– Может ли госпожа Коэн сказать, где Белла? – Филипп забыл все правила уважительного поведения, пытаясь прервать поток речи этой женщины.
Госпожа Коэн не знала, где Белла. Она ведь никогда ничего им не говорит.
– Может, госпожа Коэн любезно согласится передать Белле, чтобы она завтра пришла в мой офис. У меня к ней срочное дело. Пусть хотя бы позвонит. Дело действительно срочное.
Филипп спустился по ступенькам на улицу, голова у него кружилась. Долго крутился у входа в дом, в надежде, что Белла вот-вот вернется. «Именно такой я люблю Беллу, какой ее изобразила госпожа Коэн: упряма, преданна идее всей душой. Сегодня придет в офис. Может, уже ждет меня там». Филипп начинает торопиться, но останавливается. «Я должен принести Белле подарок. Что бы она пожелала сейчас? » Он входит в цветочный магазин. В магазине много хризантем, больших, цельных, зрелых, как роскошные, довольные собой женщины.
– Госпожа, – обращается Филипп к продавщице, – эти хризантемы мне не подходят, понимаете ли… я…Прошу цветы для молодой невесты… Нечто мягкое, нежное…
– Вот, господин, прямо из оранжереи, – продавщица с гордостью указывает на узкую высокую вазу: белые в своей чистоте розы стыдливо выглядывают из только раскрывшихся почек.
Филипп тотчас покупает эти розы, возвращается на улицу, прислоняется к стене дома, смотрит на розы. «Что мне с ними делать – думает он с каким-то отчаянием. – Я ведь не могу с ними появиться в общине. И кто знает, придет ли Белла сегодня?» Филипп вздыхает, открывает портфель, и прячет в него цветы.
* * *
В это же время Белла стоит перед огромным зданием с роскошным фасадом, на Липовой аллее – Унтер Ден Линден – главной улице мегаполиса, и смотрит на вывеску у входа: Доктор Блум, глазной врач. Часы приема… Белла читает и возвращается, и вновь читает, не в силах вникнуть в их смысл. Доктор Блум… Наберется ли она смелости войти к нему. Время раннее. Доктор, верно, сейчас завтракает, и неприлично ему мешать… Откуда эти колебания? Надо подняться к нему, и не медля. Нет у меня выбора. С чего начну. Что скажу ему…
– Вы что-то потеряли? – открывает окошко женщина-консьержка, вперив в Беллу по-жабьи выпяченные глаза. – Чего тебе здесь стоять? Если ждешь своего любимого, найди себе более подходящее место.
– Какое вам дело, где я с ним назначила встречу. Ты тротуар не охраняешь!
«Эта ведьма забрала у меня остаток смелости». Белла оставляет место наблюдения и начинает прогуливаться по аллее. «Еще рано. Через час поднимусь к доктору Блуму, и будь что будет! Такой прекрасный сегодня день, словно создан специально для радости».
Белла останавливается. Аллея дышит радостью. Стекла домов сверкают, дети идут в школу в сопровождении воспитательниц. Шоссе лихорадит от потока движущихся автомобилей, люди идут, улыбающиеся и довольные. Дует легкий ветерок. Белла ощущает тепло солнечных лучей.
«День создан для радости! Если бы я могла сейчас поехать к Филиппу, уехать с ним в долгое путешествие. Куда? Подальше отсюда. На то озеро… Нет, нет. Только не на то озеро!»
– Госпожа, какие у вас планы в такой прекрасный день? Быть может, вы свободны?
Молодой мужчина с тонкими усиками снимает перед нею шляпу. Она поворачивается к нему спиной, ускоряет шаги, и вот уже снова у здания и вывески.
Высокая светловолосая женщина выходит из дома, держа за руку мальчика лет десяти. «Быть может, это жена доктора Блума? Что-то я сегодня совсем сошла с рельс. Филипп же мне сказал, что доктор развелся с женой десять лет назад. Сейчас же поднимусь».
Вчера Белла решила обратиться к доктору Блуму. Вчера она оставила дом сионистского Движения и вернулась в родительский дом. Просьба ее об отпуске вызвала недовольство, подозрение, разочарование в среде товарищей. Беседа была трудной.
– Отпуск? В эти дни, когда Движение в таком напряжении. Все в тревоге – от молодых до старых. Отпуск? Почему? Объясни хотя бы, почему?
– Поверьте, – почти взмолилась она, – дело сложное. Я должна что-то выяснить для себя.
– Чувствую, что ты нас покидаешь.
– Нет! – восстала против этих слов. – Я клянусь вам. Нет и нет! Движение я не оставлю.
– Чепуха! – сказал Джульетта. – Кто может подумать, что она нас оставит? Просит, чтобы мы ей поверили, и мы поверим.
