«Ты права, мама… Сны обманчивы… Мой сон – всего лишь сон… Воланд не имеет к нему никакого отношения… Как, впрочем, и я…» – размышляя, отпускаю своё прошлое, одновременно разглядывая противоположный остров, на котором ни разу так и не побывала.
Жаль только, не подарила Воланду икону Святого Георгия Победоносца… Но зачем она ЕМУ?
Экскурсовод зовёт нас зонтиком – пора возвращаться.
Я подхожу к ней и, внезапно для себя самой, спрашиваю:
– А что это за остров, там? Как он называется?
Экскурсовод поворачивается сначала к острову, потом ко мне и произносит:
– Это остров Святого Георгия… Там находится Собор Святого Георгия… А почему вы спрашиваете?
* * *
«Будешь здесь проездом – позвони… На скамейке той, у Патриарших, обмани их, Воланд, обмани! Пусть считают без вести пропавшей… И в раю теперь уже не ждут, и земля пока не принимает… Кто ещё посмеет дать приют девочке, что под Луной летает? Всё сгорело, только едок дым, – позабыть бы всех любимых лица! Чёрной кошкой – вдаль по мостовым, прочь из трижды проклятой столицы! Стоит ли напрасно горевать да со дна вытаскивать на сушу? Я давно хочу тебе продать никому не нужную здесь душу…»
Глава 9
Январь 1989. Москва
За окном – волшебная рождественская сказка.
Во мне – бездонная чёрная пустота.
Мы приезжаем с бабушкой на дачу и от нечего делать идём к её родственникам, которые живут здесь круглый год в небольшом стареньком деревянном домике за железнодорожным переездом.
Мы сидим за столом, моя бабушка рассказывает про похороны мамы, а бабушка Шура разливает чай из самовара, потом достаёт пряники и, после многочисленных вздохов, начинает делиться последними новостями. Я думаю о маме и почти ничего не слышу.
– Вчера вот отмечали девять дней соседу, – баба Шура показывает рукой в окно на дом слева. – Внезапно умер. Сердце… А так всё по-старому…
Я не знаю её соседей. Ни слева. Ни справа… Но мне жаль. Не соседа жаль. Его родных. Он теперь проснулся во сне. А они этого не знают, переживают, плачут, считают, что он действительно умер.
Я думаю о маме: как она там? Как теперь мне жить без неё? Вообще, зачем люди здесь живут? Чтобы уйти туда? В сон? Они же из него и приходят. Из сна. Зачем они сюда являются? Во сне нет такой боли, как здесь. Можно мгновенно делать и получать всё что угодно. А здесь – нельзя. Даже чтобы добраться до дачи, сначала нужно дойти до метро, потом доехать до вокзала, купить билет на электричку и снова ехать, ехать, ехать… Здесь всё сделано кем-то слишком сложным, запутанным. Мир – огромный загадочный лабиринт. Человека забрасывают в него из сна, как слепого котёнка. Он рождается, и ему нужно учиться жить по земным правилам – ходить, говорить на каком-то языке, заканчивать школу, институт, работать, чтобы зарабатывать деньги для подкормки тела, и так далее… Зачем это всё, если рано или поздно, но итог – одинаков для всех – возвращение в сон?
Внезапно на кухне, где мы сидим, появляется Туман. Он молча проникает сюда извне, с улицы, беспрепятственно проходя сквозь стены, оконные стёкла. Он стелется по столу, обнимая самовар, подползает ко мне всё ближе и ближе. Он поглощает в себя всех, кто здесь присутствует, и я уже не вижу их лиц. И вот он добирается до меня…
Я просыпаюсь. Раннее утро. Январские каникулы. За окном – волшебная рождественская сказка. Во мне – бездонная чёрная пустота.
Я встаю, иду в ванную, потом молча прихожу на кухню. Бабушка наливает мне чай и спрашивает:
– Что тебе сегодня снилось, Алиса?
– Вчера на даче отмечали девять дней. Соседу бабушки Шуры. Тому, который слева. У него внезапно остановилось сердце… – тихим отрешённым голосом отвечаю я.
Бабушка размышляет о чём-то, а потом безапелляционно произносит:
– Сейчас ты позавтракаешь, и мы поедем на дачу… в гости… к Шуре…
Мы сидим за столом, бабушка Шура разливает чай из самовара, потом достаёт пряники и, после многочисленных вздохов, начинает делиться с нами последними новостями. Я думаю о маме и почти ничего не слышу.
– Вчера вот отмечали девять дней соседу, – баба Шура показывает рукой в окно на дом слева. – Внезапно умер. Сердце… А так всё по-старому…
* * *
Апрель – май 2012. Москва
Он больше не звонил.
