— Кетлинский докладывал, что из Керчи прибыли шесть одиннадцатидюймовых гаубиц. Думаю, что установка их на наши старые утюги займёт около двух недель.
— Добро.
— Четыре шестидюймовых уже на «Донце» и «Кубанце». Дней десять — и можно будет провести пробные стрельбы с канонерок.
— Ладно, об этом после… Валерий Иванович! — окликнул Андрей командира броненосца.
— Слушаю, ваше высокопревосходительство! — немедленно подлетел каперанг.
— Передайте своему штурману, чтобы он вывел эскадру к рассвету миль на двадцать к весту от Килии. И прикажите просигналить общее направление на остальные корабли.
— Есть! — Галанин козырнул и немедленно начал выполнять указания адмирала.
Ну, то есть, не бросился, конечно, самолично скакать по трапам, отыскивая штурманского офицера — просто отдал приказ передать оному,
явиться на мостик.
Флагманский штурман, старший лейтенант Свирский, перед самым походом слёг с какой-то 'инфлюэнцией'. Каковая была совсем не редким явлением и в начале века двадцатого — грипп не дожидался, пока его соответственно назовут. Но Чёрное море отнюдь не какой-нибудь экзотический архипелаг, и, даже не балтийские шхеры — береговая линия и глубины давно известны, лоции составлены, так что даже юный мичманец способен вычислить курс 'из пункта А в пункт Б'. А уж на старшего штурмана 'Евстафия' можно было положиться почти как на самого Господа Бога.
Да и все штурманы, и командиры кораблей эскадры, получив соответствующие указания, нисколько не смутились, и спокойно проложили курс. Оставалось лишь уберечься в тёмное время от столкновений.
А вот с этим вышло не очень гладко: 'Свирепый' не то чтобы протаранил, но весьма чувствительно боднул носом борт 'Императора Александра Первого'. Вскользь 'боднул'. Но, если здоровенному пароходу это стоило совершенно незначительных повреждений обшивки, то небольшой миноносец свернул себе форштевень набок весьма серьёзно.
Казалось бы: с чего это маленький и низкий миноносец не разглядел, пусть даже в ночи, достаточно солидный пароход? Да ещё и влетел в него носом…
Чёрное море и летом иногда капризничает, а уж ранней весной — только успевай удивляться его сюрпризам…
Перед закатом солнца имелась нормальная высокая облачность, а вот через пару часов после 'падения темноты', эскадра вошла в пелену сплошного и весьма сильного дождя. Завеса из мириадов водяных капель, сделала видимость совершенно околонулевой. Вот и вписался эсминец вместо морских просторов в борт гидрокрейсера…
Когда Эбергарда разбудили и сообщили о происшествии, адмирал смог подобрать то минимальное количество нематерных выражений, чтобы выразить свою мысль о том, что 'Свирепого' должно буксировать в Севастополь, и займётся этим, например, 'Завидный'.
Почему 'Завидный'? Да не почему. Просто сонный адмирал, которому сообщили, что его эскадра несёт потери ещё до вступления в боевое соприкосновение с противником, распсиховался. Не то чтобы впал в истерику, а просто решил, что раз данная боевая единица больше не способна выполнять свои функции, то соединение должно от неё избавиться. Но сам 'Свирепый' мог и не догрести до главной базы флота (а ближе никаких других и не имелось).
Хотя, конечно, «неизбежные на море случайности» многократно встречались на любом флоте мира, но старшему лейтенанту Дорожинскому (командиру «Свирепого»), а так же вахтенному офицеру и рулевому пострадавшего миноносца в Севастополе грозил суд…
Первые лучи солнца, пробившее слегка подтаявшие облака увидели приблизительно там, где и планировалось — до укреплений Кили было около двадцати пяти миль.
Сведения об этой батарее имелись весьма приблизительные: ну наблюдали с моря уже давно, что здесь имеется форт, но аэропланы на разведку не летали, агентурные данные имелись весьма скудные, так что какие орудия установлены за валами, каково их количество, можно было только догадываться. Поэтому первый ход в сегодняшней партии делала авиация. С «Императора Николая» спустили на воду пару гидросамолётов, и те, застрекотав моторами, стали разгоняться по волнам. Оторвались от поверхности оба, и оба стали набирать высоту. На этот раз на каждом из них уже имелась хоть и дохленькая, но радиостанция, так что воздушная разведка теперь могла оказывать реальную и быструю помощь флоту.
— О любой информации с воздуха докладывать немедленно, — непонятно зачем напомнил Галанину Эбергард.
