— Пока не представлял, но это сейчас не важно. Ты вот скажи, у тебя есть их контакты?
Контакты есть, и я их записываю.
— А зачем они вам, Лиза? — продолжает удивляться Эцаган.
— Попозже узнаешь. Ты сегодня свободен? Да? Тогда будь морально готов в районе обеда подойти к Старейшине Унгуцу. Я ещё позвоню, пока.
Дальше я сажусь за бук, перекидываю на него запись с мобильника (который, к счастью, в целости приехал с Орла) и аккуратно вырезаю все имена. Потом звоню Унгуцу и договариваюсь зайти.
Унгуц встречает меня на пороге. Он всё ещё с палочкой, но уже очень бодро бегает.
— О, Лиза-хян! Давненько-давненько… Я уж слышал о твоих похождениях. Ты представляешь, Алтонгирел никому не позвонил и не сказал, что ты пропала. Мы тут и не знали… Он, видите ли, думал, что сам справится. А в итоге справилась ты, хе-хе.
В доме у него светло и чисто и пахнет свежим деревом. Над дверями висят венки из полевых цветов, которые тут не отличаются от садовых.
— Старейшина, — начинаю я, когда мы усаживаемся пить чай с мёдом. — У меня к вам небольшое дело.
Он заинтересованно склоняет голову набок.
— Вот вы и Алтонгирел, и Арон, и многие другие люди очень хорошо относитесь к Азамату, так ведь?
— Конечно, — кивает он, дескать, само собой.
— Так вот. После возвращения на Муданг ему очень тяжело тут опять освоиться. Мне кажется, он не в своей тарелке. Тут ведь к нему совсем не так относятся, как среди наёмников. Да и я сильно выделяюсь. Понимаете, я подумала, может быть, мы все вместе можем как-то облегчить ему… ну, адаптацию, что ли…
— Хммм… — протягивает Старейшина. — Не очень понимаю, как, но… У тебя есть какие-то идеи?
— Есть. Но мне бы хотелось рассказать их сразу всем, кого можно к этому подключить. Я бы не стала вас беспокоить, но понимаете, я не всех их хорошо знаю, и мне будет трудно их собрать вместе. Поэтому я хотела вас попросить, может быть, вы им позвоните и попросите зайти к вам после обеда сегодня? Вам-то не откажут. Вот список людей с телефонами…
— Конечно, Лиза, для тебя — всё, что угодно! — улыбается он. — Старый Унгуц умеет быть благодарным!
Он тут же при мне всех и обзванивает, и все они, озадаченные, обещают зайти сразу после обеда…
Оставшееся до собрания время я провожу в «Щедром хозяине», обучая Ориву. Историю с Орла мы уже обсосали со всех сторон и теперь выясняем в подробностях, в каких тварях какие глисты живут, и что надо делать, чтобы их не подцепить. А ещё она вдруг осознала великий смысл диагностики. До сих пор ей казалось, что самое главное — знать, как лечатся все болезни. А тут вот поняла, что надо ещё понять, что перед тобой. В общем, личностный рост во всей красе.
Её я на своё мероприятие не зову. Не думаю, что от неё будет толк. Орива — хороший человек, но она из тех, кто старается не вмешиваться в чужие житейские неприятности. Она может помочь конкретно и материально, если попросят. Но мне нужно нечто иное.
Я заканчиваю обедать пораньше и быстренько добегаю до Унгуца, чтобы занять выгодное положение перед прибытием «фокус-группы». Старейшина прячет меня на кухне, а гостей аккумулирует в гостиной, как положено. Все они, ну или почти все, здесь уже были, потому что принимали участие в постройке дома.
Первым приходит Эцаган, который ещё утром от меня получил приглашение. Затем Алтонгирел. Мне кажется, он старается всегда угождать Старейшинам и не всегда бескорыстно, они и правда все его очень ценят. Затем являются Ирнчин и Ахамба, озадаченно перешёптываясь. Унгуц со всеми весело здоровается и тут же увлекает их непринуждённой беседой. У него это очень классно получается.
— Что тут происходит? — шёпотом спрашивает Ирнчин у Эцагана, они сидят у самой двери кухни, и мне всё слышно.
— Без понятия, но в это как-то замешана Лиза. Она мне утром звонила, спрашивала телефоны ребят с тренировки и предупредила, что Старейшина меня пригласит.
— Охх, — качает головой Ирнчин. — Надеюсь, она ничего не учудит. Она чудесная женщина, конечно, но с чувством уместности у неё не всегда…
Чуткий Эцаган нервно оглядывается.
— Не думаю, что стоит её здесь обсуждать.
Приходит Арон, стоит в дверях, мнётся, застенчиво оглядывает полузнакомых людей. Унгуц тут же его представляет как брата Азамата и усаживает рядом с собой, чтобы меньше нервничал. Приходят двое мужиков с тренировок. Им около тридцати, у одного длинные волосы и борода, у другого всё наоборот. И наконец последним является Эндан (теперь я точно знаю, которого из братьев как зовут. Азамат-таки проговорился!)
