Илья Ильич почти не выходил из кабинета, а если выходил — нарывался на строгую женщину, призванную следить за порядком. Вскоре на подоконнике появился снег, но быстро растаял. В состоянии беспросветной тоски Мира еще раз набрала Анечкин телефон, но никто не ответил. В тот день она первый раз постучала в дверь кабинета, и запуганный Илья Ильич впустил к себе молодую особу. Впустил, подозрительно заглянув в коридор.
— Одолжите мне ваш тайный мобильник, — попросила Мира. — Не бойтесь, не заложу.
Илья Ильич достал из валенка телефон и запер кабинет на ключ, стараясь проворачивать его как можно тише. Мира набрала по памяти номер Натана — телефон, который когда-то помнила наизусть, но вероятно забыла.
— Илья Ильич, — обратилась она к академику, — только не говорите, что не знакомы с профессором Боровским и не имеете его визитки. Я все равно не поверю.
— Знаком, — признался Ильич. — Но визитки, Мирочка, не храню.
— Хорош дурить!!!
— Честное благородное слово. Я, как богобоязненный человек и послушный сын своих родителей, взял себе за правило не держать у себя информации о людях, подобных Боровским. Это проклятый род. Записывать их телефоны — все равно, что ставить на себе черную метку.
— Дайте мне телефон университета. Приемной ректората или отдела кадров…
— Я бы с радостью, Мирочка, — развел руками Ильич, — да только те телефоны давно поменялись. Сколько лет уж я на пенсии…
— Ладно, — ответила Мира, возвращая хозяину трубку, — обойдусь и без вас.
Она с хрустом провернула ключ, выходя из кабинета Ильи Ильича, нарочито громко хлопнула дверью и скоро пожалела об этом, потому что Клавдия Константиновна явилась на дачу, не дожидаясь выходных, и устроила дочери допрос:
— Зачем вы запирались с Ильей Ильичем? — спросила она. — Мира, о чем мы с тобой договаривались? Ты хочешь, чтобы я заперла тебя на замок? — злилась мать. — Хочешь, чтобы я устроила тебя в лечебное учреждение? Чего ты добиваешься? Нового кризиса? И что будет дальше? Я тебе скажу, что будет: ты опять убежишь из дома, и в следующий раз я найду тебя пьяной в каком-нибудь дорогом кабаке! Ты думаешь, бабушкино наследство никогда не закончится? Закончится очень скоро! Я надеялась, что оно перейдет моим внукам, а ты!.. До чего же ты докатилась, если ко мне является человек из посольства и говорит, что твои документы нашли у алкоголички, которая буянит пьяная в элитном отеле. Чему ты посвятила свою жизнь, Мирослава? Я тебе скажу: шатанию по кабакам ты ее посвятила! Ты посвятила жизнь обществу таких же алкоголиков, как сама. О чем мы с тобой говорили? О том, что я сделаю все для того, чтобы ты поправилась, а ты не будешь мешать. Помнишь или уже забыла… в каком состоянии мы с Ильей Ильичем привезли тебя в Москву? Твой внутренний мир, полный пьяных фантазий, давно зашел за рамки нормального человеческого рассудка. Ты слышала, что сказал врач?.. Зачем ты ходила к Илье Ильичу? Илья Ильич здесь человек посторонний. Он не должен решать наши проблемы. Ты поняла меня или нет?
— Поняла, — ответила Мира и удалилась в свою комнату.
На следующий день она попросила Илью Ильича пустить ее за компьютер, но встретила испуганный взгляд почтенного старца.
— Я чиркну пару строк одному товарищу в Монте-Карло. Вдруг он еще помнит меня? Вдруг захочет… со мной переписываться?
— Мирочка, — проблеял Ильич, — Мне очень жаль, но мама отключила нам доступ в сеть. Да, все это она сделала для твоего здоровья, и мы должны согласиться…
— Вы живодер, Илья Ильич! — ответила Мира и хлопнула дверью.
В тот же день Клавдия Константиновна явилась на дачу посреди рабочего дня. В тот день Мирославе припомнилось все. Грубость, непослушание, распущенность, непочтительное обращение к старшим, провокационное поведение, даже прогул уроков перед выпускными экзаменами, которые добавили матушке лишнюю седую прядь. В тот день Мирослава сдерживала себя из последних усилий, а вечером решила, что с нее хватит. Мира закрылась в комнате и притворилась спящей, но не сомкнула глаз, а ночью, когда дом утих, собрала свои вещи и открыла окно, но в кухне горел свет. Клавдия Константиновна пила валерьянку и беседовала с прислугой. Графиня закрыла окно, на цыпочках проникла в коридор, спустилась к кухне и прислушалась к разговору.
— …Два с половиной месяца курс лечения… — сообщала женщина заплаканной Клавдии и совала на подпись какие-то бланки. Клавдия неразборчиво причитала в ответ. — …Что вы! Как же она убежит? Там в коридорах охрана, — матушка подписывала бумаги и прикрывала красный нос батистовым платочком. — Не беспокойтесь. Если улучшения не наступит, курс можно повторить. Это вам обойдется на двадцать процентов дешевле…
Мира вернулась в комнату и снова прикинулась спящей.
Мать с прислугой покинули дом ранним утром, не предупредив никого. Мира больше не приставала с просьбами к пожилому человеку. Она достала ствол и стала вскрывать все запертые ящики в доме. Илья Ильич проснулся от грохота и сам спустился посмотреть, что творится.
— Мирочка… — обратился он к хозяйской дочери, — что ты ищешь?
— Не ваше дело! Вернитесь к себе и заткните уши.
— Мирочка, ты ищешь Натана…
— Я ищу Эккура, Илья Ильич! Я ищу Ангела, который любил людей и хотел им помочь, оттого и был проклят собственным родом. Люди, которые не любят людей и всяко стремятся им навредить, меня не интересуют. Кроме Эккура, я ищу свои документы, потому что знаю, что они где-то здесь, и немножечко денег… потому что хочу убраться отсюда. И не советую мне мешать!
— Бог меня упаси, девочка, тебе мешать. Присядь-ка на минуту рядом со мной. Я хочу тебе сказать что-то важное.
— Скажите это вашей юной сиделке во время эротического массажа, — огрызнулась графиня, — для нее это будет важно. Для меня уже нет.
— Сядь, Мирочка, не упрямься. Я действительно хочу объясниться…
— Как сожгли рукописи отца, чтобы не отдавать их мне? Спасибо, обойдусь без объяснений.
— Я хочу сказать тебе что-то важное.
— Не хотите для начала сказать, где они прячут мой паспорт?
— На шкафу, — сказал Ильич. — В коробке с гречкой. — Мира придвинула стул к кухонному шкафу. — Вот там, — уточнил Ильич. — Красную жестяную банку открой… — графиня сунула руку в крупу и нащупала пакет с документом и справкой о своей недееспособности. — Присядь, — настаивал Ильи, — послушай меня, дай мне снять грех с души. Одну глупость я уже сделал, когда сжег бумаги. Ты не знаешь, какую еще я сделал глупость, а ведь это может касаться тебя и твоей будущей жизни.
— Какой еще жизни? В психушке или в нарколечебнице?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