Я выхожу на работу в СП со второго апреля, потому что первое – воскресенье. Буквально сразу же после возвращения из Милана мне звонят из Союза литераторов:
– Прыгай, Алиса! Указ президентом подписан! Выдающаяся ты наша!
Они подавали мои документы на госстипендию. Как мне объясняли, для того чтобы её получить, нужно, чтобы президент подписал какую-то бумагу о том, что «литератор» относится к одной из двух категорий – «молодые и талантливые» или «выдающиеся деятели искусства и культуры РФ». По возрасту я уже явно старше «молодых и талантливых», но гораздо моложе «выдающихся», поэтому вероятность подписания указа лично по мне в любой категории, казалось, равна практически нулю.
Я попала в некий магический Поток. Он несёт меня куда-то вдаль, стремительно, с бешеной скоростью, закручивая в воронку. И мне почему-то становится страшно.
* * *
Я сижу за ноутбуком и занимаюсь просмотром совершенно устаревшей базы СП. Коллеги бурно обсуждают проект для бизнесменов – написание книги под заказ.
– Алиса, – внезапно обращается ко мне Ольга. – А ни у кого из ваших прежних знакомых нет желания написать о себе книгу?
Я машинально отвечаю «нет», как вдруг вспоминаю про Воланда. Он же говорил тогда…
– Хотя, был один… человек… – зачем-то произношу я.
– Так позвоните ему! – радостно восклицает Ольга.
– Не могу, – тяжело вздыхаю я.
– Вы поссорились?
– Я… его боюсь…
– Почему? – удивляется Ольга.
– Он когда-нибудь меня убьёт… – вырывается непроизвольно.
Ольга бросает странный взгляд.
– Я могу продиктовать вам его телефон. Позвоните сами, хорошо? – предлагаю я, облегчённо вздыхая от найденного компромисса.
Ольга записывает телефон. Я говорю, как его зовут, и предупреждаю:
– Этот человек может вас послать. Он вообще очень грубый. И голос у него с-ног-сшибательный…
Ольга усмехается:
– Пусть попробует послать. Я ещё и не таких посылала…
Она набирает его номер.
Я мгновенно встаю из-за стола и ухожу из комнаты. Всего лишь мысль о том, что сейчас этот мужчина так или иначе проявится где-то рядом, вызывает во мне панический ужас. Будто он сможет убить меня даже на расстоянии.
Ольга выходит следом за мной.
– Алиса… Там автоответчик говорит, что он сменил номер телефона. Я записала новый. Он по нему не отвечает. Продиктовать вам?
Я зачем-то записываю и сохраняю его новый номер в памяти своего телефона. Зачем? Остановись, Алиса, сотри его к чёртовой бабушке и перекрестись! Твоё Подсознание старательно отводит тебя от чего-то катастрофически плохого, зачем ты упрямо стоишь на своём?
Нет, это – мой страх… Который я должна победить… Иначе…
Через некоторое время за соседним столом раздаётся телефонный звонок. Ольга, которой звонят постоянно (впрочем, как и мне) множество писателей и тех, кто ими себя считает, привычно отвечает: «Алло!».
Я вздрагиваю. Это – Он. Он перезванивает ей. Я чувствую его. И она уже произносит его имя-отчество…
Я вылетаю из комнаты и быстрым шагом иду куда-то вдаль. Я не могу победить свой страх. Когда-нибудь позже. Не сейчас. Не сегодня.
Ольга разыскивает меня в столовке в подвале Центрального Дома Литераторов и, присоединяясь к трапезе, с улыбкой произносит:
– Алиса, зачем вы на человека наговариваете? Он был очень любезен. И никуда меня не послал. Сказал, что записал мой телефон, и если что – позвонит, и мы встретимся… Он просто милашка! Кстати, а КТО ОН?
Я смотрю на неё с нескрываемым ужасом.
– Каждый раз, когда я задаю этот вопрос Таро, я вытаскиваю одну и ту же карту Дьявола…
– Хорошенький у вас, Алиса, Дьявол! – с улыбкой произносит Ольга и переводит разговор в другую плоскость.
«У каждого из нас – свой Дьявол – наш собственный страх…» – проносится у меня в голове.
«Здесь тонут корабли всё чаще, а как алели паруса… Нет, не оставят след манящий их капитанов голоса… А Тот Корабль – в далёком море, его я вижу лишь во сне… Когда ты встретишься с ним вскоре, ему напомни обо мне… Ассоль срывает маргаритку, бросает в сердце Кораблю… Отдай ему мою визитку, скажи, что я его люблю…»
Весь апрель я пытаюсь заставить себя наступить страху на горло – так не может продолжаться до бесконечности. Страх чего-то неизбежного, что обязательно рано или поздно произойдёт, незримой нитью связанное в моей жизни именно с этим человеком, о котором я не знаю ровным счётом ничего, постепенно пожирает меня изнутри.