— Не извольте беспокоиться, Андрей Августович, — удивлённо глянул на адмирала командир «Евстафия», — как только примем первое сообщение, вы тут же его прочитаете. Надеюсь, хоть какую-то пользу эти тарахтелки всё-таки принесут.
— А почему так пренебрежительно? Авиация ведь ещё только вырвалась из колыбели. И уже немало для войны делает. А будущее, несомненно, именно за ними.
— Никогда не поверю! Нет, понимаю, что с аэропланов можно сбрасывать и бомбы, и, если пофантазировать, даже торпеды, но ведь как средство доставки снаряда к борту вражеского корабля, они уступают пушке по всем показателям кроме одного — дальнобойности.
— Не скажите, Валерий Иванович, подводные лодки два десятка лет назад тоже почти никто всерьёз не воспринимал — а вот поди ж ты — топят многотысячетонные боевые корабли один за другим. А эти, — адмирал показал на уменьшившихся до размеров мух гидропланы, — встанут на крыло в гораздо меньшие сроки. И будут потомки наших «Александра» и «Николая» самыми грозными кораблями во всех морях и океанах…
— Радио от поручика Таубе! — взлетел на мостик минный офицер флагманского броненосца.
— Читайте.
— Шесть орудий среднего калибра.
— Всё?
— Всё.
А чего ты, собственно ожидал? — спросил сам себя Андрей. — Что пилоты в жерла пушек заглядывать будут, и их калибр на лету измерить успеют?
— Возвращаются, ваше высокопревосходительство! — вытянул вперёд руку вахтенный офицер. — Обратно идут.
— Вижу, лейтенант, — буркнул в ответ командующий, и стал наблюдать, как кружившие вдали «комары» стали потихоньку превращаться в «мух», потом в «чаек», ну а ещё через некоторое время, в них уже можно стало опознать аэропланы.
За это время Андрей уже успел мысленно обматерить косноязычного лейтенанта: Ну, вот если ты уже вякнул: «Возвращаются!», то, какого чёрта уточнять: «Обратно идут!»? А куда ещё??
А ведь как часто говорят и пишут: «Поднял наверх…», «Опустил вниз…»…
А куда ещё можно «поднять»? Вниз? Влево? Вправо?..
— Один летун, явно идёт к нам, ваше высокопревосходительство, — в голосе Галанина явно проскальзывало некое беспокойство.
— Да, кажется к нам… Валерий Иванович, прикажите приготовить катер к спуску.
Один из гидросамолётов действительно взял курс не к родной авиаматке, а к флагманскому броненосцу. Приводнился он на довольно приличном удалении, но, после этого, стрекоча винтами, развернулся и пошёл прямо на «Евстафий».
Катер с флагмана уже спешил ему навстречу. Бинокли всех офицеров на мостике были нацелены в сторону сближавшихся летающей лодки и просто лодки с мотором…
— Ого! Отчаянный парень!! — Кетлинский оторвал оптику от лица и повернулся к командующему.
Но Эбергард продолжал наблюдать, как с аэроплана плюхнулся в достаточно холодную воду весеннего Чёрного моря один из авиаторов, и поплыл к борту катера. Благо, что расстояние измерялось несколькими метрами.
Пловца — экстремала немедленно приняли на борт, и паровой катер устремился к борту броненосца…
— Разрешите доложить, ваше высокопревосходительство! — на мостик поднялся совсем молодой пацан. — Прапорщик Пономарёв!
— Сведения срочные? — Андрей попытался изобразить на своём лице максимальную благожелательность.
— Я не знаю, ваше высокопревосходительство… — растерялся юноша.
— Тогда не разрешаю. Немедленно в каюту, переодеться в сухое, выпить водки, и только после этого ко мне. Выполнять!
«Мокрого прапора» категорически забраковали. Переделал:
— Один летун, явно идёт к нам, ваше высокопревосходительство, — в голосе Галанина явно проскальзывало некое беспокойство.
— Да, кажется к нам… Валерий Иванович, прикажите приготовить катер к спуску.
Один из гидросамолётов действительно взял курс не к родной авиаматке, а к флагманскому броненосцу. Приводнился он на довольно приличном удалении, но, после этого, стрекоча винтами, развернулся и пошёл прямо на 'Евстафий'.
Катер с флагмана уже спешил ему навстречу. Бинокли всех офицеров на мостике были нацелены в сторону сближавшихся летающей лодки и просто лодки с мотором…
Катер аккуратно подошёл сзади, пристроился к крылу, и лётчик — наблюдатель через минуту сноровисто подцепил на протянутый багор свою планшетку.
— Рисковые ребята! — Кетлинский оторвал оптику от лица и повернулся к командующему. — Могли ведь и борт аэроплана проломить.
