— Впусти наконец в дом!
Павел улыбнулся, отошел от двери пропуская меня внутрь. За спиной я чувствовала его взгляд.
Ох… я вошла в тигровую клетку.
Едва я вошла в квартиру, ахнула. Слухи о богатстве Павла Одинцова распространялись с небывалой скоростью. О нем говорили как о человеке с непревзойденным складом ума. Он мог решить сложнейшую задачу за несколько секунд. Для него были открыты множество дверей в будущее и блестящей карьеры, но неизвестно почему, выбрал экономику. Срубив достаточное состояние, он мог жить без хлопот сорок лет, и никакой экономический кризис не сломил бы его.
Имея небывалое количество денег, он мог позволить все. Это не просто какой-то контекст, а действительно все. Услышав, как дверь за спиной закрылась, я скинула портфель, не убирая глаз от восхитительного дизайна комнаты. Такая роскошь и рядом не стояла с роскошью особняка Минаева. Андрей бывший музыкант, неизвестно чем сейчас зарабатывает на жизнь. Но Павел…
— Раздевайся и садись за стол. Я приготовил завтрак. — Услышала я его голос.
Он прошел в столовую едва коснувшись меня плечом.
— Слушай, а кто это? — спросил в свою очередь Эфраим. Павел, услышав вопрос парня, странно улыбнулся, показывая белоснежные зубы.
— И ты садись мальчик, поешь.
Эфраим покраснел от злости.
— Ты кого это мальчиком назвал? Эй ты куда идешь! — закричал Эфраим, когда тяжелая рука опустилась на плечо, слегка сжав пальцами. — И чего стоишь так близко?
— А ты неплох. В моем вкусе.
— Вкусе? Тамара, о чем он?
Павел провел длинным пальцем по щеке парня, доводя того до обморочного состояния.
— Хватит. Не пугай его.
Он пожал плечами, отпустив руки.
— Я и не пугал. Он мне действительно понравился, — и отвесил воздушный поцелуй. — Лапочка.
Пожав плечами, нисколько не смущенная поведением Паши, я скинув с себя пальто, вошла в столовую. Обилие приготовленной еды поражала. Павел издавна умел готовить, пытаясь научить меня своим изыскам. Но поняв, что я и кухня не совместимы, отбросил попытки.
Вымыв руки, я уселась за стол. Предложив снять куртку Эфраима, Павел сконфуженно помассировал плечи, пробубнил что-то под нос и уселся за стол, напротив меня.
Я уставилась на приготовленные креветки с грушами. Порция выглядела маленькой, столбик из различных ингредиентов вот-вот свалится на стол. Креветки… любовь к ним открылась совсем недавно. Интересно, что еще знает обо мне Павел?
— Ты любишь креветки и я решил приготовить их в честь приезда.
Это навело меня на мысль.
— Ты знал, что я приеду.
Он усмехнулся.
— Я подозревал это рано или поздно, но уверенности не было. Ты ничего не ела по дороге сюда. Угощайся. Еда не отравлена.
Я нерешительно покопалась вилкой в тарелке.
— Я не хотела приезжать, — наконец произнесла я. — Не хотела.
— Знаю.
— Ты, — с трудом произнесла я, слушая в соседней комнате шум воды. Эфраим еще не вернулся из ванной, — ты не разочарован во мне? Ведь я избегаю тебя.
Павел недолго размышлял над ответом:
— Разочарован. Но вовсе не из-за тебя. Ты не виновата, что боишься меня.
— Но…
— Перестань думать об этом и ешь.
Я улыбнулась.
— Что смешного?
— Ничего. Вспомнила кое-кого.
Отхлебнув вина, Павел потянулся за куском хлеба.
— Об этом Минаеве? Стоит ли тебе напоминать, что я откопал кое-что про него и думаю, тебе стоит узнать…
Неожиданно на Павла обрушился поток воды. Я завопила, выскакивая из-за стола и ища виновника глазами. Эфраим стоял напротив Паши, его грудь тяжело вздымалась. Вперив в него бешеный взгляд, Павел цветасто выругался.
— Что за черт?!
Ведро выпало из рук Эфраима. Стоит отдать ему должное, он не испугался Паши, так как я пугалась. Он схватил столовый нож и взмахнул перед лицом Паши. Тот, подняв руки, спокойной приказал:
— Отпусти нож.
— Убери от нее свои лапы.
— Где ты его откапала? — забавлялся Павел, игнорируя протянутый к нему нож, потянулся к ремню брюк. — Я завелся с пол-оборота.
Я выпучила глаза.
— Ты не станешь делать этого с моим другом!
И у меня на глазах.
— Другом?! — хором воскликнули они оба, с недоверием уставившись на меня.
— Да другом!
Паша фыркнул.
— Шутишь? — его пальцы потянулись к рубашке, — Тамарочка, будь добра, запрись вон в той комнате, — указал он на дверь слева. — Тебе еще рано слышать, что здесь произойдет.
— Невероятно, — только и смогла сказать, тяжело опустившись на диван, приложив ладонь ко лбу.
— Не раздевайся, ты придурок. Кто он, Тамара!
— Зачем спрашивать ее, если отвечу я?
Потерла лоб.
— Лучше скажу, иначе ты его напугаешь. Он мой дядя.
Эфраим расхохотался.
— Кто?!
— Да малыш, я ее дядя. У тебя с этим проблемы?
Тот понял, что над ним не подшучивают, уставился на меня.
— Пожалуйста, скажи, что это неправда.
— Правда. Павел Савельевич Одинцов — мой родной дядя.
Эфраим закашлял:
— Но тебе… — он осмотрел его с ног до головы, с головы до ног и увиденное ему не понравилось.
— Ты чертов педик!
— Каюсь, — ничуть не смутившись, подтвердил он, застегивая ширинку. Рубашку он не надел, оставшись в одних брюках. Шрамы на его теле всегда пугали, и сейчас я не могла не смотреть на них, не испытывая отвращение.
Павел посмотрел мне в глаза, словно только сейчас вспомнил о моем страхе, накинул рубашку, не застегивая пуговиц.
— Я приготовил для вас кровати. В разных комнатах, — подчеркнул он, не поднимая глаз. — Поспите, когда вы проснетесь, поговорим. И выпроводим некоторых личностей.
— Я останусь с ней! — не уверенно, но твердо сказал Эфраим.
— Идите спать.
Повторять дважды не было необходимости. Скрывшись в соседней комнате, оставив Эфраима с Павлом, я не раздеваясь, опустилась на кровать, вдыхая запах свежих простыней. Спустя несколько минут усталость дала о себе знать и уже через десять минут я спала крепким сном.
В мире грез передо мной предстал Минаев. Восседавший на троне, держа трость в пальцах, черной рубашке и бархатном плаще, с усыпанными по плечам спутанными волосами он походил на демона мщения. Его лицо не выражало абсолютно ничего, словно ему на все наплевать, даже если мир падет прахом. На том месте, где я оцарапала его в момент истерики, вытатуирован символ.
И тут он поднимает глаза: зеленые и беспощадные.
Я завопила.
16
Пробираясь сквозь тяжелые шторы лучи солнца пытались разбудить спящий дом. Сон так и нее пришел ко мне. Наоборот: едва я закрою веки перед собой вижу его лицо. Глаза, наполненные такой ненавистью, которой не видела никогда. Казалось, все пространство вокруг него вибрировало от сдерживаемой ярости.