– Не дай черной меланхолии овладеть тобой, – сказал он ей назавтра, провожая к родительскому дому, – вчерашнюю беседу выбрось из головы. Разреши нести твой чемодан.
– Сама понесу. Не нуждаюсь в излишней вежливости.
– Не хочешь – не надо, – идя рядом, Джульетта начал долгий рассказ о том, что приключилось с ним в одной из городских школ. Белла слушала его рассеянно, слова доходили до нее издалека. Джульетта чувствовал, что она его не слушает.
– Идешь рядом со мной, как будто наступил твой последний час. Это очень сердит меня.
Тем временем пришли к дому родителей Беллы. Стояли у входа, и Джульетта сказал:
– Белла, через две недели. Дата записана на доске. Будь точной, Белла. Я могу забыть, потому что занят и весь на нервах. Как явствует из моего рассказа, не так-то просто организовать детский батальон.
– Знаю, – прервала она свое молчание, – это не так просто.
И нельзя было понять, что она имела в виду. Глаза ее смотрели вдаль.
– Крепись и будь мужественным, Джульетта, привет.
– Крепись и будь мужественной, Белла. Ровно через две недели.
В тот же день, в послеобеденные часы, Белла шаталась по улицам. В конце концов, оказалась в приемной врача-гинеколога в одном из рабочих кварталов. Женщина-врач в рабочем квартале, надеялась Белла, поймет мое смятение. Врачиха была решительной женщиной. Поверх холодных очков хмурым взглядом окинула Беллу. Входя в белую комнату с множеством сверкающих металлических инструментов, чувствовала себя Белла, как солдат, действующий по приказу командира.
– Что у вас?
Белла начала что-то мямлить, но не успела высказать свою просьбу, как услышала:
– Ложитесь там, на кресло. Для проверки.
Кресло было покрыто холодной клеенкой. Дрожь прошла по телу.
– Все в порядке. Конец второго месяца. Одевайтесь, – приказала врачиха.
Белла приготовилась говорить, но врачиха повернулась к ней спиной, погрузилась в свои записи. Белла открыла рот, но не вымолвила ни слова. Врачиха повернулась к ней, встала со своего места, решительно взяла за руку и открыла перед нею дверь.
Попытаться пойти к другому врачу Белла не решилась, и продолжала шататься по улицам в отчаянном состоянии. Поняла, что без чьей-то помощи она не сможет сделать задуманное. Рылась в воспоминаниях и не могла отыскать человека, к которому можно обратиться в тяжелую минуту. Филипп! – Он обязан мне помочь. Нет, нет! Только не Филипп!
В конце концов, вернулась домой. Мать оглушила ее потоком слов, но она лишь обратила внимание на то, что был здесь Филипп. Он вернулся в Берлин. Он искал ее. Филипп сам решил, надо кончать.
«Что мне делать? К кому обратиться?» Белла ворочалась в постели с боку на бок, не в силах уснуть. Что я буду делать? Чувствовала телом холод клеенки, видела холодную руку в резиновой перчатке, равнодушно сверкающие очки, решительный жест врачихи. И вдруг во внезапном озарении встал перед нею облик доктора Блума. Как это она его сразу не вспомнила? Как это обошла его вниманием? Не могла больше лежать в постели, подбежала к окну. В небо взошла огромная луна.
* * *
Белла медленно поднимается по ступенькам.
Доктора Блума она увидела на собрании сионистского Движения. Как один из его активистов, он постоянно сидел в президиуме. Ничто в докторе не привлекало ее внимания. Выглядел он скромно, даже застенчиво, среднего роста, лет пятидесяти, абсолютно седой, до самых густых бровей, нависающих тенью над темными тяжелыми глазами. Глубокие морщины разрезали щеки от носа до уголков рта. И только слабая ироническая улыбка не сходила с его губ, что, казалось, говоря, доктор посмеивается даже над собственными словами. Филипп был связан с доктором глубокой дружбой. Однажды он рассказал о его жизни Белле. С того дня Белла прониклась к нему большим уважением.
– Ты пойми, – сказал ей Филипп, – мой друг доктор Блум – человек богатый, известнейший специалист в своей области, из семьи ассимилированных уважаемых банкиров. И, несмотря на это, пришел в сионистское движение, пройдя долгий жизненный путь, полный трудностей и страданий, но во всех катастрофах всегда сохранял благородство души и чистоту рук.
Белла перепрыгивает через две ступеньки, торопясь нажать на кнопку звонка, прежде чем одумается. Громкий звук звонка пугает Беллу. «Сейчас откроется дверь и уже не будет хода назад. А человек чужд мне, чужд…» Сестра милосердия открывает дверь.
– Госпожа, прием еще не начался. Хотите подождать, пожалуйста.
– Нет, у меня личное дело к доктору Блуму. Спросите, будьте любезны, сможет ли он принять меня. Доктор Блум со мной незнаком.