Теперь все в сборе. Они, конечно, не знают, кого Унгуц приглашал, но ощущение завершённости компании повисает в воздухе. Тем более, что оглядев набор гостей, многие догадываются, что тут дело в Азамате. Пора мне выходить.
У самой двери кухни стоит сто, а по бокам от него два больших кресла. Унгуц проследил, чтобы одно из них осталось свободным, вот в него-то я и приземляюсь. Мой бук всю дорогу стоял на столе, дожидаясь своего выхода.
— Ну вот, ребятки, — говорит Унгуц при моём появлении. — Я думаю, все знают эту даму хотя бы понаслышке. На всякий случай, поскольку мы все тут друзья, скажу, что она жена Азамата Байч-Хараха и называет себя Лиза, хотя на самом деле у неё гласное имя. Сегодня я собрал вас здесь по её просьбе, так что давайте послушаем, что она хочет нам сказать. Мне, например, ужасно любопытно.
При этих словах Убуржгун и Онхновч переглядываются, хмурятся и косятся на дверь. С ними могут возникнуть проблемы. Ну да ладно. Я лучезарно улыбаюсь и звонко здороваюсь с аудиторией.
— Будьте здоровы дюжину дюжин зим, дорогие господа. Я позволила себе потратить ваше время по причине, которая, я надеюсь, покажется вам уважительной. У меня есть к вам одно очень важное дело. И когда я говорю «к вам», я имею в виду не только приглашённых, но и нашего достопочтенного хозяина, — я киваю на Унгуца. Он поднимает брови. Точно, он думал, что он мне только в качестве зазывалы нужен. Ну уж нет.
— Осмелюсь надеяться, — продолжаю я, — что все мы здесь считаем себя друзьями моего мужа, — я обвожу их взглядом, дожидаясь, чтобы все кивнули. — Меня несказанно радует, что у него так много таких замечательных друзей, — красивые обороты для речи я почерпнула у целителя. Он любит мудрёно выразиться.
— Итак, — я кладу ногу на ногу, чтобы разнообразить видеоряд, — все мы здесь любим Азамата, — это не такое громкое заявление по-муданжски. Это примерно значит «хорошо к нему относимся». Все снова кивают. — И никто из нас не хочет ему зла, — все мотают головами. — И никто из нас не хотел бы видеть его печальным. И не потерпел бы от других людей оскорблений в его адрес. Не так ли?
— Так, так, — встревает бородатый с тренировок. Я думаю, это Онхновч, потому что у второго Унгуц спрашивал о здоровье его отца. — Давай ближе к делу, женщина.
Эцаган и Ирнчин немедленно демонстрируют ему какие-то конструкции из пальцев, а Унгуц сощуривается. Это действует, Онхновч затыкается. Я слегка откашливаюсь.
— Что ж, давайте к делу. Видите ли, Азамата постоянно оскорбляют из-за его внешности. Я понимаю, что в этом нет ничего необычного, здесь так принято. И он, конечно, никогда бы не стал на это жаловаться. Но я, чисто из любопытства, расспросила его, что он чувствует, когда его называют уродом.
Я позволяю словам немножко повисеть в воздухе. Алтонгирел прикусывает губу, остальные только недоуменно хмурятся. Унгуц смотрит на меня со всё возрастающим любопытством.
— И что он ответил?
— А вот это я вам сейчас дам послушать, — я демонстративно поворачиваюсь к буку. — Я решила воспользоваться техникой, чтобы никто не усомнился в верности моего понимания. В конце концов, я не в совершенстве владею языком… Вот, послушайте.
Я запускаю дорожку. Сейчас, в комнате, полной людей, обиженный и сердитый голос Азамата звучит ещё проникновеннее, чем тогда в номере. Я стараюсь не смотреть ни на кого прицельно, а только уголком глаза ловить выражения их лиц. Лица вытягиваются. Некоторые сдвигают брови в недоверии. Алтонгирел поджимает губы — явно принял на свой счёт. Арон пару раз ахает. Эцаган невероятно заинтересовался узорами на ковре. Ирнчин прикрыл рот рукой. Ахамба и Унгуц изображают на лицах вселенскую скорбь. Онхновч скрестил руки на груди и явно готовится отпираться. Убуржгун удивлённо чешет в затылке. Запись кончается.
Секунд десять висит тяжёлое молчание. Потом разражается бубнёж.
— Да откуда ж было знать…
— Он такой не один, а другим каково…
— Да я только раз и оговорился!
— Я даже не думал, что это так…
— Надо извиниться…
— Да все так говорят!
Я откашливаюсь и прошу тишины.
— Итак, ребят, я думаю, все поняли, что это проблема.
