезла грязная посуда. Вымытая и аккуратно сложенная на полках, она благоухала мятой, листиками которой были проложены плошки. Выскобленный деревянный пол сиял чистотой, и к нему больше не липли лапы. У порога появился золотистый соломенный половичок.
«Перенимая чужие традиции, мы приобретаем новый жизненный опыт, — подумал Сяпа, вспоминая наставления Оп- па. — Жизнь показала, что многие кышьи недостатки не выдерживают обыкновенной гигиенической обработки. Как просто! Вот Бяка… Он нарушил основные правила хорошего тона, узаконенные нашим племенем, повел себя, можно сказать, неподобающим образом — насильно вымыл хозяина дома! И каков результат? На первый взгляд превосходный!»